В новой философии вопрос о свободе воли получает особое значение в системах Спинозы, Лейбница и Канта, к которому в этом отношении примыкают Шеллинг и Шопенгауэр, с одной стороны, Фихте и Мэн де Биран - с другой. Мировоззрение Спинозы есть тип чистейшего «геометрического» детерминизма. Явления физического и психического порядка с обусловленной необходимостью определяются природой протяженного и мыслящего существа; а так как это существо поистине одно, то все в мире существует и происходит в силу одной общей необходимости, всякое изъятие из которой было бы логическим противоречием. Все хотения (Обсуждение:инстинкт)и действия человека необходимо вытекают из его природы, которая сама есть лишь определённое и необходимое видоизменение (modus) единой абсолютной субстанции. Представление о свободе воли есть лишь обман воображения при недостатке истинного познания: если мы чувствуем себя свободно хотящими и произвольно действующими, то ведь и камень, с механической необходимостью падающий на землю, мог бы считать себя свободным, если бы имел способность самочувствия. Строгий детерминизм, исключающий всякую случайность в мире и всякий произвол в человеке, естественно требовал от Спинозы отрицательной оценки этических аффектов, связанных с мыслью о том, что нечто происходящее могло бы не происходить (сожаление, раскаяние, чувство греховности). - Лейбниц, не менее Спинозы отвергающий свободу воли в собственном смысле, или так наз. liberum arbitrium indifferentiae, утверждает, что все окончательно определяется волей Божей в силу нравственной необходимости, то есть добровольного избрания наилучшего. Изо всех возможных миров, заключённых в уме всеведущем, воля, руководимая идеей добра, избирает наилучший. Этого рода внутренняя необходимость, отличная от геометрической или вообще интеллектуальной необходимости спинозизма, неизбежно требуется высшим совершенством божествннного действия: Necessitas quae ex electione optimi fluit, quam moralem appello, non est fugienda, nec sine abnegatione summae in agendo perfectionis divinae evitari potest. При этом Лейбниц настаивает на той, не имеющей существенного значения мысли, что несмотря на нравственную необходимость данного выбора, как наилучшего, остается отвлечённая возможность другого, как не заключающая в себе никакого логического противоречия, и что, следовательно, наш мир, абсолютно говоря, должен быть признан случайным (contingens). Помимо этой схоластической дистинкции, детерминизм Лейбница существенно отличается от спинозизма тем, что мировое единство, по воззрению автора монадологии реализуется в совокупной множественности единичных существ, имеющих собственную действительность и постольку самостоятельно участвующих в жизни целого, а не подчиненных только этому целому, как внешней необходимости. Притом в самом понятии единичного существа, или монады, Лейбниц выдвинул признак деятельного стремления (appetitio), вследствие чего каждое существо перестает быть страдательным орудием, или проводником общего мирового строя. Допускаемая этим воззрением свобода сводится к собственной природе каждого существа как жизнедеятельного, из самого себя органически развивающего своё содержание, то есть все прирождённые ему физические и психические потенции.
Таким образом, здесь дело идёт только о воле существа как производящей причине (causa efficiens) его действий, а никак не о его свободе по отношению к формальным и конечным причинам (causae formales et c. finales) его деятельности, которые и по Лейбницу с безусловной необходимостью определены идеей наибольшего блага в представлении самой монады, а в уме абсолютном - идеей наилучшего согласования всех прошедших, настоящих и будущих деятельностей (предустановленная гармония).
Свобода воли у Канта
Совершенно новую постановку получает вопрос о свободе воли у Канта. По его воззрению, причинность есть одна из тех необходимых и всеобщих форм представления, по которым наш ум строит мир явлений.
По закону причинности, всякое явление может возникнуть только в виде следствия другого явления, как его причины, и весь мир явлений представляется совокупностью рядов причин и следствий. Ясно, что форма причинности, как и все прочие, может иметь силу лишь в области законного её применения, то есть в обусловленном мире явлений, за пределами которого, в сфере бытия умопостигаемого (ноумены), остается возможность свободы. Об этом запредельном мире нам ничего теоретически не известно, но практически разум открывает нам его требования (постулаты), одно из коих есть свобода. Как существа, а не явления только, мы можем из себя начинать ряд действий не по необходимости эмпирически перевешивающего побуждения, а в силу чисто нравственного императива, или из уважения к безусловному долженствованию. Теоретические рассуждения Канта о свободе и необходимости отличаются такой же неясностью, как и его взгляд на трансцендентального субъекта и на связь последнего с субъектом эмпирическим. Поставить учение Канта о свободе воли на определённую метафизическую почву и довести его здесь до ясности пытались У. Шеллинг и Шопенгауэр, которых мысли по этому предмету могут быть поняты и оценены лишь в связи с их собственной метафизикой (см. Шеллинг, Шопенгауэр). Фихте, признавая верховным принципом самодействующее, или самополагающееся, я, утверждал метафизическую свободу, причём он, в отличие от Канта, настаивал на этой свободе более как на творческой силе, нежели как на безусловной нравственной норме. Французский Фихте - Мэн де Биран, внимательно рассмотрев активную и волевую сторону душевной жизни, возделал психологическую почву для понятия свободы воли как производящей причины (causa efficiens) человеческих поступков. - Из новейших философов лозаннский проф. Шарль Секретан утверждает в своей «Philosophie de la liberté» примат волевого начала над умственным и в человеке, и в Боге, в ущерб Божественному всеведению, из которого Секретан исключает знание свободных человеческих поступков до их совершения. Заключительную постановку и решение вопроса о свободе воли - см. Философы; там же литература.
СВОБОДА ВОЛИ - способность человека к самоопределению в своих действиях. В контексте раннегреческой культуры в понятии С.В. акцентируется не столько философско-категориальное, сколько юридическое значение. Свободный человек - это гражданин полиса, тот, кто живет на земле своих предков. Противоположность ему - военнопленный, увезенный на чужбину и превращенный в раба. Исток свободы личности - полис, его земля (Солон); свободен от рождения живущий на земле полиса, где установлен разумный закон. Поэтому антоним термина "свободный" - не столько "раб", сколько "негрек", "варвар". В гомеровском эпосе понятие свободы обнаруживает еще один смысл. Свободный человек тот, кто действует без принуждения, в силу собственной натуры. Предельно возможное выражение свободы - в действиях героя, преодолевающего судьбу и тем сравнивающегося с богами.
Теоретическая предпосылка научно-философской постановки вопроса о С.В. складывается в мышлении софистов, противопоставлявших "фюсис" (единственно возможный, порожденный самой природой порядок) и "номос" (порядок жизни, самостоятельно устанавливаемый каждым народом). Сократ подчеркивает решающую роль знания в осуществлении свободы. Подлинно свободный, нравственный поступок возможен лишь на основе ясных понятий блага и доблести. Никто не может поступать дурно по доброй воле, человек стремится к лучшему в своих поступках, и лишь незнание, невежество толкает его на неверный путь. Платон связывает понятие С.В. с бытием блага как высшей "идеи". Благо освящает порядок, действующий в мире как порядок целесообразный. Поступать свободно - значит действовать, ориентируясь на идеал блага, согласуя личные устремления с общественной справедливостью.
Аристотель рассматривает проблему С.В. в контексте нравственного выбора. Свобода связана со знанием особого рода - знанием-умением ("фронесис"). Оно отлично от знания-"технэ", обеспечивающего решение задач по известному образцу. Нравственное знание-умение, прокладывающее путь свободе, ориентирует на выбор лучшего поступка в контексте этического выбора. Источник такого знания - специфическая нравственная интуиция, которая воспитывается у человека жизненными испытаниями. Стоицизм развивает свое видение свободы, признавая приоритет провидения в жизни человека. Самостоятельное значение личности стоики усматривают в соблюдении обязанностей и долга (Панэций). При этом провидение может рассматриваться и как закон природы, и как воля в человеке (Посидоний). Воля в последнем случае выступает как орудие борьбы против судьбы, и как таковая требует особого воспитания. Эпикур рассматривает вопрос о С.В. в своей атомистической физике. Последняя противостоит детерминистской атомистике Демокрита. Физика Эпикура обосновывает возможность С.В.: в качестве ее физической модели Эпикур указывает на возможность свободного отклонения атома от прямолинейной траектории. Причины такого отклонения не внешние, оно происходит совершенно спонтанно. Особый этап в постановке вопроса о С.В. составила христианская идеология. Человек призван осуществить свою сущность в единстве с Божеством, учит Библия. Проблема, однако, состоит в том, чтобы соединить универсализм Божией воли, с одной стороны, и нравственное усилие человека, еще не достигшего (а по сути никогда и не достигающего) соединения с Божеством, - с другой.
Христианская литература, касающаяся данной проблемы, может быть классифицирована по признаку акцентирования той или другой стороны этого взаимодействия. Так, Пелагий (5 в.) обосновывает достаточно широкое толкование христианской идеи об участии воли человека в оформлении его судьбы, невольно принижая значение искупительной жертвы Христа. Идею универсальности Провидения в полемике с этой точкой зрения защищает Августин. Осуществление добра в деятельности человека возможно только с помощью благодати Божией. Причем ее действие Августин не связывает с сознательным обращением к ней со стороны человека. Она проявляется независимо от него. Фома Аквинский усматривает сферу С.В. в выборе целей и средств достижения блага. По его утверждению, к цели ведет лишь один верный путь. Разумное существо необходимо стремится к добру, зло же, как результат рационального выбора невозможно. Разнообразие позиций проявляется и в эпоху Реформации, Эразм Роттердамский защищает идею С.В. Против нее выступает Лютер, настаивая на буквальном прочтении догмата о Божественном предопределении. Бог изначально призвал одних людей к спасению, других приговорил к вечным мукам. Будущая судьба человека остается, однако, неизвестной ему самому. Лютер при этом указывал на особую сферу бытия, "испытывая" которую личность в состоянии рассмотреть проступающие в ней знаки избранности. Речь идет о сфере человеческой повседневности и прежде всего о профессиональной деятельности, успешное осуществление которой есть признак состоятельности (избранности) личности перед лицом мира и Бога. Аналогичную позицию занимает и Кальвин, считающий, что воля Божия всецело программирует бытие человека.
