В храме царил полумрак. Молящиеся разошлись. Вечернее богослужение давно закончилось, но еще больше часа стояли исповедники к отцу Дионисию. Наконец и он, прихрамывая на больную ногу, вышел из храма в сопровождении нескольких женщин, жалующихся на свою семейную жизнь. Оставшиеся после всенощной свечки догорели, в теплом густом сумраке мерцали только огоньки лампад. Наталья и две другие уборщицы занялись вечерней уборкой.
«Как же я хочу быть матушкой… Это, наверное, даже не состояние души, это диагноз! – подумала Наташа, смачивая лампадным маслом тряпицу и тщательно натирая подсвечник перед иконой преподобного Сергия Радонежского. – Неделя до Рождества, а настроение совсем не праздничное. Сил стоять на службах и поститься нет. Народу в храме прибавилось и уборки соответственно тоже. Хорошо, что обедаю в семинарской трапезной, учащимся во время поста большое послабление, рыбой кормят почти постоянно. Скоро светиться начнем от фосфора!» Методично обходя определенный ей для уборки правый предел храма, девушка убирала огарки с подсвечников, счищала налипший воск, тщательно и с большой любовью протирала иконы.
Целитель Пантелеимон протягивал в ложке свое лекарство, ласково глядя на Наталью, желая, казалось, избавить ее от всех телесных и душевных недугов. Николай-угодник смотрел строго, призывая хранить душевный мир и бороться с нападками врага рода человеческого. Преподобный Серафим Саровский, склонив голову набок, как будто вздыхал, глядя на невысокую девушку в рабочем синем халате с вечно выбивающимися из-под платка кудряшками.
– Эх ты, горемыка, что печалишься! Христос Воскресе, радость моя! – так и слышалось Наталье, когда она подливала масло в зеленую лампаду, подвешенную на темной ажурной цепи перед иконой преподобного.
Уже полгода Наталья жила и работала в большом подмосковном монастыре, при котором было духовное училище, в надежде познакомиться с добродетельным семинаристом и создать настоящую православную семью. Крестилась Наташа в сознательном, можно сказать, взрослом возрасте, будучи уже студенткой. С большим интересом она стала посещать воскресную школу для взрослых и общаться с верующими людьми. Некоторые уроки по Закону Божию вели учащиеся семинарии, ребята очень интересные и одухотворенные. Именно после общения с молодыми преподавателями у Натальи и появилась мысль о том, что она должна стать женой священника.
Ночью она долго не могла уснуть, воображение уносило ее далеко-далеко. Ей виделся сельский храм на холме, вокруг – избы с резными ставенками. Солнце светит ярко, люди спешат в церковь. В храме священник говорит проповедь, старухи и ребятишки внимательно слушают. Сама Наталья с кудрявым младенцем на руках стоит около аналоя в первом ряду и смотрит влюбленными глазами на молодого красивого пастыря – своего мужа!
Предаваясь мечтам, Наталья мало обращала внимание на происходящее вокруг. По инерции слушала лекции в институте, не улавливая их сути. На вопросы родителей отвечала односложно, всё свободное время проводила в церкви или в своей комнате.
В какой-то момент ей стало трудно и неинтересно общаться с молодыми людьми из института, все они казались ей какими-то пошлыми, развращенными и ограниченными. То ли дело семинаристы! Благочестивые, скромные, начитанные. А говорят-то как – мед и елей!
Родители Наташи не были верующими – они были самыми обычными людьми, любили свою единственную дочь и старались дать ей хорошее образование. И вдруг, окончив институт, вместо того, чтобы искать работу, Наташа решила пожить в монастыре. Родители, мягко говоря, сильно удивились, но, будучи людьми интеллигентными, скандал устраивать не стали.
Приехав в монастырь и попросившись на послушание, Наталья поступила в распоряжение матери Евдокии, которая заведовала уборкой храмов. Во время служб она следила за подсвечниками, убирала догоревшие свечки и ставила новые, а после – убирала храм вместе с другими женщинами. Работа занимала несколько часов утром и вечером. После этого пальцы рук еще долго пахли воском.
Иногда, когда в монастыре ожидалось много паломников, Наташу отправляли помогать на кухне и в трапезной. Трапезная – монастырская столовая, теплое и заветное место для всех учащихся семинарий. Когда все собирались, и сотня молодых голосов в едином порыве подхватывала «Отче наш…», звук ударялся о сводчатый потолок и наполнял всё пространство первого этажа. В этот момент многие кухарки, особенно молоденькие, выглядывали из кухни и любовались молодыми людьми в черных семинарских сюртуках и брюках.
Наталье нравилось помогать в столовой, потому что именно здесь легче всего было познакомиться с учащимися. Ежедневно от каждого курса семинарии назначались дежурные по трапезной, которые помогали поварам. Это был хороший повод познакомиться с молодыми людьми в непринужденной обстановке, чистя овощи или накрывая длинные столы.
Наталья была просто очарована учащимися семинарии. Напускная серьезность в сочетании со специфическим, понятным только своим, «православным» чувством юмора и умение размышлять о высоких материях, драя котлы или пол, приводили девушку в восторг. Но, освоившись, Наталья поняла, что не все, конечно, кто здесь учился, были добродетельными и безгрешными. Бывало и так, что «зеленые» первокурсники, которых отцы-священники отправляли учиться пастырскому делу скорее принудительно, чем добровольно, сбегали ночью на местную дискотеку, а потом пробирались впотьмах с черного входа в монастырь, боясь быть застуканными.
Первое время Наташе было трудно стоять на богослужениях и молиться. Непослушные светлые волосы то и дело выбивались из-под платка, а голубые глаза, как их Наталья ни опускала долу, то и дело останавливались то на одной, то на другой статной фигуре семинариста в черных одеждах.
Первым обратил внимание на новую девушку «у подсвечника» прыщавый Георгий, который пел в семинарском хоре. После очередной вечерней службы он нарочито долго собирал богослужебные книги и ноты, перекладывал их с одного места на другое, вытаскивал из них закладки, шуршал страницами. В конце концов, пересилив робость, молодой человек познакомился с Наташей.
Георгий Наталье совсем не понравился, не столько потому, что был не очень привлекательным, столько потому, что не особо интересовался привлекательностью Натальи, а больше интересовался тем, умеет ли она петь на клиросе и читать на церковно-славянском языке. Оказалось, что знание церковных гласов и тропарей может стать настоящим ключом к сердцу мужчины-семинариста, который мечтает после окончания учебы уехать просвещать народ в глухие деревни, где матушка должна руководить церковным хором и обучать пению местных бабушек и детишек. Правда, такие благородные и романтические устремления были присущи семинаристам младших курсов и к концу учебы часто бесследно исчезали.
Петь Наталья не умела, так что знакомство не заладилось. Но это обстоятельство не омрачало ее радужных надежд и чаяний. Первый блин комом!
Складные разговоры на душеспасительные темы, которые время от времени учащиеся семинарии заводили с Натальей, пьянили девушку не меньше, чем хороший кагор, а идиллические картины семейного счастья давали ей силу выполнять послушания, не обращая внимания на нравоучения старших послушниц.
Следующего ухажера Натальи звали Вадим, он был рыжим и лопоухим – но, в общем, ничего. Учился Вадим на последнем курсе и поговаривали, что его дядя высокого духовного звания, чуть ли не епископ, и что этого молодого человека ждет блестящее будущее.
В те дни, когда Вадим прислуживал в алтаре, он всегда по нескольку раз во время богослужения проходил мимо натальиного подсвечника с важно-деловым видом, искоса кидая взгляды на девушку.
Вадим и Наташа стали встречаться. После воскресной службы они гуляли в роще неподалеку от монастыря, собирали осенние листья и любовались прозрачным небом. Прошел месяц. Как-то прогуливаясь с Наташей по берегу речушки, Вадим бережно взял ее за руку и надолго замолчал. Наташа замерла, почувствовав, что сейчас что-то произойдет.
– Дорогая Наталья, мне нужно тебе сказать что-то очень важное, – прервал томящее молчание молодой человек.
«Вот оно! Вот оно то признание в любви, которого так ждет каждая девушка», – промелькнуло в голове у Наташи. Сердечко ее затрепетало, и фантазия начала рисовать радужные картины: она вместе с Вадимом стоит с зажженными свечами перед алтарем, а знакомый владыка дает им напутствие любить и заботиться друг о друге…
– Дорогая, – дрогнувшим от волнения голосом повторил Вадим, – я собираюсь стать епископом!
Наталья вздрогнула и замерла, беззвучно глотая слезы обиды и разочарования: епископом-то может стать только монах, а какой из монаха жених!
Как оказалась, Вадим подал прошение на принятие монашеского пострига и Великим постом он должен был стать иноком, а затем – иеромонахом. После этого он планировал поступить на работу в один из отделов Патриархии и уже следующим летом отправиться в долгосрочную заграничную командировку на какой-то приход то ли Норвегии, то ли Швеции.