Протестантизм практически низводит свободу воли к минимальному значению. Фундаментальный парадокс протестантской этики состоит, однако, в том, что постулируя пассивность человеческой воли в осуществлении Божией благодати, она, заставляя человека разыскивать "шифры" избранничества, тем самым сумела воспитать активистский тип личности. С протестантизмом полемизировал иезуит Л. де Молина (1535-1600): среди различных видов всевидения Божия его теория выделяла особое "среднее знание" о том, что может произойти вообще, но конкретно осуществится при соблюдении определенного условия. Это условие Молина и связывал с живой человеческой волей. Этот взгляд получил свое дальнейшее развитие у Суареса, считавшего, что Бог сообщает свою благодать лишь тем действиям человека, в ходе совершения которых помощь Бога не подавляет С.В. Учение К.Янсения (1585-1638), по сути, возрождает идеи Кальвина и Лютера - человек волен выбирать не между добром и злом, а лишь между различными видами греха. Аналогичный взгляд был развит также мистиком М. де Молиносом, утверждавшим идею пассивности человеческой души перед лицом Бога (см. Квиетизм). Тема С.В. обнаруживает себя и в философии Нового времени. Для Гоббса С.В. означает прежде всего отсутствие физического принуждения.
Свобода интерпретируется им в индивидуально-естественном измерении: человек тем более свободен, чем больше возможностей для саморазвития открывается перед ним. Свобода гражданина и "свобода" раба различаются только количественно: первый не обладает абсолютной свободой, о втором нельзя сказать, что он совершенно несвободен. Согласно Спинозе, свободен только Бог, т.к. только его действия детерминированы внутренней закономерностью, человек же как часть природы несвободен. Тем не менее он стремится к свободе, переводя неотчетливые идеи в отчетливые, аффекты - в рациональную любовь к Богу. Разум умножает свободу, страдания сокращают ее, - считает Лейбниц, различая свободу негативную (свободу от...) и позитивную (свободу для...). Для Локка понятие свободы равнозначно свободе действия; свобода - это способность действовать в соответствии с сознательным выбором. Именно С.В., противопоставляемая разуму, выступает фундаментальным определением человека, - таков взгляд Руссо. Переход от естественной свободы, ограниченный силами самого индивида, к "моральной свободе" возможен через использование законов, которые люди предписывают сами себе. Согласно Канту, С.В. возможна лишь в сфере нравственной закономерности, противополагающей себя закономерности природы. Для Фихте свобода - это инструмент осуществления нравственного закона.
Шеллинг находит свое решение проблемы С.В., считая действия свободными, если они проистекают из "внутренней необходимости сущности", свобода человека стоит на перепутье между Богом и природой, бытием и небытием. Согласно Гегелю, христианство вносит в сознание европейского человека идею о том, что история - это процесс в осознании свободы. Ницше считает всю историю морали - историей заблуждений относительно С.В. Согласно его воззрению, С.В. - фикция, "заблуждение всего органического". Самоосуществление воли к власти предполагает ее очищение от моральных идей свободы и ответственности. Марксистская философия видела условие свободного развития в том, что ассоциированные производители оказываются в состоянии рационально регулировать обмен веществ между обществом и природой. Рост производительных сил общества создает материальные предпосылки для свободного развития индивидов. Царство подлинной свободы мыслилось в марксизме как коммунизм, уничтожающий частную собственность, эксплуатацию, а тем самым и саму основу принуждения. С.В. - одно из центральных понятий фундаментальной онтологии Хайдеггера.
Свобода - самое глубокое определение бытия, "основа основ", помещающая экзистенцию в перманентную ситуацию выбора. Аналогичным образом и для Сартра свобода - не качество индивида или его действий, это скорее сверхисторическое определение родовой сущности человека. Свобода, выбор и временность суть одно и то же, считает философ. В русской философии проблема свободы, С.В. специально разрабатывалась Бердяевым. Миру объектов, где царят страдания и зло, противостоит творчество, призванное преодолеть консервативные формы объективаций. Результаты творчества неизбежно будут объективированы, но сам творческий акт столь же неизбежно является свободным. Пожалуй, доминирующей тенденцией в трактовках С.В. (особенно в 20 ст.) выступает точка зрения, согласно которой человек всегда достоин того, что с ним случается. Найти основания для оправдания можно лишь в "пограничных" случаях. (См. Трансгрессия.)
А.П. Ждановский
Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998.
СВОБОДА ВОЛИ – понятие европейской моральной философии, окончательно оформившееся у И.Канта в значении интеллигибельной способности индивида к моральному самоопределению. В ретроспективном плане термин «свобода воли» можно рассматривать как историко-философскую метафору: ее исторически зафиксированные коннотации значительно шире возможного нормативного значения термина, в котором акцентируется смысл понятия «свобода», а «воля» может быть заменена «решением», «выбором» и т.п. эквивалентами. Однако на протяжении многих веков содержательное «ядро» метафоры демонстрирует высокую степень инвариантности основных проблем: что такое моральное действие; подразумевает ли вменяемость свободу воли? Иными словами: должна ли существовать моральная автономия (как условие моральности и как способность к порождению вне-природной причинности) и каковы ее пределы, т.е. как соотносится природный (божественный) детерминизм с интеллектуально-нравственной свободой субъекта?
В истории философии можно выделить два основных способа дедукции понятия о свободе воли. Первый (его придерживались Аристотель, Фома Аквинский и Гегель) сводится к аналитической дедукции понятия о свободе воли из самого понятия воли как способности разума к самоопределению и порождению особой причинности. Второй способ (прослеживается от Платона и стоиков через Августина и большую часть схоластов вплоть до Канта) – постулирование свободы воли как независимости от внешней (природной или божественной) причинности и в силу этого как способности к самоопределению. Для второго способа существуют две разновидности обоснования. Во-первых, теодицея (известная со времен Платона и нашедшая завершение у Лейбница), где свобода воли постулируется для доказательства невиновности божества в мировом зле. Во-вторых, противоположный по исходной посылке (отрицание всякой теодицеи), но сходный по принципу кантовский способ доказательства, где свобода воли постулируется морально законодательствующим разумом. Эти два доказательства сходны в том смысле, что не зависят от содержательного определения воли: довольно допущения некоей величины, которая обеспечивает формальную корректность «уравнений морали». Именно поэтому «свобода воли» эквивалентна здесь «свободе выбора», «решения» и т.д.
«Свобода воли» в античной и средневековой мысли (греч. τὸ ἐφ’ ἡμῖν, αὐτεξούσιον, αὐτεξουσία, реже προαίρεσνς, αὐτονομία; лат. arbitrium, liberum arbitrium). Греческая моральная рефлексия зародилась в универсальной космологической парадигме, позволявшей объяснять моральный, социальный и космический порядки друг через друга: моральность выступала как одна из характеристик «включенности» индивида в течение космических событий. Закон космического воздаяния, выступавший в облике рока или судьбы, выражал идею имперсональной компенсаторной справедливости (четко сформулированную, напр., Анаксимандром – В 1): принципиальное значение имеет не субъективная вина, а необходимость возмещения ущерба, нанесенного порядку любым «виновником» или «причиной». В архаическом и предклассическом сознании доминирует тезис: ответственность не предполагает свободу воли как непременное условие (напр., II. XIX 86; Hes. Theog. 570 sq.; 874; Opp. 36; 49; 225 sq.; Aesch. Pers. 213–214; 828; Soph. Oed. Col. 282; 528; 546 sq.; 1001 sq.).
Сократ и Платон открыли новые подходы к проблеме свободы и ответственности: вменение более устойчиво связывается с произвольностью решения и действия, моральность понимается как эпифеномен высшего нравственного блага, а свобода – как способность к добру. Ответственность у Платона еще не становится в полной мере моральной категорией, но уже и не остается только проблемой нарушения космического порядка: человек ответствен потому, что обладает знанием нравственно-должного (параллели у Демокрита – 33 с; 601–604; 613–617; 624 Лурье). Добродетельность действия отождествляется с его разумностью: никто не погрешает добровольно (οὐδεὶς ἑκὼν ἁμαρτάνει – Gorg. 468 cd; 509 e; Legg. 860 d sq.). Из потребности оправдать божество Птатон разрабатывает первую теодицею: каждая душа сама выбирает свой жребий и несет ответственность за выбор («Это – вина избирающего; бог невиновен» – (Rep. X 617 е, ср. Tun. 29 e sd.). Однако свобода для Платона заключена не в автономии субъекта, а в аскетическом состоянии (в причастности знанию и умопостигаемому высшему благу).
Платоновская теория представляет собой переходный этап от архаических схем к Аристотелю, с которым связан важный момент осмысления свободы воли: понимание «волевого» как самоопределения разума, позволяющее говорить о «спонтанности» произвола и аналитически выводить понятие о независимости решений разума из понятия о самом решении; определение добровольного как «того, что от нас зависит» и указание на безусловную связь вменения с добровольностью поступка. Разум впервые понимается как источник специфической причинности, отличной от прочих видов – природы, необходимости, случая, привычки (Nic. Eth. III 5, 1112а31 s.; Rhet. l 10, 1369 a 5–6); произвольное – как то, причина чего находится в совершающем действие (Nic. Eth. III 3, 1111 а 21 s.; III 5, 1112 a 31; Magn. Mor. I 17, 1189 a 5 sq.), или «то, что от нас зависит» (τὸ ἐφ’ ἡμῖν) – вменение имеет смысл только в отношении разумно-произвольных действий Nic. Eth. III 1, 1110 b 1 s.; Magn. Mor. I 13, 1188 a 25 s.). Понятие «виновности» получает, т.о., субъективно-персональный смысл. Аристотель очертил будущий смысловой круг терминов «воля», «выбор» («решение»), «произвольное», «цель» и т.д. Все термины были восприняты Стоей, а через нее перешли к римским авторам и в патристику. Выводы Аристотеля исключительно продуктивны, но часто подаются им в социальном контексте (мораль свободных граждан).
Стоики очистили «метафизическую» сердцевину проблемы от социальной «шелухи» и вплотную подошли к понятию «чистой» автономии субъекта. Их теодицея, или скорее космодицея, развивала идеи Платона: если зло не может быть свойством космической причинности, оно проистекает от человека. Вменимость требует независимости нравственного решения от внешней причинности (Cic. Ac. pr. II 37; Gell. Noct. Att. VII 2; SVF II 982 sq.). Единственное, что «от нас зависит», – наше «согласие» (συγκατάθεσις) принять или отвергнуть то или иное «представление» (SVF I 61; II 115; 981); на этой основе базировалась идея нравственного долженствования. Стоическая схема свободы воли, была, т.о., задумана с двойным «запасом прочности». Решение разума является источником спонтанной причинности и по определению не может не быть свободным (аристотелевский ход мысли). Во-вторых, оно должно быть свободно, чтобы его вменение принципиально было возможно (выводы из теодицеи платоновского типа). Вместе с тем такая автономия не вписывалась в детерминистическую картину стоической космологии.
Разработанная несколько раньше альтернативная концепция Эпикура исходила почти из тех же посылок, стремясь освободить произвол (τὸ ἐφ’ ἡμῖν) от внешнего детерминизма и связать вменение с произвольностью действия (Diog. L. X 133–134; fatis avolsa voluntas – Lucr. De rer. nat. II 257). Однако, заменив детерминизм рока столь же глобальным детерминизмом случайности, Эпикур утратил возможность объяснить конечное основание нравственного решения, а его концепция так и осталась маргинальным явлением. Т.о., представление о нравственной автономии и безусловной связи свободы и вменимости действия стало доминирующим не ранее 3 в. до н.э. и нашло свое парадигматическое выражение у Плотина (Enn. VI 8,5–6). При этом внутренняя ответственность в античном понимании отличается сильным правовым оттенком: для античного сознания различие нравственности и права не имело того принципиального характера, какой оно приобрело в эпоху христианства, и особенно в Новое время. Универсальный императив античности может быть сформулирован так: целью является собственное совершенство и право ближнего. Нормативными терминами, передающими понятие о свободе воли в текстах нехристианских авторов, были греч. τὸ ἐφ’ ἡμῖν, реже προαίρεσις (преимущественно у Эпиктета), еще реже αὐτονομία и αὐτεξουσία (включая производные, напр., Epict. ‘Diss. IV 1,56; 62; Procl. In Rp. II p. 266,22; 324,3 Kroll; In Tim. III p. 280,15 Diehl), лат. arbitrium, potestas, in nobis (Цицерон, Сенека).
Христианство 1) радикально трансформировало моральный императив, объявив целью благо ближнего и отделив тем самым сферу этики от сферы права; 2) модифицировало теодицею, заменив имперсональный космический детерминизм уникальной божественной причинностью. Вместе с тем проблемная сторона вопроса не претерпела существенных изменений. Сложившееся смысловое поле и апробированные ходы мысли неизменно присутствуют в восточной патристике от Климента Александрийского (Strom. V 14,136,4) и Оригена (De pr. I 8,3; III 1,1 sq.) до Немесия (39–40) и Иоанна Дамаскина (Exp. fid. 21; 39–40); наряду с традиционным τὸ ἐφ’ ἡμῖν начинает широко использозаться термин αὐτεξούσιον (αὐτεξούσια). Восходящая к Аристотелю формула Немесия «разум – нечто свободное и самовластное» (ἐλεύθερον... καὶ αὐτεξούσιον τὸ λογικόν De nat. hom. 2, p.36,26 sq. Morani) типична для большого периода христианской рефлексии (ср. Orig. In Ev. Ioan, fr.43).
При этом проблематика свободы воли все более становилась достоянием латинского христианства (начиная с Тертуллиана – Adv. Herrn. 10–14; De ex. cast. 2), найдя свою кульминацию у Августина (он пользуется техническим термином liberum arbitrium, нормативным и для схоластики). В ранних его произведениях – трактате «О свободном решении» («De libero arbitrio») и др. – разрабатывалась классическая теодицея, основанная на идее рационалистически понимаемого мирового порядка: Бог не отвечает за зло; единственным источником зла является воля. Чтобы мораль была возможна, субъект должен быть свободным от внешней (в т.ч. сверхъестественной) причинности и способным выбирать между добром и злом. Моральность состоит в следовании нравственному долгу: сама идея нравственного закона выступает как достаточный мотив (хотя содержание закона имеет богооткровенный характер). В поздний период эта схема заменяется концепцией предопределения, которая достигает завершения в антипелагианеких трактатах («О благодати и свободном решении», «О предопределении святых» и др.) и приводит Августина к окончательному разрыву с этическим рационализмом. Антагонисты позднего Августина, Пелагий и его последователи, отстаивали ту же классическую теорию свободы произвола и вменения (в форме «синергии», т.е. взаимодействия человеческой и божественной воли), которую разрабатывал Августин в ранних сочинениях.
Средневековая проблематика свободы воли в основных чертах восходит к традиции августиновского «De libero arbitrio»; посредниками между Августином и схоластикой выступают Боэций (Cons. V 2–3) и Эриугена (De praed. div. 5;8;10). Ранняя схоластика – Ансельм Кентерберийский, Абеляр, Петр Ломбардский, Бернар Клервоский, Гуго и Ришар Сен-Викторские – устойчиво воспроизводила классическую схему, ориентируясь на августиновскую версию, но не без некоторых нюансов. В частности, Ансельм Кентерберийский понимает liberum arbitrium не как нейтральную способность произвола (позднее ее liberum arbitrium indifferentiae), а как свободу к добру (De lib. arb. 1;3). Высокая схоластика излагала классическую традицию с заметным перипатетическим акцентом: в 13 в. основой аргументации становится аристотелевское учение о самодвижности души и самоопределении разума, тогда как августиновская теодицея с постулированием свободы воли отходит на задний план. Эта позиция типична для Альберта Великого и особенно для Фомы Аквинского, использующего прямые заимствования из Аристотеля, в частности Sth. I q.84,4= Eth. Nic. III 5,1113 a 11–12). Liberum arbitrium – чисто интеллектуальная способность, близкая к способности суждения (I q.83,2–3). Воля свободна от внешней необходимости, поскольку ее решение само для себя является необходимостью (I q. 82,1 cf. Aug. Civ. D. V 10). Ключевой аспект проблемы свободы воли – вменение: поступок вменяется на том основании, что разумное существо способно к самоопределению (I q.83,1).
Литература:
1. Verweyen J. Das Problem der Willensfreiheit in der Scholastik. Hdlb., 1909;
2. Saarinen R. Weakness of the nill in mediaeval thaught. From Angusfme to Buridan. Helsinki, 1993;
3. Pohlenz M. Griechische Freiheit. Wesen und Werden eines Lebensideals. Hdlb., 1955;
4. Clark M.T. Augustutine. Philosopher of Freedom. A Study in comparative philosophy. N. Y.–P., 1958;
5. Adkins A. Merit and Responsibility. A Study in Greek Values. Oxf., 1960;
6. Die goldene Regel. Eine Einführung in die Geschichte der antiken und früchristüchen Vulgärethik. Gött., 1962;
7. Holl J. Historische und systematische Untersuchungen zum Bedingungsverhältnis von Freiheit und Verantwortlichkeit. Königstein, 1980;
8. Pohlenz M. Griechische Freiheit. Wfesen und Werden eins Lebensideals, 1955;
9. Clark M.T. Augustine. Philosopher of Freedom. A study in comparative philosophy. N. Y.–P., 1958.
А.А.Столяров
Ренессанс с характерным для него антропоцентризмом и Реформация придали проблеме свободы воли особую остроту. Пико делла Мирандола усмотрел достоинство и своеобразие человека в свободе воли как даре Божьем, благодаря которому возможно творческое участие в преобразовании мира. Бог не предопределяет ни места человека в мире, ни его обязанностей. По своей воле человек может подняться до уровня звезд или ангелов или опуститься до скотского состояния, ибо он – продукт собственного выбора и усилий. Изначальная греховность человеческой природы отходит в тень.
Возвышение человеческой свободы воли заставило вернуться к проблеме ее согласования со всемогуществом и всеведением Бога. Эразм Роттердамский (De libero arbitrio, 1524) настаивал на возможности «синергии» – совмещения Божественной благодати и человеческой свободы воли при условии готовности к сотрудничеству. Лютер (De servo arbitrio, 1525) объявил свободу воли к «чистейшему обману» «иллюзией человеческой гордыни»: воля человека не свободна ни для добра, ни для зла, она находится в безусловном рабстве либо у Бога, либо у дьявола; исход всех действий предопределен Божьей волей. В испорченной грехопадением человеческой душе без Божественной благодати не могут возникнуть чистые помыслы. Еще более жесткую позицию по вопросу о предопределении занял Ж.Кальвин в «Наставлениях христианской веры» (1536): даже сама вера в Христа является действием Божественной благодати, люди извечно предопределены к спасению или проклятию, и никаким деянием нельзя ни обрести благодати, ни утратить ее.
Т.о., основатели протестантизма довели до логического предела провиденциалистскую точку зрения позднего Августина. Последовательное проведение такого «супранатуралистического детерминизма» вело к противоречию, если не к абсурду. Лютер и Кальвин исключили возможность свободного самоопределения, но тем самым отрицалась способность человека быть деятелем, субъектом, а не объектом действия и ставилось под сомнение человеческое богоподобие. Пытаясь сохранить хотя бы видимость человеческой активности (без которой не может идти речи о вине и грехе), Лютер был вынужден допустить свободу воли людей по отношению к тому, что ниже их, напр. к имуществу, и утверждать, что грешат они все же по своей воле. Кальвин лишает человека способности содействовать спасению, но допускает способность сделать себя достойным спасения. Но здесь разрывается всякая связь между действием и результатом. Уже Филипп Меланхтон («Аугсбургское исповедание», 1531,1540) отказался от лютеровских крайностей, а Арминий направил против кальвинистского предопределения движение ремонстрантов.