Наталья сильно переживала случившееся и даже хотела уехать из монастыря. Но через какое-то время она успокоилась, надежда на то, что она непременно найдет свое счастье, вновь поселилась в ее сердце и овладела всеми ее мыслями.
Вспоминая историю с Вадимом, Наташа протерла стоящий в самом дальнем углу храма подсвечник перед образом Николая Чудотворца и собралась уходить. Неожиданно дверь храма скрипнула, и в проеме появилась высокая и неказистая фигура молодого человека. Мокрые от снега волосы висели сосульками. Сняв со спины большой рюкзак, припозднившийся паломник перекрестился и нерешительно шагнул в глубь храма.
– Храм закрыт! – неожиданно для себя громко и резко произнесла Наташа.
– Простите, – смутился молодой человек, – я сейчас уйду. А вы монахиня?
– Нет, – с вызовом ответила Наташа, – у меня здесь жених учится в семинарии, – зачем-то соврала она.
– Ой, извините, а не подскажите, у кого тут можно спросить о ночлеге?
– При входе в монастырь будка со сторожем, спросите там, где найти отца-гостиничного, – уже более миролюбиво ответила Наталья.
– Спасибо, – ответил молодой человек, и, потоптавшись на месте, вышел из храма.
На следующий день во время Литургии Наталья увидела вчерашнего гостя, он стоял у входа в храм и сосредоточенно молился. После службы молодой человек подошел к Наташе, потому что никого кроме нее он в монастыре пока не знал.
Никита, так звали молодого человека, рассказал, что приехал из Москвы в обитель, чтобы попроситься в число братии монастыря. Вообще-то он хотел стать отшельником или пустынником, но для этого надо было взять благословение у духовника монастыря – провидца душ, как говорила молва.
До решения удалиться от мирской жизни Никита работал программистом в одной крупной компании, получал приличные деньги и вообще не был обижен судьбой. Как-то ночью, бродя по дебрям интернета и попадая на какие-то непонятные форумы, он наткнулся на размышления одного духовного авторитета о монашеской жизни. Никита начал читать, тема его заинтересовала. На форуме постоянно попадались ссылки на творения святых отцов, и молодой человек решил познакомиться с этими книгами. И после этого он вдруг понял, что всегда верил в Бога, но только не мог это осознать. Красота молитвы и подвиг монашеского пути овладели умом Никиты, он начал много размышлять и, в конце концов, решил бросить мирские дела.
Раздав большую часть последней зарплаты бабушкам у ближайшего храма и бомжам на Курском вокзале, Никита отправился искать успокоения в монастырских стенах, правда, не очень хорошо представляя на практике, что такое иноческая жизнь.
В течение всего дня Никита подходил к Наташе, что-то спрашивал и о чем-то советовался. Наташу это порядком раздражало. Никита был неуклюжим и застенчивым, но по-своему привлекательным. И может, повстречайся он ей в той, другой «мирской» жизни, она бы побеседовала с ним разок-другой на высокие темы или сходила бы в Большой театр. Но сейчас, здесь, в обители, своим присутствием этот назойливый молодой человек распугивал всех потенциальных женихов, а иногда и отвлекал от работы.
Растолковав Никите, где найти келейника старца, у которого можно записаться на духовную беседу с батюшкой, и объяснив, куда ставить свечки «о здравии», а куда «о упокоении», Наталья глубоко вздохнула, полагая, что избавилась от новообращенного брата во Христе хотя бы до следующего дня.
Благодаря дельным советам Наташи Никита попал на беседу к старцу, после которой ходил по двору монастыря какой-то угрюмый и понурый – наверное, ответ духовника обители не удовлетворил чаяний молодого человека.
Последние дни перед праздничной Рождественской службой пролетели быстро. Какой-то предприниматель пожертвовал грузовик елок, оставшихся от новогодних базаров, и матушке Евдокии, Наталье и еще нескольким рабочим было поручено разобраться с этими зарослями – украсить храмы, трапезную и монастырский двор. На праздник в монастырь приезжало много гостей, надо было подготовить всё в доме для паломников и помочь с праздничной трапезой, на приготовление которой, помимо поваров, были задействованы семинаристы и все свободные от других послушаний женщины.
Едва успев переодеться к празднику, Наталья схватила белый платок и побежала в храм к своему подсвечнику. Рождественская служба должна была вот-вот начаться.
В храме было полно народу, было душно, пахучий запах хвои смешивался с терпким ладаном – от всего этого немного кружилась голова, но, вытесняя усталость и сонливость, молящихся охватила всеобщая волна радости чуда Рождения Спасителя.
В середине службы, протиснувшись через пеструю толпу молящихся, к Наталье подошел грустный Никита и, тяжело вздыхая, тихонько встал рядом. Его длинная, немного сутулая фигура время от времени уныло склонялась в ответ на возгласы священников. По всему было видно, что ему тоскливо и чувствует он себя чем-то разочарованным. Отстояв большую часть службы, молодой человек наклонился к Наталье и посетовал, что его отказались взять на послушание в монастырь, благословили вернуться на работу и жениться.
– Что же мне теперь делать? – как-то беспомощно спросил Никита у Натальи. – Как мне быть?
– Послушание превыше всего! – прошептала Наталья, – Делай, что тебе сказали.
– Да не могу я общаться с этими крашеными офисными женщинами, которые думают только о карьере и деньгах! – еще с большим отчаяньем зашептал Никита.
– Не знаю, – ответила Наташа. – Сходи в какой-нибудь храм или на ярмарку православную, там полно хороших девушек с косами до пояса и в юбках до пят.
– Ты не представляешь, какой я стеснительный, ни за что сам не подойду первым к девушке!
– Ну, ты и мастер сочинять! – Наталья уже было начала сердиться, – Целыми днями болтаешь тут без умолку, от дел только отвлекаешь.
– Это я с тобой только такой разговорчивый, потому что…
Никита не успел договорить. Совершая положенное каждение храма, к ним приближалась целая процессия в праздничных одеждах во главе с настоятелем. Остановившись напротив Натальи и Никиты, настоятель несколько раз взмахнул кадилом перед иконой Николая Чудотворца и вдруг произнес, улыбаясь одними глазами и склонив голову в сторону Натальи:
– А вот, Никита, и невеста твоя!
От неожиданности Наталья открыла рот и выдохнула:
– Отец-настоятель, я ж за семинариста замуж хочу, матушкой хочу быть!
– Воли Божьей нет! – ответил настоятель и двинулся дальше по храму.
…Несколько дней Наташа плакала навзрыд, но веселый снежок, яркие звезды на темно-синем небе и радостная святочная пора успокоили девичье сердце. В Крещенский сочельник Наташа и Никита решили, что, может быть, они не случайно встретились в этом святом месте в чудесное время Рождества Христова.
«Я с детства мечтала быть матушкой. Кто-то хочет стать художником, кто-то врачом или музыкантом, а я - матушкой». Милая, да что там милая, чудесная, семнадцатилетняя совсем еще девочка - стояла передо мной в подвенечном платье. Настоящая русская красавица. Таких раньше в фильмах-сказках показывали: коса до пояса, нежный румянец, огромные чистые серые глаза и зовут, как в сказке - Настенька. Живая, непридуманная, собирающаяся обвенчаться с семинаристом.
«Ох, деточка! - думала я. - Настенька, милая, зачем же? Жизнь свою погубить хочешь?». «А если в деревню пошлют?» - «Значит, поедем. Тут уж как Господу угодно будет. Только я хотела бы вместе с батюшкой что-то для храма делать. Все равно что» (Достоевский и декабристы рыдали бы от зависти, что я первая ее увидела!).
Только окончена школа, все еще впереди. Можно пойти учиться дальше, работу интересную найти, попутешествовать, пожить в свое удовольствие. А что теперь? Бесконечные службы, долгое ожидание батюшки, дети, бессонные ночи, одолевающая днями и ночами паства - и это счастливая судьба? Об этом можно мечтать в 17 лет?
Чем же так привлекательна эта участь, что для ее достижения на протяжении вот уже долгих лет девушки со всех концов страны стекаются под сень Троице-Сергиевой Лавры (где находится Московская духовная семинария) в надежде обрести свое счастье? Возможно, она не так уж и легка, как им кажется. Или не так ужасна, как представляется мне?
Чтобы иметь какие-то факты и не быть голословной, мне пришлось провести опрос прихожан различных храмов и матушек, занимающих различное сословное (по их собственному выражению) положение. Надо сказать, что мнения разделились. «Матушка - как солдатка», - считают одни. «Любая христианка уже и еcть матушка», - уверены другие.
photosight.ru. Фото: Вера Шелемех
Среднестатистическая точка зрения обывателя примерно такова: матушкой быть довольно-таки неплохо. Она не работает, сидит дома (просто этакий придаток батюшкинский!), делать ей особо нечего, живет себе спокойненько. Ну, детей растит, да за хозяйством смотрит. Да еще в церковь ходит - Богу молится, спасается. Иногда в хоре попоет, иногда девушек приходских уму-разуму поучит, может, праздник какой храмовый организует. Ну что там еще? Все, кажется. Больше ей и делать особо нечего.