Пост-Тридентский католицизм занял более осторожную позицию по проблеме свободы юли: Тридентский собор (1545–63) осудил протестантское «рабство воли», вернувшись к пелагианско-эразмовской идее сотрудничества между человеком и Богом, связи деяния и воздаяния. Иезуиты И.Лойола, Л. де Молина, П. да Фонсека, Ф.Суарес и др. объявили благодать достоянием каждого человека, спасение же – результатом ее активного принятия. «Будем ожидать успеха только от благодати, но будем трудиться так, словно он зависит только от нас» (И.Лойола). Их противники – янсенисты (К.Янсений, А.Арно, Б.Паскаль и др.) склонялись к умеренно-августиновской версии предопределения, доказывая, что свобода воли утрачена после грехопадения. Иезуитская апология свободы воли и «малых дел» нередко оборачивалась произволом в толковании нравственных норм (доктрина «пробабилизма» ), а янсенистский моральный ригоризм граничил с фанатизмом.
Богословские споры о свободе воли определили размежевание позиций и в европейской философии Нового времени. Согласно Декарту, в человеке духовная субстанция независима от телесной, и свобода воли – одно из ее проявлений. Свобода воли человека абсолютна, поскольку воля может принимать решение в любой ситуации и даже вопреки разуму: «Воля по природе своей до такой степени свободна, что ее никогда нельзя принудить». Эта нейтральная способность произвольного выбора (Liberum arbitrium indifferentiae) – низшая ступень свободы воли. Уровень ее возрастает по мере расширения разумных оснований выбора. Болезнь и сон сковывают свободу воли, ясный рассудок способствует ее высшему проявлению. В силу картезианского дуализма оказалось невозможным объяснить, как воля вторгается в цепь изменений телесной субстанции.
Пытаясь преодолеть этот дуализм, представители окказионализма А. Гейлинкс и Н.Мальбранш акцентировали единство человеческой и Божественной воли.
На протестантской почве супранатуралистический детерминизм преобразовался в натуралистический (Т.Гоббс, Б.Спиноза, Дж.Пристли, Д.Гартли и др.). У Гоббса Божественное провидение отодвинуто к началу непрерывной цепи естественных причин, все события в мире и человеческие действия причинно обусловлены и необходимы. Свобода человека определяется отсутствием внешних препятствий для действия: человек свободен, если он действует не из страха перед насилием и может сделать то, что он желает. Само же желание несвободно, оно вызвано внешними объектами, врожденными свойствами и привычками. Выбор – только борьба мотивов, «чередование страха и надежды», исход ее определяется сильнейшим мотивом. Иллюзия свободы воли возникает из-за того, что человек не знает силы, определившей его действие. Аналогичная позиция воспроизводится Спинозой: «Люди сознают свое желание, но не знают причин, коими они детерминируются» и Лейбницем: «...В человеке наперед все известно и определено... а человеческая душа в некотором роде есть духовный автомат».
Нравственные понятия и побуждения ставятся при этом в один ряд в естественными причинами.
Соотношение свободы воли и причинной детерминации – одна из центральных проблем философии Канта. Как эмпирический субъект человек подчинен непреложным естественным законам, и при знании всех предшествующих условий его действия можно предсказать с той же точностью, что и солнечные и лунные затмения. Но как «вещь в себе» , не подлежащая условиям пространства, времени и причинности, человек обладает свободой воли – способностью к самоопределению независимо от чувственных побуждений. Эту способность Кант называет практическим разумом. В отличие от Декарта он не считает идею свободы воли врожденной: она выводится им из понятия о должном (sollen). Высшая форма свободы воли («позитивная свобода») состоит в нравственной автономии, самозаконодательстве разума.
Фихте резко перенес акцент с бытия на деятельность, объявив весь мир («не-Я») продуктом свободного творчества Я и полностью подчинив теоретический разум практическому, знание (Wissen) – совести (Gewissen). Причинно-следственные связи становятся отчуждением целевых отношений, а мир природных зависимостей – иллюзорной формой восприятия продуктов бессознательной деятельности человеческого воображения. Обретение свободы – это возвращение Я к самому себе, осознание им того, что оно же произвело бессознательно восхождение от чувственного влечения к сознательному целеполаганию, ограниченному только наличием других разумных Я; через право свобода реализуется в обществе. Движение к свободе воли – содержание гегелевской психологии духа, а история предстает у Гегеля как становление предметных форм свободы: абстрактного права, морали, нравственности. В культуре западного мира, рождающейся вместе с христианством, обретение свободы понято как предназначение человека. Произвол – только ступень в развитии свободы, ее негативная рассудочная форма (абстрагирование от всего случайного), выявляющая свободу воли как способность к самоопределению. Высшее обнаружение свободы воли – нравственный поступок, акт ее совпадает с решением разума.
Шеллинг, восприняв идеи Я.Бёме и Ф.Баадера, акцентировал в понятии свободы воли момент антиномичности. Человеческая свобода воли коренится не в разуме и его автономии, но имеет метафизическую глубину, она может вести как к добру, так и к греху, пороку: в стремлении к самоутверждению человек способен сознательно выбирать зло. Это иррационалистическое понимание свободы воли исключало толкование ее как господства разума над чувственностью.
Марксизм, следуя гегелевской традиции, видит основное содержание свободы воли в степени практической информированности. По формуле Ф.Энгельса свобода воли – это «способность принимать решение со знанием дела». А.Шопенгауэр возвращается к спинозовскому толкованию свободы воли как иллюзии человеческого рассудка: атрибут свободы приложим не к феноменальному действию, а к ноуменальному бытию (воле как вещи в себе) и практически сводится к верности своему умопостигаемому характеру.
В 20 в. в «новой онтологии» Н.Гартмана разъединяются понятия свободы и активности, свободы и независимости. Низшие слои бытия – неорганический и органический – более активны, но обладают меньшей свободой, высшие слои – душевный и духовный – более свободны, но не обладают собственной активностью. Переосмысляется взаимоотношение свободы негативной (произвола) и позитивной (разумной ценностной детерминации): человек обладает свободой воли не только в отношении к низшей физической и психической детерминации, но и в отношении к Богу, иначе говоря, к объективной иерархии ценностей, мир которых не обладает непреложной детерминирующей силой. Идеальные ценности ориентируют человека, но не предопределяют егопоступков. К кантовской антиномии свободы и естественной причинности Гартман добавляет антиномию долженствования: должное определяет поведение личности идеально, т.е. спектром возможностей, но, чтобы выбор состоялся, необходима реальная воля, которая связана с автономией лица, а не автономией принципа.
Онтологическое обоснование свободы воли содержалось в трудах таких представителей феноменологии , как М.Шелер, Г.Райнер, Р.Ингарден). Своего рода «идолатрию свободы» (С.А.Левицкий) представил экзистенциализм , доведший антиномичность человеческого существования до глубокого трагизма – «здоровой трагедии жизни» у К.Ясперса или «трагического абсурда» у Ж.-П.Сартра и А.Камю. Религиозный экзистенциализм трактует свободу воли как следование указаниям трансцендентного (Бога), выраженным в форме символов и шифров бытия, которые озвучиваются совестью. В атеистическом экзистенциализме свобода воли – это способность сохранить себя, коренящаяся в ничто и выражающаяся в отрицании: ценности не имеют объективного бытия, человек сам конструирует их, чтобы осуществить свою свободу. Необходимость – это иллюзия, оправдывающая «бегство от свободы», как выразился неофрейдист Э.Фромм. Абсолютная свобода делает бремя ответственности настолько тяжким, что для его несения необходим «героизм Сизифа».
Русская религиозная философия 20 в. (Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, Н.О.Лосский, Б.П.Вышеславцев, Г.П.Федотов, С.А.Левицкий и др.) исходит из сочетания Божественной благодати со свободным самоопределением человека. Наиболее радикальна позиция Бердяева, считающего вслед за Я. Бёме, что свобода, коренящаяся в совечной Богу «бездне», предшествует не только природе, но и бытию вообще; свободный творческий акт становится у Бердяева верховной и самодовлеющей ценностью. В конкретном идеал-реализме Н.О.Лосского свобода воли объявляется сущностным атрибутом «субстанциальных деятелей», самостоятельно творящих свой характер и свою судьбу (в т.ч. от своего тела, характера, прошлого и даже от самого Бога), не зависящих от внешнего мира, так как все события суть для их поведения лишь поводы, а не причины.
Литература:
1. Виндельбанд В. О свободе воли. – В кн.: Он же. Дух и история. М., 1995;
2. Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. М., 1994;
3. Левицкий С.А. Трагедия свободы. М., 1995;
4. Лосский Н.О. Свобода воли. – В кн.: Он же. Избранное. М., 1991;
5. Лютер М. О рабстве воли;
6. Эразм Роттердамский. Диатриба, или Рассуждение о свободе воли. – В кн.: Эразм Роттердамский. Философ. произв. М., 1986;
7. Hartmann N. Ethik. В., 1926.
Воля человека и ее свобода: определение воли, ее свобода, разумно-сознательная направленность человеческой воли
Что такое воля человека?
Под волей следует понимать способность души, способность разумной человеческой личности приводить в движение, в исполнение свои решения и замыслы. Эта способность проявляется суммарно, объединяя в себе ум, чувства и волю человека. «Лишь будучи функцией всей души, воля пульсирует во всей своей глубине и силе», – говорит профессор В.В. Зеньковский .
Как надо понимать свободу воли?
Свобода, как таковая, присуща всем способностям души: свобода ума проявляется в его разумной направленности, свобода чувства – в его разнообразных запросах и выражениях, свобода воли – в ее способности идти навстречу потребностям человека, служить его разумному самоопределению.
В чем выражается разумно-сознательная направленность человеческой воли?
Эта направленность выражается в том, что при решении жизненно-важных вопросов человек руководствуется мотивами предполагаемого дела, прислушивается к голосам совести, долга, ответственности и самостоятельно отбирает самое важное из них для принятия необходимого разумного решения и достодолжного действия.