Я же уверена, что это тяжкое, почти непосильное бремя - и духовное, и физическое. Бремя непрестанно сваливающихся проблем (мужа, его должности, детей, паствы), которые надо быть готовой решать непрестанно - денно и нощно. Проблемы эти зачастую к самой матушке не имеют никакого отношения, так что матушка - это «должность работника социальной сферы», этакое круглосуточное «Бюро добрых услуг».
Матушка всегда на виду, в храме тысячи глаз старательно подмечают, какие у нее отношения с батюшкой, как воспитывает детей, как она одета, как причесана. Вот, кому-то улыбнулась, а этого не заметила. (Когда заходит разговор о жизни матушки, у меня всегда возникает одно, довольно резкое сравнение: представьте себя на минутку в самый разгар дня голышом на Красной площади. Представили? Матушка так живет всегда!)
Кроме того, две трети матушек, с которыми мне удалось поговорить, имеющие детей в количестве до шести человек, - работают!! Причем, работают много и трудно, зачастую не только в храме. Многие - полный рабочий день. Матушки на сельских приходах (хоть это и предмет особого разговора) в наше время тоже вынуждены работать.
Но, пожалуй, самое главное, что молодой человек, имеющий духовное устремление стать священником, он в какой-то мере уже готов к этому духовному подвигу. Он ведь уже и с духовником много раз на эту тему говорил, и в алтаре прислуживал, и книг немало на эту тему написано. Да и обучение в семинарии недаром четыре года длится - есть время все обдумать.
Матушка же, в основном, идет своим, несколько интуитивным путем, поскольку, на мой, несомненно, непросвещенный взгляд, духовные отцы не слишком вникают в ее душевные и духовные порывы. Так что помочь ей может разве что знакомая матушка (если она есть), да подружки по несчастью, которых, опять-таки, еще нужно обрести. Книг же на тему «как стать хорошей матушкой», пусть хотя бы совсем тоненькие, в бумажном переплете, мне как-то не попадалось. А жаль. Очень они, как мне кажется, большим спросом бы пользовались. Ведь есть книги о том, как воспитать хорошего мальчика или девочку, есть даже брошюрка «Как правильно замуж выйти». Думаю, что и будущие матушки с удовольствием бы что-нибудь почитали.
Но поскольку никакой литературы я на эту тему не нашла, то, думаю, рассказы самих матушек в данной ситуации заметно украсят мои измышления.
Выйдя замуж за семинариста, будущая матушка встает перед дилеммой: как строить совместную жизнь. Можно жить вместе, и тогда либо ей надо все бросить и перебраться жить в город, где находится семинария, либо новоиспеченному мужу придется каждый день ездить на учебу (Московская Духовная семинария находится в полутора часах езды на электричке от Москвы).
Впрочем, можно продолжать жить раздельно в привычной для каждого среде. Это актуально еще и по той простой причине, что озвучить размер стипендии будущего священника просто совестно, и будущей матушке лучше сразу привыкнуть к мысли о неизбежности в ближайшие несколько лет содержать семью. А семинарист, он же не только учится, у него еще и послушания (то есть некие обязанности) есть. Они тоже отнимают немало времени и никак не оплачиваются. Впрочем, все не так страшно, потому что они молоды, полны сил, у них все впереди, и они любят друг друга. А главное, твердо верят, что Господь не оставит их.
Но тяжелее всего приходится жене диакона. Не того, который свое диаконское служение воспринимает как некий быстропроходящий этап между семинарией и священничеством, а настоящего. Жену настоящего диакона - непонятно как называть, и непонятно, какое она занимает иерархическое положение. Для прихожан она вроде бы еще и не матушка, но уже и не подружка, с которой просто так на лавочке посидеть-поболтать можно. Вот в таком слегка зависшем состоянии она и пребывает. У моей знакомой шестеро детей. В отпуске она последний раз была 12 лет назад (до свадьбы, то есть). Крутясь на бесконечной ленте домашнего конвейера, она иногда по несколько дней не имеет возможности выйти из дома, в то время как ее муж, работающий в силу обстоятельств на двух работах, может те же несколько дней до дома не успевать дойти. Что же еще? В 6.30 подъем (следует ставить два будильника, поскольку один никто не услышит). В 7.20 надо выйти из дома вместе с двумя уже подготовленными ею же к выходу детьми, чтобы они успели доехать до школы. Ничего, если пораньше придут, - там старшенький имеет возможность почитать. С 8 до 9 утра просыпаются остальные дети, и «обрушиваются мириады дел, которые тянут ко мне свои лапы». После прогулки и обеда малыши засыпают в обеих 11 и 12-метровых комнатах их квартиры, а старшие делают уроки за кухонным столом. Вечерняя прогулка и ужин, после которого к 9 часам вечера «на них нисходит гармония». В 22 часа - долгожданная свобода, обретая которую не сразу понимаешь, что ты теперь можешь, что хочешь делать: включить стиральную машину, проверить уроки, приготовить обед на завтра - впрочем, это уже и за дела не считаешь. Впрочем, есть у нее и свои слабости: матушка почитать любит и по телефону поговорить (я пыталась выяснить, в какое время суток это происходит, на что она толком не смогла ответить). «Свобода» заканчивается около 2 часов ночи… И все же «в моей жизни много хорошего, - уверена она. - Самая большая радость, когда муж дома. Сразу меняется атмосфера: и дети счастливы, и мне не страшно. Чувствую, что я не одна. Я точно знаю, что диаконское служение - его призвание, и стараюсь его поддерживать. Потому что мы - семья».
Матушка в сельском приходе вроде бы как не работает. Она только живет не в своем доме (поскольку жилье предоставляет приход), заводит огород, чтобы прокормиться, поет на клиросе, шьет облачения, убирает в церкви. Иногда, когда новоиспеченному священнику в качестве прихода достаются руины, она может подработать разборщиком завалов или маляром, а также совершенно бескорыстно овладеть смежными профессиями (не исключено, что если им с батюшкой удастся поднять приход, их переведут на новое место служения, требующее не меньших усилий). Несомненны некие привилегии: она может стать хозяйкой прихода, и тогда к ней потянутся люди. И это хорошо. Плохо только, что поглощенные собственными проблемами прихожане не всегда ориентируются во времени, и если случится какое важное дело, сразу с ним и прибегают за советом. За отсутствием батюшки она вполне справляется с некими его обязанностями - особо почетно прийти к матушке с неким подобием исповеди. А уж выслушивать-то она просто обязана, только что епитрахилью не накроет, а уж совет-то обязана дать. А еще кому-то из довольно удаленного местечка духовная помощь может понадобиться - так где ему жить, если он уже к батюшке приехал? А приехал не один, а семьей, и на несколько дней - поскольку его проблему так с наскоку не решить. А матушка тем временем и детей его приласкает, и жене доброе слово скажет, она на то и есть - матушка.
«Он наш флагман, и свет в окошке для меня и детей». Вот интересно. Приготовившись услышать об очередных трудностях, вместо живописания очередных проблем я, нежданно для себя, увидела скрытую сторону жизни московской матушки. Конечно, в 17 лет она не представляла себе роли не то что жены священника, а просто жены. «Я хотела быть женой священника. Я уже работала в храме, церковная жизнь моя была более-менее налажена. И мне хотелось жить рядом с духовным ориентиром. Рядом с благодатью. Теперь эта благодать у меня дома всегда. Он становится лучше: шире, чище, глубже. И если рядом такой человек, то и мне становится лучше. Семье становится лучше. Он учится понимать, сочувствовать, терпимее относиться к людям, и мы вместе с ним. Мне нравится не то, что я матушка, а то, что мой муж священник. Я думаю, что если бы он не был священником, было бы еще труднее, потому что его Божественное призвание дает несоразмеримо больше. А деньги я могу заработать и сама».
Я просто обязана сказать: все матушки, с которыми мне довелось встречаться, - они замечательные. Они прекрасны, добродушны. Обладая необыкновенным чувством юмора (да и как по-другому выжить в их ситуации), они не злобствуют, не ожесточаются и, что особенно приятно, никого не осуждают и не винят в своей тяжелой участи. Тяжело, трудно и - невыносимо - какая, оказывается, огромная разница между этими понятиями. Да, тяжело - а кто сказал, что будет легко? Кто-то живет без проблем? И мужа часто дома нет. Но и моряк уходит на несколько месяцев в плавание. И многочисленные современные бизнесмены появляются дома еще реже, и на то, чтобы заниматься детьми, их и вовсе не хватает. Детей много? «Для меня каждый следующий младенец - как маленькое солнышко. Не представляю, что бы я без них делала», - поделилась одна из матушек.