3. Начало свободы воли и ее завершение
Начало свободы воли и ее завершение: побуждение, мотивы и их борьба, принятие решения и решимость про вести это решение в жизнь реальным делом, оценка завершенного дела
Свобода воли в своей реализации проходит следующие волевые моменты: побуждение, борьбу мотивов за и против предстоящего действия, само действие и его оценка.
Что такое побуждение?
Побуждение – это общая, целенаправленная причина к совершению какого-либо дела. Оно выражается в предварительной настройке, в установке души, в возбуждении всех ее сил на предстоящее дело. Побуждение возникает внутри человека, из его глубинных потребностей и чаще всего проявляется в жизненно активных действиях. Но каждое действие обусловливается борьбой мотивов за и против данного действия.
Что собой представляют мотивы?
Мотивы – это ряд соображений в пользу предстоящего дела или против него. В результате неоднородности мотивов в сфере самосознания человека разыгрывается борьба мотивов. В этой борьбе участвует весь человек. Рассудок анализирует возникшую ситуацию, разум ее оценивает. Свой голос подает совесть, свое давление оказывают чувство долга, ответственности и житейски практические соображения и нужды.
Какова роль нашего я
в этой борьбе мотивов?
Наше я объединяет все эти голоса и силы, руководствуясь не только побуждениями как общей причиной, но и высоким назначением человека. Борьба мотивов обычно заканчивается принятием определенного решения по данному вопросу и возникновением решимости провести это решение в жизнь, закончив его реальным делом.
Какие же этапы развития имеет свобода воли человека?
Воля человека, как способность вводить его в реальную, практическую связь с отдельными явлениями окружающего мира, имеет следующие этапы: побуждение (общая целенаправленная причина к совершению дела) борьбу мотивов (формальная свобода) решение (перевес в пользу дела при выборе мотивов за данное дело) решимость (начальный момент реальной свободы) действие (дело) оценку завершенного дела с использованием его плодов в последующей жизни человека (оценочное действие свободы).
4. Виды свободы воли
Виды свободы воли: взаимодействие свободы воли с высоким назначением человека; свобода формальная, свобода разумно-сознательная, реальная; свобода нравственная, основанная на высоко моральном самосознании, избирающая лучшее при свете истин Божиих, имеющая в своем основании исполнение воли Божией; свобода идеальная, пример достижения высшей свободы, достижение ее человеком, входящим в полноту послушания воле Божией; осознание своей свободы через самонаблюдение и силу нравственного чувства
Как свобода воли взаимодействует с высоким назначением человека?
Воля в своем развитии проходит через следующие моменты: свободу формальную, свободу реальную и свободу оценочную. воли проявляется разносторонне, ибо тесно связана с высоким назначением человека. Назначение его состоит из ближайших и более отдаленных обязанностей и задач. Сюда относятся обязанности личные, семейные, общественные, производственно-трудовые. Степень выполнения этих обязанностей зависит от степени развития разносторонней свободы человека. А свобода бывает формальной и реальной, нравственной и идеальной.
Какая свобода называется формальной?
Формальной называется свобода переживания человеком своей возможности склониться к добру или злу. Поэтому она представляет собой сознательный акт самоопределения, склонения воли к добру или злу, но еще не утверждение в одном из них, а только остановку в выборе на чем-то одном.
Такое состояние было у блудного сына из евангельской притчи, когда он, умирая на стороне далече, оказался перед выбором: или умереть на чужбине, или с покаянным чувством возвратиться к своему отцу. Так бывает у каждого из нас, когда мы стоим перед необходимостью выбора: выполнения или невыполнения того или иного намерения или дела.
Что является реальной, разумно-сознательной свободой человека?
Обычно свобода воли не останавливается на формальном предпочтении одного мотива другому или одного действия другому, но закрепляет свой выбор реальным возбуждением всех сил и способностей души на выполнение избираемого действия по соображениям жизненно-практических целей и нужд. В этом случае выбор ведет к принятию решения, к накоплению сил для предстоящего дела и самому совершению его. В этом и будет состоять реальная, разумно-сознательная свобода человека.
Какая свобода именуется нравственной?
Нравственная свобода формируется в сфере внутреннего высоко морального самосознания человека. Поэтому в борьбе мотивов наше я проявляет себя с полной нравственной решимостью и силой. И действия здесь могут быть и действительно бывают подлинно свободными, хотя часто им предшествует самопринуждение, попрание своей самости, природной гордыни.
По каким мотивам нравственная свобода делает свой выбор?
Нравственная свобода закрепляет свой выбор реальным возбуждением всех сил и способностью души на предстоящее дело не по соображениям житейски практическим, а исходя из высоко морального самосознания, и проявляет себя с полной нравственной решимостью и силой.
Что избирает для человека нравственная свобода?
Любомудрие учит, что свобода проявляет себя способностью разумно избирать и невозбранно делать лучшее. Нравственная свобода поэтому проявляет себя как деятельная способность души, не порабощенная греху, не отягощенная осуждающей совестью; она избирает лучшее при свете истин Божиих и приводит это лучшее в действие при помощи благодати Божией.
К чему стремится нравственная свобода?
Эту свободу не под силу стеснить никому, ибо она имеет в своем основании волю Божию. Притом не в ущерб себе, ибо стремится к исполнению воли Божией и не имеет нужды колебать постановления человеческие. Нравственная свобода совершенно согласна повиноваться закону и законной власти, потому что она сама хочет того, что требует повиновение .
Когда человеку открывает себя свобода идеальная?
Идеальная свобода открывается нам тогда, когда мы живем в Боге, добре и истине и когда, в результате этого, наша личность становится свободной от своей тварной ограниченности. Эта свобода называется еще свободой торжествующей. Она присуща подвижнику, победившему себя, свою самость, эгоизм, гордость, а тем самым и свое противление Богу и людям. Здесь уже не рабство греху, а рабство праведности (). В этом «рабстве» преобладает свобода от греха и полная отдача себя послушанию любви к Богу и людям. В этой свободе пребывают утвердившиеся в Боге Ангелы и святые люди.
Кто дает нам пример достижения высшей свободы воли?
Христос Спаситель дает нам такой пример. Он отдал Свою жизнь за спасение людей и ради любви к ним пережил в Гефсимании борение мотивов до чрезмерного и невиданного напряжения – до кровавого пота, чтобы войти в полное послушание Небесному Отцу (). Тем самым Он показал нам, как нелегко достигается подлинная, высшая свобода воли.
Для какого человека возможна подобная свобода?
Она возможна лишь для человека, ведущего постоянную борьбу и добившегося победы над самим собой, над грехами и страстями, когда «живу уже не я, но живет во мне Христос» (). С готовой свободой люди не рождаются. Она вырабатывается, выковывается грешным человеком в тяжкой борьбе со своей самостью и с аморальными явлениями в окружающей жизни. Свою свободу каждый человек должен выстрадать и заслужить.
«Если плоть не будет умерщвлена, – учит священномученик Петр Дамаскин , – и человек не будет весь водим Духом Божиим, то не может он исполнять воли Божией без принуждения. Когда же воцарится в нем благодать Духа, тогда уже не будет иметь воли своей, но все, что бывает с ним, будет воля Божия» .
Таким образом, высшая свобода воли возможна лишь для человека, который избирает для себя высший принцип христианской свободы – отказ от своей ограниченной человеческой воли через вхождение в полноту послушания воле Божией, благой и спасительной.
Почему мы недостаточно осознаем свою свободу?
Это объясняется тем, что мы не всегда внимательны к быстро меняющемуся потоку наших психических процессов. Обычно только при больших и ответственных вопросах жизни мы бываем серьезны в принятии разумных решений. Чаще всего в нашем сознании внутренний поток мотивов идет самотеком. Отсюда нашему я необходимо развивать в себе самонаблюдение, четко различать вольные и невольные, добрые и худые внутренние состояния и движения. Необходимо также иметь чистоту и силу нравственного чувства, без которых невозможно ни бороться с грехом, ни иметь ясного сознания своей нравственной свободы.
5. Доброделание
Доброделание: доброделание – соблюдение установленного Богом порядка жизни, три значения слова «добро», совершенство доброделания, начало доброго дела и его развитие, превосходный алфавит доброделания, чтение внутреннего закона на скрижалях своего сердца, устойчивое настроение делать добро, взаимодействие с благодатью Божией
Что мы называем добродетелью?
Делать добро – значит соблюдать установленный Богом порядок жизни. В Библии соблюдение этого порядка именуется праведностью, осуществляемой доброделанием. По слову преподобного Марка Подвижника , «исполнение заповеди состоит в исполнении повеленного, а добродетель бывает, когда сделанное согласуется с истиной» .
С доброделанием тесно связано реальное проявление свободы воли. По преподобному Иоанну Лествичнику, «благое произволение рождает труды, а начало трудов – добродетели». Начало делания он называет «цветом» доброделания, а «плодом» – постоянство. Деланию добра необходимо постоянно обучаться и приобретать «навык», а через него укореняться в добре .
Таким образом, в слове доброделание заключена мысль о деятельности человека, направленной на совершение добра – на соблюдение установленного Богом порядка жизни.
Как следует понимать слово добро?
В этом слове заложено осмысление деятельности человека, совершаемой по чувству долга, или по следованию нормам поведения, созидаемым на основе свободного самоопределения, или же устремленности к высшей цели жизни.
В первом значении добро есть то, что хорошо, что соответствует своей природе и назначению. В этом смысле мы понимаем лучшие произведения искусства и все, что носит на себе печать совершенства, знак высокого качества.
Во втором значении добром является норма поведения человека, определяемая его нравственным чувством и созидаемая свободным самоопределением, то есть на основе борьбы добра со злом в душе человека.
И в третьем значении добром следует считать то, что существует объективно, самостоятельно, независимо от нас, и что есть добро и благо само по себе. В этом смысле Добром и Благом является только Бог. Живая связь с Ним, основанная на религиозном опыте человека, и есть высшая цель жизни, а следовательно, добром в третьем значении этого слова.