Приходя к ним в дом, начинаешь верить, что веками главенствующие понятия, которые нам удачно удалось за последние несколько десятков лет растерять: любовь к Богу, добрые отношения в семье, ощущение дома, уюта, семьи, родства, уклада, традиций - утрачены не полностью и подлежат реставрации. Просыпается надежда.
Парадокс. Когда любая из матушек начинает описывать свой быт - волосы встают дыбом. При этом каждая из них утверждает (и очевидно, не лукавит), что у нее все хорошо, больше того, все они счастливы. Как такое может быть? Мистический позитив какой-то.
«Я бы никогда не имела столько шансов потрудиться для спасения. Никогда не стала бы жить такой напряженной жизнью. А тут - надо. Но это «надо» - настолько правильно, что делаешь, не раздумывая. Без этого «надо» - никуда. Так хорошо, так естественно служить Богу. Это - главная цель. Я другой профессии и не представляла. Подумай, и самый умный и самый глупый все же соображает, что в трудных ситуациях стоит сразу обратиться к священнику - как посреднику между нами и Богом. А у меня этот посредник есть всегда».
Да, случается, что батюшка дома три минуты. Но за эти минуты идет такая защита, которую невозможно описать. Покров, Божественная защита, бесконечная помощь Божия. А женщине и семье так нужна защита. И тогда объективные трудности Господь оборачивает так, что их как будто легко снести. И многое становится возможно, и на бытовые проблемы смотришь по-другому. И тогда вся жизнь - сплошные чудеса. И тогда…
Но в чем едины все матушки: выйти замуж за будущего священника - не самоцель. Замуж надо выходить за человека, а не профессию.
Главное, чтобы вы любили Бога, любили друг друга и действительно стремились создать семью. А будет ли он батюшкой, и станете ли вы матушкой, в общем-то, оказывается, не так уж и важно.
Что же влечёт юные создания в семинарские храмы? Наивный романтизм или вечное женское пристрастие к мужчинам в форме? Очевидно, что не последнюю роль тут играют иллюзии. Многим роль жены священника видится как беззаботное почивание на лаврах в лучах софитов. Избранник, разумеется, будет служить на столичном приходе, а никак не на сто первом километре, в глухом селе, где печь - единственный источник тепла. О том, что священник - солдат: куда пошлют, туда и поедет - никто и не задумывается.
Если провести опрос среди заматеревших попадей: «Знали ли вы, на что идёте?» или «Пошли бы вы на это снова?» - интересно, много ли будет положительных ответов?..
Но внешние сложности - это лишь одна сторона медали. Мало кто из юных «хабээмок» понимает, что слова апостола Петра о «сокровенном сердца человеке в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа» (1 Пет. 3, 4) станут краеугольным камнем всей жизни будущей матушки. А по-другому - никак. Матушка людям важна не игрушечная, не деланная, а настоящая. Она не проповедует о Спасителе, а воплощает Его проповедь в своей жизни, не учит истинам Евангелия, но своими поступками утверждает эти истины.
В описании добродетельной жены, сделанном Соломоном в Ветхом Завете, где всё видимое являлось сенью духовному, кратко изложено всё, что можно сказать на эту тему: Добрую жену кто найдёт - цена её выше жемчуга. Сердце мужа её надеется на неё, и не остаётся без вознаграждения. Она платит ему добром, а не злом во все дни жизни своей… Вздумает пробрести себе сад и приобретает его; руками своими сажает виноградник. Понимая, что работа её прибыльна, ночью не гасит своего светильника. Встаёт раньше всех и кормит домашних своих. Длань свою открывает бедному, и руки свои простирает к нищему. Не боится зимы для дома своего, потому что у всех домашних её есть тёплая одежда. Она настелила богатых ковров. Мужа её легко отличить по чистой, хорошей одежде. Прочна и великолепна одежда её самой; с улыбкой встречает она наступающий день. Уста свои открывает с мудростью, и кротко наставление на языке её. Внимательно смотрит за ходом дел в доме своём и хлеба не ест в праздности. Встают дети её и ласкаются к ней, встаёт муж её и хвалит её. Много есть добрых женщин, но ты превзошла всех их. Обманчиво пригожество, ничтожна красота, а жена, боящаяся Господа, достойна похвалы. Дайте ей от плодов рук её и дела да прославят её (Притч. 31, 10-31).
 |
Священник постоянно находится на передовой, и стоит чуть зазеваться, как вражеская пуля сделает своё дело. Матушка в основном живёт в землянке, и никому невдомёк, что и у неё на зубах скрипит окопная пыль, её жизнь и жизнь её детей также под снайперским прицелом врага. Но если она самоотверженно создаёт в доме атмосферу уюта и покоя, то можно сказать, что у её бойца за спиной надёжный тыл.
Одна пожилая монахиня Покровского монастыря как-то сказала: «Я что? Сама себе голова, только за себя и отвечу перед Богом, а у матушки крест во сто крат тяжелее моего. На её совести души всех тех людей, которых не смог утешить её батюшка из-за их семейных нестроений». Матушка - как камертон: какой тон с утра задаст батюшке, так день и пройдёт. Порой достаточно одного недовольного выражения лица, чтобы испортить на весь день настроение мужу. Тем более, как известно, жить с женой сварливой несчастнее, чем в пустыне или на кровле (Притч. 21, 19; 25, 24). А священнику, как никому, необходимо благостное состояние духа, чтобы щедро дарить радость о Господе всем приходящим к Нему.
Как часто, приходя в Церковь, люди думают, что батюшка и его семья - это особая раса, «сверхчеловеки», они не могут, не имеют права иметь человеческие слабости и грехи. И поэтому буквально всё - одежда, причёска, походка, каждое слово - постоянно подвергаются пристальному, не всегда доброжелательному, анализу. И если звёзд телеэкрана слава греет, то матушка мечтает пройти по улице спокойно и не слышать перешёптываний за своей спиной.
Как правило, семья священника видит своего главу реже, чем его паства. Матушке хочется опоры, помощи, а она - последняя в очереди за ней. И как тут необходимы и тёплое слово, и нежность со стороны батюшки, чтобы наполнить смыслом её труд, дать почувствовать, что она нужна и любима. Не обойтись и без видимых знаков внимания: охапка роз, трогательный подарок, поход в кино - этому будет рада любая женщина. Не надо забывать, что матушка - тоже «сосуд немощнейший», а не бесплотное существо. Взаимное доверие должно стать прочным фундаментом брака, ведь к священнику за помощью приходят не только девяностолетние старушки, а и молодые, красивые женщины. И сказанное ласковое слово в поддержку такой духовной дочери на фоне вчерашней ссоры со своей матушкой может стать бомбой в арсенале врага.
В заботах о спасении прихожан у батюшки почти не хватает душевных сил на своих детей. А жизнь идёт, и стрелки часов неумолимо совершают свой круг. Часто можно услышать жалобы на священнических сыночков, которые с детства в алтаре, а не имеют элементарных навыков духовной жизни. И это тоже боль матушки… Впрочем, как и любой матери, в одиночку воспитывающей своих чад. Поэтому мудр тот пастырь, который вовремя тушит пожар не только у соседей, но и на своём личном участке.
И последний, самый животрепещущий вопрос, который интересует наших невест: возможна ли между батюшкой и матушкой влюблённость, обычная человеческая любовь? Или это всего лишь сотрудничество с общими целями и интересами?
В семье священника «работают» те же законы, что и в любой другой семье. Любовь всегда, во всех её проявлениях, становится живительной силой брака. Год за годом она вдыхает новую жизнь в ежедневность и обыденность отношений мужа и жены. И когда наступают минуты отчаяния в поисках взаимопонимания - там, где, кажется, уже ничто не в силах воскресить чувства из руин, влечение друг ко другу играет роль спасательного круга.
Так неужели крест матушки состоит из одних только трудностей и безрадостных будней? Неужели у девушки, мечтающей стать спутницей жизни семинариста, нет шансов на счастье? Хочется верить и надеяться, что, являясь соучастницей великих трудов священника, она также станет соучастницей и его великих наград. Выходя из алтаря, он спускается с Неба, и полученная благодать обильно изливается и на его сонаследницу вечной жизни (1 Пет. 1; 3, 7). И если она займёт своё место помощницы, а не первой скрипки, то увидит «благоденствие Иерусалима» (Пс. 127, 5) и в сей жизни, и в будущей.
Пошёл второй десяток лет нашей с батюшкой совместной жизни. Никогда и представить себе не могла, что Господь вручит мне этот крест и скажет: «Иди и неси!» Всю свою сознательную жизнь до брака я провела в богемной атмосфере, где все силы тратились на созидание только собственного «я». Жизнь матушки учит меня раздавать себя всю, без остатка, своим близким. С улыбкой вспоминаю, как мой муж, а тогда ещё жених, боялся на мне жениться. «Ты в село за мной не поедешь и детей мне рожать не станешь!» - повторял он мне, да я и не спешила его переубеждать, так как полностью была с ним согласна. Но Божий Промысл всё определил иначе - служит мой батюшка в селе, и детей у нас - восемь. Слава Богу! Были и бури, и штормы, но солнечных дней вспоминается всегда больше. Мы не устаём объясняться друг другу в любви, и я каждый день чувствую, что я «кость от костей его, и плоть от плоти его…»
ПО МАТЕРИАЛАМ ПРАВОСЛАВНОЙ ПРЕССЫ
Профессия - матушка
Этой профессии нет ни в одном справочнике, об этом виде служения не упоминает богословие. Но оно существует тысячелетия и подразумевает не только роль жены, хозяйки дома и хранительницы очага, многодетной матери, воспитательницы, помощницы священника, благотворительницы и общественного деятеля, но и красивой женщины. Об этом наш корреспондент беседует с Ольгой Бернардовной, женой священника Виктора Куркина, настоятеля храма иконы Казанской Божьей Матери в поселке Янтарный Калининградской области.
Матушка Ольга, не удивляйтесь, но я хочу начать интервью не с Вашего общественного служения, а… с моды. Недавно все православное сообщество всколыхнули слова митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла о том, что многие православные женщины словно бы демонстративно "убого" одеваются. В частности, владыка сказал: "Мы не должны производить впечатление странных, придурковатых людей, если мы хотим быть Церковью народа, а не замыкаться в гетто. Мы должны показать пример народу, в том числе и своим внешним обликом".
Я тоже это вижу и недавно сама была такая - небрежно одетая, совершенно не заботящаяся о своем внешнем виде. Сначала я просто не обращала на это внимание. Ну, я оправдывала себя тем, что у меня четверо детей, что я загружена работой, что мне некогда. Поверьте, вправду не до того было.
- И что же случилось потом?
Мне стали делать замечание подруги: "Матушка, ты же молодая, посмотри на себя, так нельзя". Но решающим событием стал тот факт, что мне пришлось стать публичным человеком - организатором и ведущей Православного фестиваля духовно-нравственной и народно-патриотической песни "Петропавловские встречи в Янтарном". В этом году мы будем проводить его уже в третий раз.
Ну вот, Ольга Бернардовна, мы же хотели поговорить о моде, а свернули к разговору об общественной деятельности. Или это настолько взаимосвязано?
Я сейчас упомяну о фестивале буквально в нескольких словах, и Вы все сами поймете… Итак, любая матушка Вам скажет, что приход существует, в частности, на деньги благодетелей, то есть спонсоров. Среди них немало людей состоятельных - представляете, как они одеты? Это красивые, элегантные мужчины. Теперь представьте их жен: это красивые, элегантно одетые женщины. И вот они приходят к нам в гости, я а одета так, будто мне все равно, как одеться. Получается, что я просто не уважаю своих гостей!.. Здесь и слепой увидит разницу.
А тут еще фестиваль в 2005 году! Мы не ожидали, что соберутся около двух тысяч человек, думали - так, камерное мероприятие, приезд близких людей на праздник святых апостолов Петра и Павла. Я со сцены вела фестиваль на протяжении шести часов! Боже мой, стыдно вспомнить, в каком виде я выходила к гостям. У меня были длинные волосы, и я наспех сделала злополучную учительскую "гульку". Какая там парикмахерская, мне и в голову не пришло сходить к мастеру, было не до того.
Младшему нашему сыну, Гошке, было всего два с половиной года, и я все еще кормила его грудью. Уходила со сцены, пряталась за стеной храма, отворачивалась от людей и кормила сына, потом опять бежала к микрофону.
- Догадываюсь: сейчас Вы скажете про лишний вес.
Скажу обязательно, потому что никогда не забуду, как мне было неловко за него два года назад перед таким количеством людей, не забуду, как я пыталась скрыть свою неухоженность и полноту. Представляете, я, как девчонка, пряталась за большими аудиоколонками на сцене.
Какие девушки-красавицы выходили на сцену, прямо невесты, какие выступали артисты, солисты, как замечательно выглядели участники хоров! А я… в своем старом платьице. Я в нем на все вечера в Янтарном ходила.
- На втором фестивале, в 2006 году, все уже было иначе?
- Почему прячете? По-моему, все нормально. Я вот перестала стесняться своей короткой стрижки, а у Вас даже не короткая.
- Прячу по той же причине, по которой, став матушкой, выслушала полуупрек, полунаставление относительно макияжа. Одна верующая женщина, которую я очень уважала, увидела мои накрашенные ресницы и сказала, что я "искажаю образ Божий". А я, молодая и веселая, сказала в ответ, что "я не искажаю, а только корректирую". Она мудро промолчала в ответ, и с тех пор относительно макияжа я особенно осторожна. Все хорошо, на мой взгляд, в меру.
- Итак, Вы назвали "во-первых" и "во-вторых", а было еще "в-третьих"?
Конечно, было: это мой наряд, и тут оказалось проблем больше всего. Вот и похудела, и прическу сделала, и очки в модной оправе, а до наряда руки так и не дошли… Верите, все дела, дела, дела… За день до фестиваля я была в таком отчаянии, что разревелась перед батюшкой, и он наконец повез меня в магазин. На празднике на мне новые были только купленные босоножки, а красивую юбку подарила одна подруга, пиджак - вторая подруга, топик - прихожанка.
В современной Православной Церкви есть проблема так называемых "церковных ястребов". Так профессор богословия диакон А. Кураев называет бабушек, которые в церкви "набрасываются" на тех, кто, по их строгому мнению, не так одет, не так стоит, не так крестится, не так молчит.
У нас в храме таких бабушек-тетушек нет. Мы с ними сразу договорились, что в Божьем храме должны быть только любовь, доброжелательность, улыбка, тихая речь. Я вхожу в положение невоцерковленных девочек, женщин, которые не в меру пользуются макияжем или без платочка идут в церковь. Мы с бабушками рады самому факту их прихода, пусть даже они еще не все понимают.
Я же иду на исповедь, к причастию без макияжа, знаю, что буду плакать и тушь потечет. И они все это узнают постепенно, у них появится чувство меры. Ни в коем случае нельзя их отталкивать. У нас и так молодежи в церкви мало.
- У Вас курортный поселок - представляю, в каких платьях летом, в жару, в храм заходят женщины…
Человек отдыхал на пляже, и вдруг ему сильно-сильно захотелось пойти в храм. Как Вы считаете, может быть такое? Да у нас в Янтарном такое случается сплошь и рядом. Да, заходят в церковь в открытом платье или в очень открытом. Знаете, что мы заметили? У нас же не принято одергивать и делать замечания, так вот: женщины интуитивно все понимают и просят два платочка, один - на голову, а второй - плечи прикрыть.
Ну вот, тему моды мы обсудили, что если теперь обратиться к истокам? Ольга Бернардовна, как становятся матушками? Думали ли Вы, выходя замуж, что станете женой священника?
Не думала и не гадала. Больше того скажу Вам: когда мы собрались пожениться с будущим отцом Виктором в 1980 году, то он, как уроженец Калининградской области (образцово-показательной атеистической области в СССР), оказался некрещеным.
Вот так. А в моей семье были священники, и жили мы в Загорске, и из окна нашей квартиры была видна Троице-Сергиева Лавра, и моя мама работала поваром в Лавре и кормила семинаристов, я при всем при этом была комсомолкой. Не удивляйтесь, время было такое. Я Вам больше скажу: когда я в загорской школе подала заявление в очередь на квартиру, директор мне официально заявила, что заявление не возьмет, потому что моя мама работает в Лавре. Пришлось звонить в горком партии.
Что интересно, отец Виктор узнал о христианстве в армии - от кого бы Вы думали? От баптиста, его звали Анатолий, это он подарил мужу первую Библию, с которой тот потом никогда не расставался. Но баптисты чем-то интуитивно не нравились отцу Виктору, как говорится, Бог миловал.
Получилось, что мы в один месяц и жениха покрестили, и повенчались там же, в Загорске, так как на родине отца Виктора еще не было ни одного православного храма.
Затем мы устроились на работу в подмосковный Загорск. Я - учителем русского языка и литературы после окончания Шауляйского пединститута, отец Виктор - рабочим на лесоповале. У него было 10 или 12 корочек о разных рабочих специальностях, начиная с газосварщика. Жили мы в бараке на окраине города, встали на очередь, мечтали о квартире и о мебели…
И только через шесть лет молчания муж признался мне, что все эти годы он мечтал о семинарии и ждал только, когда наша семья получит квартиру, чтобы мне и Леночке было где жить.
- Матушка Ольга, Вы разве не обрадовались желанию мужа учиться в семинарии?