От чего зависит совершенство добродетели?
Доброделание универсально, оно касается всех сторон жизни человека и его деятельности. Где добра нет или его недостаточно, там водворяется греховность, своеволие, зло.
С чего начинается доброе дело?
Доброе дело начинается с представления о нем, а закрепляется в сознании человека через устойчивое внимание к образу этого добра. Внимание вызывает сердечное сочувствие к предполагаемому доброму делу и побуждает человека мобилизовать внутренние силы и внешние средства на реализацию умопредставляемого добра. Вместе с этим поднимают свой голос и чувство долга, и чувство обязанности, а также совесть, побуждая к доброделанию, усматривая в нем выполнение воли Божией. Под влиянием всего этого желание реально возыметь предмет мысли перерастает в решимость иметь и создать его, а затем и в дело.
Таким образом, дело начинается с представления о нем, с замысла о добре, и подхватывается активным вниманием к нему. Решимость к совершению добра в конкретном случае и самое доброе дело есть проявление воли человека в надежде, что она совпадает с волей Божией. В результате в совершении всякого доброго дела участвует весь человек: рассудок его получает опытное познание о добре, воля успокаивается, исполнив свое желание, чувство испытывает удовлетворение и радость от совершенного Богоугодного дела.
Что преподобный Иоанн Лествичник называет «превосходным алфавитом доброделания»?
Доброделание, говорит Преподобный, сопряжено с определенными внутренними переживаниями человека. Вначале дела добра он совершает с трудом, с понуждением себя и даже с горестью. Но несколько преуспев, перестает ощущать скорбь от них или мало ее ощущает. Когда же плотское мудрование будет им побеждено и взято в плен усердием, тогда человек совершает их с радостью и ревностью, с большим желанием и при Божественной помощи .
К совершенству доброделания человеку помогают приходить время и терпение, ибо святые добродетели подобны лествице Иакова. Они связаны одна с другой, правильно распоряжающегося своей свободой возводят на небо .
Для стремящегося усвоить себе добро как норму поведения и тем самым вступить в единение с Богом Преподобный указывает на добродетели, следующие друг за другом, как буквы в алфавите: послушание, пост, исповедание, молчание, смирение, бдение, мужество, труд, злострадание, сокрушение, братолюбие, кротость, простая и нелюбопытная вера, простота с незлобием и другие .
Какую суть с помощью этого алфавита человек прочитывает на скрижалях своего сердца?
Усвоение этого алфавита дает человеку возможность читать внутренний закон своего сердца во всех начинаниях и в любом образе жизни. Суть же закона состоит в следующем: испытай, истинно ли ради Бога ты совершаешь свои дела? А плод испытания: для начинающих – успех в смирении, для находящихся на середине пути – прекращение внутренних браней, для совершенных – умножение и изобилие божественного света .
Как алфавит работает на высшую цель человеческой жизни?
Начинающий христианин, когда взирает на совершенных, понимает, что их сделало таковыми устойчивое настроение – неизменно делать добро. Оно воспитало в них добрые навыки и привычки делать все в своей жизни так, чтобы совершаемое добро породнило их с Богом и привело к совершенству. Таким путем человек вживается в добро, соответствуя своей природе, призванию и назначению, полученным от Бога; вживается в добро как в норму поведения, обусловленную опытом подвижников веры; стремится приблизиться к Добру и Благу, вступить в единение с Которым расценивается им как высшая цель жизни. Достичь всего этого христианин может только при постоянном взаимодействии с благодатью Божией, дающей его душе ревность о богоугодной жизни. Ибо ею (ревностью) собираются все силы человеческой природы на делание добра, угодного Богу и полезного всем членам Его святой Церкви.
6. Созидание добра в семейной жизни
Если доброе дело начинается с представления о нем, то и семейная жизнь не обходится без должного представления о том, как она будет протекать.
Первый период семейной жизни
Первый период семейной жизни: созидание семьи Господом, необходимость наблюдать, чтобы Господь был центром создаваемой семьи; созидание дома благословенными родительскими иконами, введение в состав семейной жизни церковных порядков, встреча семьи с проблемами окружающего грешного мира, главное условие этого периода – способность мужа и жены к взаимной духовной любви, единство и общность жизненной цели супругов
Почему так важно, чтобы Господь созидал семью?
С чем встречается в это время христианская семья?
Она встречается со сложными проблемами окружающего грешного мира. Члены семьи, объединенные верой, Законом Божиим, Таинствами и священноначалием, встречают их вместе с Богом и Его средствами преодолевают их. Так, строящие семью легко могут увлечься приобретением материального имущества, посчитав его крайне необходимым в современном доме. Подобное увлечение материальными заботами до того увлекает молодоженов, что у них не хватает времени ни друг для друга, ни для Господа. Не следует торопиться в этом вопросе. Перед вступившими в брак целая жизнь. Не стоит терять время в размышлениях о новой мебели, об удобствах жизни, которые кажутся столь необходимыми. Гораздо лучше уделить внимание главному: жизни по Божиим уставам.
Какое главное условие семейной жизни в этот период?
Главным условием в этот период является способность мужа и жены ко взаимной духовной любви. Всюду, где она обнаруживается, появляется источник прочности и красоты семейной жизни. В самом деле, человек призван видеть и любить в любимой женщине (или соответственно – в мужчине) не только плотское начало, не только телесную явленность, но и душу – своеобразие личности, особенность характера, сердечную глубину. только тогда приобретает духовную радость, когда ее ставят пред лицо Божие и Божиими лучами освещают и измеряют любимого человека. В этом глубокий смысл Таинства Венчания, открывающего перед супругами путь духовной славы и нравственной чистоты, пожизненной и нерасторжимой общности. Прочность семьи требует, чтобы люди желали не только утех любви, но и ответственного совместного творчества, духовной общности в жизни.
Что создает единство и общность жизненной цели супругов?
В браке возникает новое духовное единение и единство мужа и жены, дающее им благодатью Божией понимание друг друга и готовность делить радость и горе совместной жизни. Для этого они призваны единым сердцем воспринимать и жизнь, и мир, и людей. Такая однородность духовных оценок и создает единство и общность жизненной цели у обоих. В этом случае муж и жена сумеют верно воспринять друг друга и поверить друг в друга. Это и есть самое драгоценное в браке: полное взаимное доверие пред Лицом Божиим. А с доверием связано и взаимное уважение, и способность образовать новую жизненно сильную духовную ячейку общества, способную на деле осуществить духовное воспитание детей.
Второй период семейной жизни
Второй период семейной жизни: рост семьи, появление детей, главенство Божие в доме через иконы, поставление во главу угла своей жизни хождения перед очами Божиими, восприятие малым ребенком богослужения глазами и ушами, восприятие животворного слова Церкви, восприятие родительского слова, когда «Бог отец наших» станет Богом моего ребенка; дети – наследие, награда от Господа; важность родительского дома, где под сенью икон живут и вырастают дети
В чем особенность этого периода?
Второй период семейной жизни связан с ростом семьи. Появляются дети и живут, сначала бессознательно чувствуя «Первообразная». Потом уже сознательно соотнося с присутствием Божиим свои поступки. Божие присутствие через иконы всегда главенствует в доме. Царит. Диктует. Учит. Воспитывает. И достигает этого практически жизнью родителей, взрослых людей, сознательно поставивших во главу угла своей жизни постоянное хождение пред очами Божиими. Даже в самых мелочах жизненных – соотношение с Божиим Законом. И счастливы дети, открывшие впервые глаза навстречу глазам своих родителей, впитавшие их свет вместе с необходимейшей жизненной энергией и нашедшие в этих глазах первое Божие сияние, первое Божие присутствие. Счастливы дети, начинающие свою жизнь в церкви. Честь и хвала матери, которая с раннего детства носит и водит своих детей в церковь очень часто. И дети сызмала впитывают церковь. Сначала глазами и ушами, бессознательно, просто существом своим действительно впитывают. «Сначала ребенок воспринимает богослужение глазами и ушами. Сознание подключается потом, с годами. Если ребенок просто присутствует в храме – это уже очень важно, уже очень хорошо», – говорит некий духовно мудрый пастырь. По-евангельски, Церковь Божия подобна человеку, который посеял зерно, а как оно прорастает, поднимается, растет, не знает он. Питается «зерно» души, бессознательно еще, Таинствами ее, ее силой, ее дыханием. И прорастает. И постоянно начинает раскрывать глаза – и видеть.
Уши начинают слушать уже привычное с детства, родное, кровное, животворное слово Церкви. И слышать. Оно, слово, постепенно возрастает, обретает «плоть» – смысл и силу, могущую уже воспитывать.
И тогда заговорит сердце. Произнесет: «Боже отец наших!», «Авва Отче!», «Боже мой!» Мой . «Господь мой и мой!» И в этом счастье. Ибо через родительское сердце, через родительское слово в один таинственный момент жизни «Бог отец наших» становится Богом моего ребенка, его сердцем, его любовью, его дыханием и жизнью. Думается, в этом – назначение и смысл семьи в этот период.
Почему Бог называет детей наследием, наградой от Него?
«Вот наследие от Господа: дети; награда от Него – плод чрева. Что стрелы в руках сильного, то сыновья молодые. Блажен человек, который наполнил ими колчан свой!» (). Это замечательные годы, но в то же время требующие многого и с финансовой стороны, и с физической. Эти годы полны сюрпризов. часто расширяет наш колчан, число детей в семье. И каждого из детей Бог называет наследием, плодом, наградой. Каждого ребенка Бог считает важным, желая, чтобы в семье им придавалось такое же значение. В этот период родители будут занятыми и усталыми. Но если их отношение к детям будет правильным, тогда они смогут думать не только о вложенном труде и проделанной работе, но и увидят потенциальные возможности в каждом ребенке, дарованном Богом.
Почему важен ребенку родительский дом?
Когда ребенок вырастет, он уже во взрослом состоянии, сам начнет искать и воспитывать в себе то, что имел в семье как данное, как светлый дар, как определение пути. И это будет существовать у него как почти недостижимая, но цель.