Одна подруга мне как-то сказала недавно: “Вон у тебя как хорошо все сложилось: и матушкой стала, и приход у вас хороший, и живете у моря…” Конечно, я радовалась его решению, но потом, а вначале была просто паника!.. Сейчас оглядываемся назад и видим, что мы с батюшкой прошли нелегкий путь…
- Откуда паника? Почему?
Потому, что с зарплаты в 3000 рублей глава семейства, которому 33 года, перешел на стипендию в 14 рублей. Тогда ведь еще не было заочного обучения в семинарии, только очное. Значит, я должна была содержать семью на свою учительскую зарплату в 600 рублей? Мне пришлось работать в школе в две смены и еще взяться за репетиторство с пятью учениками. Здоровье это, как вы понимаете, не укрепляет.
- С Божьей помощью все обошлось, надеюсь?
В том-то все и дело. Недаром говорится, что стоит взяться за богоугодное дело, как помощь придет со всех сторон. Нам очень помогали все наши родственники, спасибо им. В семинарию впервые пришел гуманитарный груз, кажется, из Германии, и семинаристы получили по 2-3 огромные коробки. Там было столько продуктов, что нам хватило до лета. Помогали даже малознакомые люди: одна добрая женщина из Одессы - она отдыхала у свекрови в Светлогорске - прислала нам посылку весом в 35 килограммов. И это в то время, когда все было по талонам: масло, мясо, сахар, кофе…
- А как батюшка попал служить в нашу епархию?
О-о, в начале это тоже было для меня драмой, на время даже прервалось мирное течение семейной жизни. Ну, сами посудите: живем в двухкомнатной квартире в центре города, на одной площадке с моей мамой, у меня любимая работа в школе, в Москве и Подмосковье столько свободных приходов, а батюшка твердит свое: “Отец Меркурий сказал: “Где родился, там и должен нести духовную миссию””. Кстати, сюда вернулись многие выходцы из этого края. Я про-плакала все лето: так не хотелось мне опять ехать “в самую атеистическую область”.
- Помните ваш первый приход в епархии?
Это помогло мне сделать еще одно открытие: не надо заботиться о материальном благе. Вспоминала, с каким трудом мы добывали мебель и обставляли квартиру, как ездили по подмосковным деревням в поисках стиральной машинки… И вот мы уехали, и все осталось там, далеко. Оказывается, без этого можно жить и все это не так уж важно и даже не так уж и нужно. Ну, старый шкафчик в Знаменске, ну и ничего! Так сама собой отпала необходимость перевозить вещи.
А храм… он располагался в четырех километрах от города. Раньше в нем был элеватор. Приходилось все необходимое для службы нести на руках. А зимой в открытом грузовике мы перевозили к храму еще и первых прихожан вместе с певчими. Было, конечно, очень трудно, но Господь давал не только силы все это вынести, но и необычайную духовную радость от служения Ему. Многое для себя в жизни приходилось открывать заново…
Хотя все открытия давались с трудом и было много проблем. Например, в первый же день - он был самым трудным - я заявила батюшке, что мы с Леночкой ни дня тут не останемся и ближайшим поездом уезжаем обратно в Загорск. Да, было и такое… но Господь милостив, и постепенно все устроилось…
- Жена священника - не только жена. Вы знаете исключения?
Не знаю. Идеалом матушки для меня навсегда останется моя родная тетя, Лариса Николаевна Бахтина. Она всегда всем помогала - и своим, и чужим; пела, была старостой известного хора архимандрита Матвея (Мормыля) в Троице-Сергиевой Лавре; воспитала троих сыновей (одна, без бабушек), все они стали священниками; шила облачения - их, кстати, в начале 90-х годов носили многие священники нашей епархии, потому что здесь тогда еще не было мастерских. В то время еще не было богословской литературы, и тетя до часу ночи на пишущей машинке перепечатывала книги. И так далее, и так далее, и так далее…
- Судя по фестивалю, Вы тоже не можете довольствоваться одними домашними заботами?
Стараюсь следовать словам апостола - “спасаться через чадородие”, а украшать себя “не плетением волос… не многоценной одеждой, но добрыми делами”. Однажды в газете “Спас” я прочитала выражение “социальное служение матушек”, и с тех пор оно мне не давало покоя. Когда наши сыновья подросли и мы отдали их в садик, передо мной встал вопрос: а лично я несу социальное служение? Ладно, я готовлю на престольных праздниках, кормлю рабочих при храме, ладно, родила четверых детей, преподаю литературу в средней школе. А что же в социальном плане?
Сегодня я уже могу дать ответ. Это и гуманитарная помощь, и воскресная школа, и летний православный лагерь “Радуга”, и лечение детей в санатории в Отрадном, и организация фестиваля “Петропавловские встречи в Янтарном”…
Все это возможно благодаря поддержке администрации, спонсоров, отдела соцзащиты и просто огромного количества хороших людей. Какие у нас замечательные люди! Да вы и сами это прекрасно знаете.
Помощь батюшке, конечно, нельзя назвать “социальной”, но все-таки расскажите, каково ему нести бремя забот? И каково Ваше в этом участие?
Как-то раз я по просьбе батюшки должна была дежурить два дня в храме на кассе. Верите ли, выдержала только полтора дня. Боже мой, сколько людей идут в храм за советом и помощью! “Матушка, у меня такое горе… Матушка, у меня такая проблема…” И оказалось, что я не в состоянии вынести весь этот груз проблем, всем помочь, хотя старалась изо всех сил! Находила добрые слова для этих людей, но за помощью чаще всего отправляла к отцу Виктору. И подумала: “А батюшке-то каково!? Он к кому отправит? Он последняя инстанция здесь, на приходе”. Смотрю потом, все эти люди от него уходят со светлыми лицами - оказывается, он умеет брать на себя их ношу, по слову апостола: “Носите тяготы друг друга и так исполните закон Христов”.
- А многочасовые богослужения Великим постом, а усталость после исповеди, а заботы по дому - каково?..
- Когда-то по молодости мы делили хозяйственные заботы по дому. Теперь же чем больше детей, тем меньше у батюшки свободного времени. Стоит ему только начать прибивать, прикручивать, столярничать, привинчивать, как ему уже звонят, его зовут, его куда-то увозят. Какой там ремонт - его даже опасно начинать!
Могут и ночью позвать. Помню, прибегает парень, у него видения после фильма “Ночной дозор”: “Батюшка, дай икону или молитву!” Посреди ночи так колотил в дверь… Вы знаете, почему-то нет никакого страха - от-крываешь, принимаешь. Пришел сектант: “Я баптистский пастор, я приехал из Германии, но нужного человека в поселке не нашел, и вы обязаны мне предоставить ночлег”. “Обязаны”, и все тут. Два парня отстали от своей туристской группы, последний рейсовый автобус в Калининград уже ушел - куда им идти? “Батюшка, матушка, пустите…”
- Если кому ночью бинт понадобится, тоже к вам придут?
Конечно, и попробуй не дать, скажут: “Должны”. Вы знаете… мы живем с таким настроением, что мы действительно всем должны. Потому что нам столько хороших людей помогают жить - и друзья, и прихожане, и спонсоры. Священнические семьи живут на пожертвования. Каждый жертвует в меру своих возможностей: директор завода - машину, бабушка - два яичка от своей курочки…
- Что Вас в жизни огорчает?
Очень огорчают, причем на физическом уровне, до приступа тошноты, курящие молодые мамочки. Явно кормящие - но с сигаретой. Огорчает новая мода оголять спину и живот, это делают даже беременные женщины, не берегут здоровье - ни свое, ни ребенка. Огорчают учителя, которые в Великий пост находят единственное развлечение для своих учеников - дискотеку. Огорчают попытки людей поссорить меня с поселковой администрацией и лично с мэром. Говорю людям: “Поймите, я не против мэра А. Блинова, я его очень уважаю, но я против игорной зоны, которую собираются создать в нашем благословенном крае”.
- А что Вас в жизни радует?
Дети - вот главная радость на земле, именно по этой причине семьи священников всегда многодетные, а не потому, что мы якобы “греха боимся и поэтому не делаем аборты”.
Радует наша дочь, матушка Елена, она регент церковного хора и замечательно поет. Все, о чем я мечтала в жизни, в ней воплотилось. Радует ее приезд к нам с внучкой Анной и любимым зятем отцом Александром Пермяковым.
Радует активное участие администрации поселка в строительстве двух новых право-славных храмов в Янтарном - в честь Сергия Радонежского и Николая Чудотворца.
Радуют верующие учителя и врачи, от них сегодня очень много зависит в нашем обществе. Радуют встречи со светлыми личностями. Радуют люди: их очень много, хороших и бескорыстных людей.
В сегодняшней Церкви можно встретить явления, которые вряд ли были возможны (или были вообще невозможны) в ее дореволюционном, традиционном бытии. Временные храмы в приспособленных помещениях, отцы настоятели чуть больше двадцати лет от роду, бывшие преподаватели научного коммунизма на дежурстве у подсвечников… Все это не всегда негативные, но, скажем так, «побочные» эффекты стремительного возрождения Православия. К ним можно отнести, наверное, и случаи, когда женой священника - «матушкой» - становится девушка, совсем недавно или еще некрепко живущая в вере. Что из этого следует и «как это бывает в реальности» - возможно, на это стоит обратить внимание.
Эта странная «батюшкина жена»…
Совсем нецерковных матушек среди лично моих знакомых нет. И вероятно, в этом уже есть что-то хорошее. Кто-то больше, кто-то меньше смог «врасти» в православный уклад, но все стремятся в храм и - к Богу. И преодолевают при этом трудности: как «специфические», связанные со своей «ролью», так и те, с которыми сталкивается в процессе узнавания своей веры почти каждая личность. Впрочем, если быть честной, писать эту статью я могла бы не только о «личностях», но и от первого лица… Если бы меня, светского, целыми днями пропадающего на работе журналиста-телевизионщика, когда-то «предупредили», что мне предстоит «выйти замуж за батюшку», то я, наверное, даже гипотетически отказалась бы себе это представить. Но так и сложилось на самом деле. И это обрушило на меня огромное количество вопросов - к жизни, к Богу и к самой себе. На которые я пыталась и до сих пор пытаюсь найти ответы прежде всего в практической жизни - приходя порой к не совсем ожидаемым результатам.
За недавний, короткий промежуток времени мне несколько раз доводилось встречать в периодических изданиях статьи с названиями типа «Профессия - матушка». Пишут о «матушкином служении», о «матушкином кресте». Вообще, интерес к этой теме почему-то достаточно высок, притом, что сами по себе священнические жены являются категорией немногочисленной. Похоже, что по мнению редакторов и авторов этих статей - это некий особый «контингент», с которого стоит срисовывать те или иные жизненные стереотипы женской половине «обыкновенных» прихожан. Поэтому, наверное, в среде «православной общественности» время от времени можно наблюдать дискуссии о весьма странных вещах: как должна выглядеть и одеваться матушка, может ли она отдавать детей в детский сад и т. п. Примеры, которые приводятся в качестве жизненных иллюстраций всего этого, можно довольно отчетливо разделить на две категории. В первой рисуется некий адаптированный к Православию образ «первой леди» - эрудированной и в меру амбициозной, курирующей благотворительные мероприятия и создающей «выгодный» облик мужа. Вторая останавливается на тихом домашнем варианте: клирос, шестеро детей, ежедневные борщи и незаметное женское счастье. Эти две мало совместимые тенденции существуют и в общественном мнении, с четким подтекстом: соответствовать (тому или другому) для жены священника не просто пожелание, а некий долг. В этом и заключается внешняя сторона ее «особого служения».
И все это свалилось на меня… Еще до каких-либо «столкновений» с окружающими, просто в попытке ответить на вопрос - «кто я есть» теперь. И попытки эти почти сразу привели к неутешительным выводам: я не только не соответствую «установленным образцам», но и вовсе «из другой оперы» человек. И не только потому, что прежний образ жизни не воспитал во мне привычки к постоянным обязанностям (а любое «служение» есть что-то именно постоянное). Но и потому, что совсем еще не способна к решению каких-либо «усложненных задач», связанных с верой и Церковью. А жить в священнической семье, как подсказывал мне разум, не проще, а сложнее, чем занимаясь чем-либо «мирским».
Помню, как в первые дни после рукоположения мужа выходила из дома с сияющей улыбкой и в непременном белом платке. Казалось, именно так должно быть - и теперь будет всегда. Дней через пять поняла: надолго меня не хватит. И платка, и улыбки, и внутренней сосредоточенности на главном, ощущавшейся в тот момент. И вот это «меня не хватит» - пусть проявившееся в мелких пока деталях - воспринималось как очень тревожный сигнал. А еще не покидало осознание того, что я, фактически «не зная броду», решаю в своей жизни очень серьезные вопросы. И остается только уповать, что здесь окажется «не слишком глубоко».
Матушки сегодня встречаются самые разные. Тех, для кого церковная жизнь является чем-то «наследственным», привитым с пеленок, среди них, думаю, все-таки меньшинство. Многие, правда, успели пройти хорошую «школу послушания» в регентских классах и всевозможных сестричествах. Случаи, когда «вторая половина» будущего клирика появляется откуда-то совсем «со стороны» - из незнакомых с церковной средой, «начинающих» прихожанок, встречаются, пожалуй, довольно редко, но и они далеко не единичны. Стать матушкой, едва перешагнув порог храма, на мой взгляд, неестественно, но не драматично. Главное - внутренне, для Церкви в ее духовном, а не земном измерении этим человеком «со стороны» не остаться.
Может быть, это странно, но мне в жизни очень помогает то, что этот путь я для себя не выбирала и не хотела. С человеком, который стал моим мужем, нас связывало душевное тепло - и никаких намеков и планов на совместную жизнь. Впрочем, и не до того мне было: к тому времени я успела окончательно запутаться в своих жизненных стремлениях, людях, работах, городах… В какой-то момент поняла, что «стоять у камня», где направо пойдешь - «коня потеряешь», а прямо - пожалуй, и голову, больше нет сил. И остается только действительно «взмолиться» Богу. Пусть закончится эта мучительная неопределенность, пусть будет какой-нибудь знак - событие, письмо, да хоть кирпич на голову, но только сегодня, сейчас… Наверное, это было неадекватно и дерзко, но спустя несколько дней, в неожиданных обстоятельствах, от «неожиданного» человека я услышала спокойную, полуутвердительную фразу: «Поедешь со мной?». И поняла, что в моей жизни сейчас действует Господь, что это и есть ответ на то, о чем я просила - каким бы «выходящим за рамки» он ни казался. С тех пор меня посещали, наверное, все возможные внутренние проблемы, кроме одной - ощущения, что я живу «не свою» жизнь. А значит, и все трудности - преодолимые с Божией помощью испытания, а не следствия нелепого и неправильного жизненного выбора.
А еще мне очень помогла книга «Под кровом Всевышнего», именуемая в народе «пособием для матушек», но являющая на деле гораздо большую глубину. Книга очень откровенных и детальных воспоминаний о длинном пути священнической семьи, давшей начало целому православному роду. Вряд ли что-то из нее можно использовать в качестве советов и указаний. Но остается очень важное и нужное понимание - того, что жизнь священника и его близких может быть далекой от «идеальных» представлений, сложной, исполненной неприятных, даже конфликтных моментов и годами не решающихся проблем. Но и это может быть жизнь с Богом - хотя кажется, только и хватает сил на то, чтобы отдышаться и взглянуть на Него.
Но сперва предстоит пересмотреть свое понимание очень многих жизненных вещей. А если сделать это не удается - делать хотя бы маленькие «шажки», стараясь обращаться к Богу в решении самых простых и насущных задач. Эти попытки не принесли мне особого успеха, но, капля за каплей, привели к неожиданным выводам. О том, что быть матушкой - это не «особое служение» вовсе, не «профессия» и даже, наверное, не крест. Это просто обыкновенная жизнь, которую мы по мере сил стараемся сделать христианской. И суть, и роль - та же, что и у любой женщины в православной семье. Да и духовный путь - практически ничем не отличается.
Кто-то, может быть, возразит: по матушке судят и о батюшке, она во многом формирует «образ» прихода. Возможно, кому-то свойственно искать в наблюдении за батюшкиной семьей подтверждения отрицательных или положительных своих впечатлений. Но «лицо» священника - это все-таки сам священник. Только его служение и проповедь способны сформировать церковную общину, придать богослужению и отношениям между людьми ту или иную тональность. А матушка лишь участвует в тех или иных приходских делах. В том случае, если это полезно. Конечно, в маленьком сельском храме ей приходится быть «и швецом, и жнецом». Но если говорить в целом, душой и стержнем прихода могут быть совершенно «мирские» люди. Это уж где как сложится.
Нередко приходится слышать: жизнь матушки - бесконечное ожидание мужа. В общем-то, это так. Но разве не так же ждут главу семьи жены военных, дальнобойщиков, журналистов, моряков?.. И не подобным ли образом отдают все свое время людям мужчины-врачи и мужчины-учителя? Все это к тому, что в этом ожидании вряд ли есть какой-то особый «подвиг», требующий специальной подготовки и «специального» уважения. То же касается и «ограничений во всем». Есть вещи, о которых супруге священника остается только забыть, но все эти «нельзя» и «нежелательно», если посмотреть чуть строже, относятся и ко всем христианам. Так что и здесь никаких особенных «отличий» нет.
Возможно, что-то в моих представлениях не соответствует ожиданиям окружающих… Во всяком случае, «матушкой» меня почти никогда не зовут. В основном по имени, иногда, в третьем лице, «батюшкиной женой». Впрочем, я не обижаюсь. Ведь так оно, по сути, и есть.