И здесь опять слово об иконах. Дом начинается с них, и строят дом иконы. В каждой комнате устраивается Передний Угол. Он становится центром, он становится для дома ОКОМ, свидетельствующим о присутствии другого мира, по природе своей необычайно близкого, изначального, Отеческого. От них рождается ощущение присутствия Неба. Честь, воздаваемая иконам, «на Первообразная восходит». Под сенью икон живут дети. Перед Божьими очами ходят. И перед святыми угодниками Божиими, небесным сонмом их. Сначала счастливо бессознательно, но сердцем детским всегда чувствуя их.
Так строят свой дом родители, чтобы он крепко стоял и был для детей целой вселенной, и Небом, и Землей обетованной. В таком доме дети находят все.
Третий период семейной жизни
Третий период семейной жизни: суть его – дети вырастают и становятся самостоятельными, мыслящими подростками; помощь детям у семейного очага приобрести вкус и чутье к духовному осмыслению жизни, любви к родине и Церкви, главное для него – научиться любить Бога и людей; понять идею Родины и отечества; встретить идею ранга через восприятие авторитета отца и матери; воспитать в себе здоровое чувство частной собственности и социальной целесообразности; откровенность и честность родителей со своими детьми – дарами Божиими; Дом – место священное и сильное, парадная комната – зал, где собираются родители и дети праздновать Праздник, молиться Богу и читать Евангелие, куда из церкви приносится полнота души, где «от избытка сердца говорят уста»; тогда главное дома становится главным в душе повзрослевшего человека
Какова суть этого периода?
Этот период начинается тогда, когда малые дети вырастают и становятся самостоятельными, мыслящими подростками. К этому времени родители, воспитывая своих детей, закладывают в них основы духовного характера, доводят их до умения заниматься самовоспитанием.
У духовно осмысленного семейного очага родители помогают детям приобрести вкус и чутье к духовному осмыслению жизни, растят их верными сынами своей Родины и Церкви, готовят к созданию собственной семьи.
Что является главным в жизни повзрослевшего ребенка?
К этому времени ребенок, во-первых, должен научиться любить Бога и людей. Движимый любовью, он должен научиться страдать, терпеть и жертвовать, забывая о себе, и служить тем, кто ему ближе и милее всего. В здоровой семье душа человека с раннего детства приучается относиться к ближним с почтительным вниманием и любовью, она прикрепляется к тесному домашнему кругу и с этой жизненной установкой выходит во взрослую жизнь.
Во-вторых, он должен впитать и уметь передавать другим духовную, религиозную, национальную и отеческую традицию. Если семья стала для него родным местом на земле, то ему понятна идея Родины – лона его рождения и отечества – земного гнезда его отцов и предков. И на свою будущую семью он начинает смотреть как на школу взаимного доверия и совместно организованного действия.
В-третьих, в семье ребенок научился верному восприятию авторитета отца и матери. Он встретился здесь с идеей ранга, научился воспринимать высший ранг другого лица. В здоровой семье подросток научился убеждению, что власть, насыщенная любовью, является благостной силой и что порядок в общественной жизни предполагает наличие такой же организующей и повелевающей власти. Повзрослев, подросток убеждается, что он нашел путь к внутренней свободе, научился из любви и уважения к родителям принимать их приказы и запреты, добровольно подчиняясь им.
И наконец, подросток воспитал в себе здоровое чувство частной собственности, научился пробивать себе дорогу в жизни при помощи собственной инициативы и одновременно ценить принцип социальной взаимопомощи. Будучи частным лицом и самостоятельной индивидуальностью, подросток освоил азы воспитания: ценить и беречь лоно семейной любви и семейной солидарности; научился самостоятельности и верности – двум основным проявлениям духовного характера; приобрел навыки творчески обходиться с имуществом, вырабатывать и приобретать хозяйственные блага и в то же время подчинять начала собственности некой высшей социальной целесообразности.
В какой мудрости нуждаются родители при общении со своими повзрослевшими детьми?
Пока это главное подросток усвоит себе, семья испытывает некое постороннее вторжение в безопасную прежде среду семьи. Школа, новые друзья, чужие философии, болезни, несчастные случаи, сложные вопросы – все это может привести к кризису в семье. Это трудные годы. Родители в данный период должны быть откровенными и честными со своими детьми, относясь к ним как к дарам Божиим. И когда они приходят и задают вопросы, единственно правильный подход – попытаться ответить на них откровенно и честно, прося у Господа мудрости.
Как атмосфера дома прививает повзрослевшему ребенку главное?
В доме проживания семьи всегда устраивается главная, парадная комната – зал. Это место, где родители и дети все вместе празднуют Праздник. Где встречают гостей. Где по вечерам собираются молиться Богу и читать Евангелие. Где украшается Рождественская елка и дети счастливо пребывают вокруг нее. В этой комнате в Переднем Углу главенствуют лучшие иконы дома с лампадами перед ними. И в каждой комнате дома устроен Передний Угол с лампадами перед иконами. Зал тоже дом строит, создавая определенную атмосферу, настрой, центр. И силой обладает центростремительной. Зал преображает своих посетителей. В него следует приносить из церкви полноту души, где от «избытка сердца говорят уста». Собираясь после службы церковной, должно говорить и говорить, делясь главным, делясь впечатлениями, делясь преизбытком души, уравнивая ее и успокаиваясь – разделив.
Удивительное это место на земле – Дом! Он становится для человека его местом на земле, священным и сильным, «Землей обетованной»! В нем проходят радостные, праздничные события и события горестные, скорбные, в скорби торжественные. В нем совершаются молебны перед домашними иконами – благодарственные, напутственные, в начале всякого доброго дела. И панихиды не раз нужно служить в нем. Тогда Домашняя живет и действует. И дом вмещает и хранит ее.
«Главное» дома становится тогда и главным в душе взрослого человека: он готов создать свою собственную семью, свой собственный дом.
Четвертый период семейной жизни
Четвертый период семейной жизни: суть его – родители остаются вдвоем, чтобы вместе прожить оставшиеся годы своей жизни без тесного контакта со своими детьми, с радостными воспоминаниями и утешением от встреч с ними; еще одна забота – подготовиться к переходу в вечность; память смертная, наполняющая жизнь высшим смыслом, каждое слово – благоговением и любовью, каждый жест – величием; смерть – начало и путь к вечности, момент осмысления: какой след оставил усопший человек в нашей жизни, свидетельство, что человек внес некий свет в сумерки нашего мира, и мы должны его сохранить и преумножить; понимание и вхождение в вечность, куда перешли наши усопшие, глубокое чувствование принадлежащих тому миру ценностей, делая их своими тоже; процесс примирения со всеми при подготовке к смерти для восхождения в вечность; последнее целование умершего – момент, когда развязываются все узелки в душе и можно сказать из глубины сердца: «Прости меня!» и: «Я прощаю тебя, иди в мире»
В чем суть этого периода?
Этот период похож на первый. Дети выросли и имеют свои семьи. Родители остаются вдвоем, чтобы вместе прожить остальные годы своей жизни, но уже без тесного контакта с детьми. Так это и должно быть. Священное Писание утверждает, что брак нерасторжим и отношения мужа с женой неразрывны, но это не касается отношений между детьми и родителями. Связь «родители – дети» во многих отношениях временная. Бог говорит: «Посему оставит человек отца своего и мать свою». Семью, в центре которой Господь, непременно сопровождает благословение Божие, дарующее родителям радость. Будут радостные воспоминания, утешение от встреч с детьми и внуками, близости общения с ними.
Но будет еще одна важная забота – подготовиться к восприятию смерти как к переходу в вечность, зажить на уровне требований смерти, стать совершеннее, стать «неискаженным образом Божиим».
Какое значение имеет для супругов «память смертная»?
Когда люди живут без памяти смертной, они текущую свою жизнь проводят так, будто наскоро, небрежно пишут черновик своей жизни, который когда-то, по их мнению, будет переписан. Когда же мысль и память о смерти есть, то настоящей жизни придается высший смысл. Присутствие смерти, готовой прийти к человеку в любой момент, побуждает супругов в этот период жизни наполнять каждое свое слово благоговением, красотой, гармонией и любовью, которые за предшествующее время совместной жизни накопились в их отношениях.
Память о смерти помогает супругам делать с величием и смыслом все то, что кажется мелким и незначительным. Например, как ты подаешь на подносе чашку тому, кто находится на смертном одре, каким движением поправляешь ему за спиной подушку, с каким наполнением звучит твой голос – все это может и должно стать выражением глубины отношений.
Только память о смерти позволяет супругам жить так, чтобы не столкнуться с ужасающей очевидностью, со страшными словами: уже поздно. Поздно произнести слова, которыми они могли сказать о своей доброте и внимании, поздно сделать движение, которым можно было бы выразить глубину отношений, глубину уважения и любви.