Но все это, по большому счету, лишь скольжение по поверхности, не затрагивающее по-настоящему серьезных вещей - собственно духовной жизни... Говорят, что враг кидает против священника в десятки раз большие силы, чем на людей, не касающихся Престола. И очень часто, не имея возможности «непосредственно» подобраться к его душе, действует через близких. А значит, необходима особенная трезвость - та, отсутствие которой у новоначального христианина приводит порой к печальным «перегибам» и «переломам». Пожалуй, для неопытной «матушки» это и есть самая большая опасность. Во всяком случае, меня ничто так не пугает, как ощущение, что куда-то стремительно «съезжают с рельсов» душа и ум. И как их остановить - непонятно. Точнее, понятно, но опытно не знакомо. Что же касается «духовной борьбы» в жизни священника, об этом и вовсе судить не берусь. Конечно же, она есть, но протекает так глубоко в сердце, что видит ее только Господь и, может быть, принимающий исповедь духовник.
Нужно затронуть, наверное, и еще один момент... Об этом почти не говорят вслух, но было бы, наверное, неправильно совсем его замалчивать. Есть батюшки, у которых матушек «нет». Точнее, они существуют, но находятся где-то «за горизонтом». Встречается подобное крайне редко, но даже один такой случай - большая беда. Поскольку священнику это нередко грозит одиночеством на всю оставшуюся жизнь, а иногда, при «развитии ситуации», и запретом в служении. Наверное, это могло бы стать самым серьезным поворотом в разговоре о матушках «со стороны» - всем существом своим привыкшим к «светским» образцам поведения. Если бы не одна деталь. Во всех известных мне случаях подобное случалось как раз с людьми из верующих семей, вполне осознававшими, что их ждет. И потому, наверное, не в «стаже» посещения богослужений, и даже не в привычке к православному укладу дело. Я не знаю, отчего распадаются такие семьи. Наверное, от того же, отчего и все остальные, но с более разрушительными и трагическими последствиями.
Так трудно ли - вообще, в целом - в роли матушки человеку, не так давно пришедшему в храм? Думаю, все-таки, что не намного труднее, чем нашедшим дорогу к Богу достаточно давно. По-разному бывает... Наше время, оно вообще такое - «по-разному» - сжатое и непредсказуемое. Возможно, в этой теме вообще не стоит делать каких-либо определенных выводов. Точнее, они становятся более-менее явными лишь тогда, когда супруги приближаются к тому, что называется «единство духа». Но до этого еще нужно дожить, «допрыгнуть», дорасти...
Елена Сапаева
Ошибка сапера
Тема «батюшкиных жен» на самом деле очень актуальна. Вопрос о том, «какой она должна быть»,- из разряда тех, которые ставит перед нами непростая церковная современность. Он закономерен: сегодня не у всех есть ясное представление и о том, каким, собственно говоря, должен быть сам батюшка.
У меня как у священника, церковного журналиста и просто человека, со вниманием относящегося к тем процессам, которые происходят в Церкви, есть свой взгляд на проблему священнических жен, немного отличный от представленного в предыдущей статье. Впрочем, это и вправду лишь взгляд на проблему, а не на способы ее решения.
На протяжении примерно пяти лет мне пришлось исполнять обязанности духовника Саратовской семинарии. И, естественно, непосредственно наблюдать за тем, как создаются, растут, а порой, к сожалению, разрушаются семьи или будущих, или уже рукоположенных клириков. Насколько это было возможно для меня, я старался предостерегать семинаристов от поспешных, необдуманных шагов, употребляя для этого даже известное сравнение с сапером: будущий священник в выборе супруги, как и сапер в своей работе, ошибиться может лишь однажды. Но если для сапера с этой ошибкой все заканчивается, то священник будет нести ответственность за неправильный выбор на собственных плечах, что называется, до гробовой доски. Возможности «что-то изменить в личной жизни» у него уже не будет. Подобные предостережения (я это знаю) слышали ребята и от других преподавателей, облеченных саном. И все же результаты были таковы, что если бы не чрезмерная насыщенность программы, то впору было бы ходатайствовать о введении семинара с названием вроде «Как правильно выбрать невесту».
Проблема христианского брака (да и вообще брака как такового) в наши дни сложна сама по себе. Мало кто понимает - к тому же не умом, а сердцем - необходимость в браке терпения и мужества в преодолении тех трудностей, внешних и внутренних, с которыми он сопряжен. Мало кто понимает брак как возрастание в единстве и любви. И так же мало кто понимает, что сначала молодому человеку и девушке надо как следует узнать друг друга, а потом уже идти в ЗАГС и под венец. И тем более что семейная жизнь не то, чему надо учиться лишь в процессе, а то, к чему обязательно нужно готовиться.
Наверное, именно с этих самых «пониманий» следует начинать и будущему пастырю. И - будущей матушке. Ведь и вправду есть девушки, которые только так себя и воспринимают - как будущую матушку, и никак иначе. Что называется, и цель неверно выбранная, и прицел сбит… Разве можно руководствоваться такими желаниями в выборе спутника на много десятилетий вперед? Во-первых, тут налицо гордость, мнение о себе: «Мне просто муж не подходит, должен обязательно священником стать» (а отсюда логическое продолжение: батюшке особое уважение по сану полагается, и матушке - по семейному положению). Во-вторых, с самого начала такая невеста думает не о Промысле Божием своей жизни, не о любви как таковой, а о том, как выбрать из ряда предстоящих ее взору семинаристов «подходящего». И чаще всего брак, получающийся в итоге, оказывается чем-то искусственным, «ненастоящим», а если ситуация и выправляется, то лишь с помощью Божией. Бывают положительные исключения, но разговор - о правилах.
Нередко случается наоборот. Сам семи
нарист, заканчивающий духовную школу, переживает: как быть дальше? Пора ведь и рукополагаться, а для этого сперва нужно… жениться. И начинается лихорадочный поиск, и тоже ничем добрым это, как правило, не завершается.
Как это бывает в жизни? Встретил человека, узнал, полюбил, и привело это к желанию никогда не разлучаться. Так рождается семья. Почему у священника должно быть иначе? Не потому, что любишь, а потому, что «надо»? Не должно, конечно…
Но я больше хотел сказать все-таки о матушках. Автор предыдущего текста говорит о том, что «совсем нецерковных матушек среди» ее «знакомых нет». И слава Богу, потому что вообще их немало. Только вот некоторые воцерковляются впоследствии, а некоторые так и остаются «приложением к супругу». Хотя и не бесплатным. И очень тягостным как для него в его служении, так зачастую и для прихожан того храма, где это служение совершается.
Да, есть случаи, когда сан принимает человек, уже проживший в браке немало лет и на своем пути значительно опередивший и жену, и детей. Церковные правила предписывают, правда, мужу и отцу не прежде вступать в клир, чем домашних удастся обратить ко Христу, но в реальности, при недостатке в кандидатах священства, случается и по-другому. И приходится такому пастырю очень непросто. Долг священника слишком часто вступает в противоречие с долгом главы семьи, потому что долг служения требует одного, а жена и дети хотят совсем другого. И что же? - Либо служением пренебрегать, либо смотреть со слезами на то, как отношения в семье накаляются или, наоборот, вступают в полосу взаимного охлаждения и отчуждения. Либо молиться о том, чтобы Господь Сам все устроил так, как Он один может, изменив и просветив Своим светом сердца тех, кто от Него еще далек.
Но если человек в своем выборе свободен, то зачем возлагать на собственную главу вместе с брачным венцом венец терновый? Иными словами - жениться на девушке совсем нецерковной или малоцерковной и маловерующей, которая, очень даже возможно, скажет в какой-то момент: «Знаешь что? Или я, или… Выбирай сам!». И как тогда выбирать? А ведь немало таких трагедий случается, и - выбирают батюшки. Один одно, а другой… другое. Реальность опять-таки такова.
А почему все так? Потому, что и вправду есть такая «профессия - матушка», и «матушкино служение» есть, и «матушкин крест» тоже. Можно немного громкое заявление сделать, но точное: хорошая матушка - 50% благополучного служения батюшки.
Нет дела на земле важней, чем служение Церкви, спасению людей, той цели, ради которой пришел на землю Господь. А значит, нет ничего по степени важности сравнимого со служением пастырским. И «профессия» матушки, ее «крест» и ее «служение» - быть помощницей своего супруга, готовой в числе прочего отказаться от собственной карьеры, переехать из города в село или в другой город, видеть своего мужа иногда лишь поздно вечером, усталого, измученного. И при этом не «царствовать» на том приходе, где он служит, а обеспечивать ему «тыл». Чтобы супруг знал, что дом всегда будет содержаться в порядке, что дети воспитываются в том духе, в котором и должны воспитываться дети пастыря, что его, утешающего людей в их скорбях и помогающего им в их нуждах, тоже есть кому утешить - просто, по-человечески, потому что и он в этом нуждается, как и любой другой человек.