СВОБОДА ВОЛИ
СВОБОДА ВОЛИ - способность человека к самоопределению в своих действиях. В контесте раннегреческой культуры в понятии С. В. акцентируется не столько философско-категориальное, сколько юридическое значение. Свободный человек - это гражданин полиса, тот, кто живет на земле своих предков. Противоположность ему - военнопленный, увезенный на чужбину и превращенный в раба. Исток свободы личности - полис, его земля (Солон); свободен от рождения живущий на земле полиса, где установлен разумный закон. Поэтому антоним термина «свободный» - не столько «раб», сколько «негрек», «варвар». В гомеровском эпосе понятие свободы обнаруживает еще один смысл. Свободный человек тот, кто действует без принуждения, в силу собственной натуры. Предельно возможное выражение свободы - в действиях героя, преодолевающего судьбу и тем сравнивающегося с богами. Теоретическая предпосылка научно-философской постановки вопроса о СВ. складывается в мышлении софистов, противопоставлявших «фюсис» (единственно возможный, порожденный самой природой порядок) и «но-мос» (порядок жизни, самостоятельно устанавливаемый каждым народом). Сократ подчеркивает решающую роль знания в осуществлении свободы. Подлинно свободный, нравственный поступок возможен лишь на основе ясных понятий блага и доблести. Никто не может поступать дурно по доброй воле, человек стремится к лучшему в своих поступках, и лишь незнание, невежество толкает его на неверный путь. Платон связывает понятие СВ. с бытием блага как высшей «идеи». Благо освящает порядок, действующий в мире как порядок целесообразный. Поступать свободно - значит действовать, ориентируясь на идеал блага, согласуя личные устремления с общественной справедливостью. Аристотель рассматривает проблему СВ. в контексте нравственного выбора. Свобода связана со знанием особого рода - знанием-умением (»фронесис»). Оно отлично от знания-»технэ», обеспечивающего решение задач по известному образцу. Нравственное знание-умение, прокладывающее путь свободе, ориентирует на выбор лучшего поступка в контексте этического выбора. Источник такого знания - специфическая нравственная интуиция, которая воспитывается у человека жизненными испытаниями. Стоицизм развивает свое видение свободы, признавая приоритет провидения в жизни человека. Самостоятельное значение личности стоики усматривают в соблюдении обязанностей и долга (Панэций). При этом провидение может рассматриваться и как закон природы, и как воля в человеке (Посидоний). Воля в последнем случае выступает как орудие борьбы против судьбы, и как таковая требует особого воспитания. Эпикур рассматривает вопрос о СВ. в своей атомистической физике. Последняя противостоит детерминистской атомистике Демокрита. Физика Эпикура обосновывает возможность СВ.: в качестве ее физической модели Эпикур указывает на возможность свободного отклонения атома от прямолинейной траектории. Причины такого отклонения не внешние, оно происходит совершенно спонтанно. Особый этап в постановке вопроса о СВ. составила христианская идеология. Человек призван осуществить свою сущность в единстве с Божеством, учит Библия. Проблема однако состоит в том, чтобы соединить универсализм Божи-ей воли, с одной стороны, и нравственное усилие человека, еще не достигшего (а по сути никогда и не достигающего) соединения с Божеством, - с другой. Христианская литература, касающаяся данной проблемы, может быть классифицирована по признаку акцентирования той или другой стороны этого взаимодействия. Так, Пелагий (5 в.) обосновывает достаточно широкое толкование христианской идеи об участии воли человека в оформлении его судьбы, невольно принижая значение искупительной жертвы Христа. Идею универсальности Провидения в полемике с этой точкой зрения защищает Августин. Осуществление добра в деятельности человека возможно только с помощью благодати Божией. Причем ее действие Августин не связывает с сознательным обращением к ней со стороны человека. Она проявляется независимо от него. Фома Аквинский усматривает сферу СВ. в выборе целей и средств достижения блага. По его утверждению, к цели ведет лишь один верный путь. Разумное существо необходимо стремится к добру, зло же, как результат рационального выбора невозможно. Разнообразие позиций проявляется и в эпоху Реформации, Эразм Роттердамский защищает идею СВ. Против нее выступает Лютер, настаивая на буквальном прочтении догмата о Божественном предопределении. Бог, изначально, призвал одних людей к спасению, других приговорил к вечным мукам. Будущая судьба человека остается, однако, неизвестной ему самому. Лютер при этом указывал на особую сферу бытия, «испытывая» которую личность в состоянии рассмотреть проступающие в ней знаки избранности. Речь идет о сфере человеческой повседневности и прежде всего о профессиональной деятельности, успешное осуществление которой есть признак состоятельности (избранности) личности перед лицом мира и Бога. Аналогичную позицию занимает и Кальвин, считающий, что Воля Божья всецело программирует бытие человека. Протестантизм практически низводит свободу воли к минимальному значению. Фундаментальный парадокс протестантской этики состоит, однако, в том, что постулируя пассивность человеческой воли в осуществлении Божией благодати, она, заставляя человека разыскивать «шифры» избранничества, тем самым сумела воспитать активистский тип личности. С протестантизмом полемизировал иезуит Л. де Молина (1535- 1600): среди различных видов всевидения Божия его теория выделяла особое «среднее знание» о том, что может произойти вообще, но конкретно осуществится при соблюдении определенного условия. Это условие Молина и связывал с живой человеческой волей. Этот взгляд получил свое дальнейшее развитие у Суареса, считавшего, что Бог сообщает свою благодать лишь тем действиям человека, в ходе совершения которых помощь Бога не подавляет СВ. Учение К. Янсения (1585-1638) по сути возрождает идеи Кальвина и Лютера - человек волен выбирать не между добром и злом, а лишь между различными видами греха. Аналогичный взгляд был развит также мистиком М. де Молиносом, утверждавшим идею пассивности человеческой души перед лицом Бога (см. КВИЕТИЗМ). Тема СВ. обнаруживает себя и в философии Нового времени. Для Гоббса СВ. означает прежде всего отсутствие физического принуждения. Свобода интерпретируется им в индивидуально-естественном измерении: человек тем более свободен, чем больше возможностей для саморазвития открывается перед ним. Свобода гражданина и «свобода» раба различаются только количественно: первый не обладает абсолютной свободой, о втором нельзя сказать, что он совершенно несвободен. Согласно Спинозе свободен только Бог, т.к. только его действия детерминированы внутренней закономерностью, человек же как часть природы несвободен. Тем не менее он стремится к к свободе, переводя неотчетливые идеи в отчетливые, аффекты - в рациональную любовь к Богу. Разум умножает свободу, страдания сокращают ее, - считает Лейбниц, различая свободу негативную (свободу от...) и позитивную (свободу для...). Для Локка понятие свободы равнозначно свободе действия; свобода - это способность действовать в соответствии с сознательным выбором. Именно СВ., противопоставляемая разуму, выступает фундаментальным определением человека, - таков взгляд Руссо. Переход от естественной свободы, ограниченный силами самого индивида, к «моральной свободе» возможен через использование законов, которые люди предписывают сами себе. Согласно Канту, СВ. возможна лишь в сфере нравственной закономерности, противополагающей себя закономерности природы. Для Фихте свобода - это инструмент осуществления нравственного закона. Шеллинг находит свое решение проблемы СВ., считая действия свободными, если они проистекают из «внутренней необходимости сущности», свобода человека состоит на перепутье между Богом и природой, бытием и небытием. Согласно Гегелю, христианство вносит в сознание европейского человека идею о том, что история - это процесс в осознании свободы. Ницше считает всю историю морали - историей заблуждений относительно СВ. Согласно его воззрению, СВ. - фикция, «заблуждение всего органического». Самоосуществление воли к власти предполагает ее очищение от моральных идей свободы и ответственности. Марксистская философия видела условие свободного развития в том, что ассоциированные производители оказываются в состоянии рационально регулировать обмен веществ между обществом и природой. Рост производительных сил общества создает материальные предпосылки для свободного развития индивидов. Царство подлинной свободы мыслилось в марксизме как коммунизм, уничтожающий частную собственность, эксплуатацию, а тем самым и саму основу принуждения. СВ. - одно из центральных понятий фундаментальной онтологии Хайдеггера. Свобода - самое глубокое определение бытия, «основа основ», помещающая экзистенцию в перманентную ситуацию выбора. Аналогичным образом и для Сартра свобода - не качество индивида или его действий, это скорее сверхисторическое определение родовой сущности человека. Свобода, выбор и временность суть одно и то же, считает философ. В русской философии проблема свободы, СВ. специально разрабатывалась Бердяевым. Миру объектов, где царят страдания и зло, противостоит творчество, призванное преодолеть консервативные формы объективаций. Результаты творчества неизбежно будут объективированы, но сам творческий акт столь же неизбежно является свободным. Пожалуй, доминирующей тенденцией в трактовках СВ. (особенно в 20 ст.) выступает точка зрения, согласно которой человек всегда достоин того, что с ним случается. Найти основания для оправдания можно лишь в «пограничных» случаях.
Новейший философский словарь. - Минск: Книжный Дом . А. А. Грицанов . 1999 .
Смотреть что такое "СВОБОДА ВОЛИ" в других словарях:
Понятие европейской моральной философии, окончательно оформившееся у И. Канта в значении интеллигибельной способности индивида к моральному самоопределению. В ретроспективном плане (до или посткантовские теории) термин «Св.» можно рассматривать… … Философская энциклопедия
Способность человека к самоопределению в своих действиях. В контексте раннегреческой культуры в понятии C.B. акцентируется не столько философско категориальное, сколько юридическое значение. Свободный человек это гражданин полиса, тот, кто живет… … История Философии: Энциклопедия
Свобода Воли - Свобода Воли ♦ Libre Arbitre Свобода желания, абсолютная и ничем не детерминированная; «способность определять себя, не будучи определяемым ничем» (Марсель Конш, «Алеаторика», V, 7). Это довольно мистическая способность, принадлежащая строго … Философский словарь Спонвиля
Категория, обозначающая философско этическую проблему самоопределяем или детерминирован человек в своих действиях, т. е. вопрос об обусловленности человеческой воли, в решении которого выявились две основные позиции: детерминизм и индетерминизм.… … Большой Энциклопедический словарь
Великие реформаторы церкви стояли за несвободную волю, а иезуиты за свободу воли, и однако первые основали свободу, вторые рабство совести. Анри Амьель Ты называешь себя свободным. Свободным от чего, или свободным для чего? Фридрих Ницше Мы… … Сводная энциклопедия афоризмов
СВОБОДА ВОЛИ, категория, обозначающая философско этическую проблему самоопределяем или детерминирован человек в своих действиях, т.е. вопрос об обусловленности человеческой воли, в решении которого выявились две основные позиции: детерминизм и… … Современная энциклопедия
Свобода воли - СВОБОДА ВОЛИ, категория, обозначающая философско–этическую проблему самоопределяем или детерминирован человек в своих действиях, т.е. вопрос об обусловленности человеческой воли, в решении которого выявились две основные позиции: детерминизм и… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
свобода воли - см. воля. Словарь практического психолога. М.: АСТ, Харвест. С. Ю. Головин. 1998 … Большая психологическая энциклопедия