Родился 31 июля 1961 года в городе Сухуми Абхазской АССР. В 1982 году окончил филологический факультет Абхазского государственного университета. В 1985 году поступил в Московскую духовную семинарию и был принят в число братии Троице-Сергиевой Лавры.
После окончания Московской духовной семинарии был направлен на обучение на богословский факультет Софийского государственного университета. Во время учебы в Болгарии служил священником в русском храме во имя святителя Николая в Софии. После завершения обучения вернулся в Троице-Сергиеву Лавру. В 1992 года был назначен настоятелем Московского подворья Троице-Сергиевой Лавры.
19 августа 2003 года в храме Христа Спасителя в Москве рукоположен во Епископа Саратовского и Вольского. Хиротонию совершил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.
За семь лет пребывания Владыки Лонгина на Саратовской кафедре число действующих приходов Саратовской епархии увеличилось вдвое. Реставрируются старинные храмы, восстанавливаются разрушенные святыни, открываются новые приходы.
Епископ Лонгин является ректором Саратовской православной духовной семинарии — высшего религиозного учебного заведения, являющегося старейшим учебным заведением в Саратове. В 2010 году Саратовская семинария отмечает свое 180-летие.
Семинария является не единственным духовным учебным заведением в Саратове — в 2005 году в епархии был создан Учебный центр во имя преподобномученицы великой княгини Елисаветы, где ведется обучение девушек по специальностям «Регент церковного хора» и «Сестра милосердия».
В 2007 году в Саратове открылась Свято-Покровская православная классическая гимназия. В 2010 году состоялся набор в первый класс в православной гимназии во имя святого Александра Медема в Хвалынске. Готовится открытие общеобразовательных православных школ в Петровске, Покровске (Энгельсе) и Балаково.
При храмах епархии действуют воскресные школы. Летние каникулы воспитанники воскресных школ проводят в епархиальном православном детском оздоровительном лагере «Солнечный». Работает Свято-Романовская детская православная хоровая школа.
Правящий Архиерей Саратовской епархии уделяет приоритетное внимание просветительской, миссионерской деятельности Церкви и развитию ее социального служения. В епархии созданы миссионерский отдел, отдел по взаимодействию Церкви и общества, отдел религиозного образования и катехизации, отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, отдел по социальному служению и церковной благотворительности. Действуют ассоциация православных педагогов, общество милосердия и общество православных врачей, православное молодежное общество.
Многие события, происходящие в Саратовской епархии, имеют не только внутрицерковное, но и общественное значение. Стали традиционными впервые проведенные в 2003 году Пименовские чтения — теперь это масштабный межрегиональный церковно-общественный форум, который ежегодно собирает множество участников из разных городов страны.
Благодаря работе епархиального информационно-издательского отдела главные события церковной жизни находят отражения в саратовских средствах массовой информации. В епархии выходят газета «Православная вера», ежеквартальный полноцветный журнал «Православие и современность». На саратовском телевидении выходят программы «Символ веры» и «Небо на земле», подготовленные епархиальной телестудией. Активно работает издательство Саратовской епархии. Информационно-аналитический портал «Православие и современность» является одним из самых посещаемых сайтов православного рунета.
Епископ Лонгин входит в состав Издательского совета Русской Православной Церкви, является председателем редакционного совета журнала «Православие и современность», членом редакционного совета журнала «Альфа и Омега». С 2005 года он — член Общественной палаты Российской Федерации.
И з всех жизненных ситуаций человек извлекает уроки. Это естественно и необходимо. Если говорить о том, что происходило в моей жизни, то самые важные уроки в ней были связаны с Троице-Сергиевой Лаврой и с тем периодом, с которого начиналось возрождение церковной жизни в России.
«Иная планета»
Когда, вскоре после окончания филфака Абхазского госуниверситета, я твердо решил стать священником, то сознательно пошел служить в армию, хотя по тогдашнему законодательству у меня было право на отсрочку. Мне даже пришлось писать заявление, чтобы меня призвали в ряды Вооруженных сил (в семинарию не принимали тех, кто не служил в армии). Кстати, служба в армии стала для меня очень хорошей жизненной школой, и я благодарен Богу за то, что ее прошел. Ни одной минуты об этом не жалел, и с тех пор всем молодым людям, которые спрашивают моего совета, рекомендую идти в армию. Все время службы я знал, что буду священником, и внутренне к этому готовился. Сразу после демобилизации я направился поступать в Московскую духовную семинарию, которая находится в Троице-Сергиевой Лавре.
Сегодня, наверное, это очень трудно себе представить, но тогда, в Советском Союзе, семинария - это было даже не другое государство, а иная планета. И когда человек попадал в атмосферу духовного учебного заведения - это было настолько непохоже на весь его предыдущий опыт, каким бы он ни был, что просто переворачивало все сознание.
То, что прежде всего поразило меня тогда в семинарии, - это библиотека и книги, которых не было нигде больше в Советском Союзе, кроме каких-то спецхранов, куда обычные люди доступа не имели. Если где-то краем уха мы и слышали о существовании тех или иных книг, то видеть их не видели и в руках не держали. И вот они перед нами!.. Кстати, это чувство, похожее на шок, испытывали в разной степени все мои соученики, и я помню своих товарищей, которые с лихорадочным блеском в глазах все свободное время сидели в библиотеке и составляли конспекты из святоотеческих творений для своего будущего служения. Переписывали, конечно, от руки, компьютеров тогда не было. Первый человек, который пришел в семинарию со своей пишущей машинкой, был мой однокурсник Андрей Кураев, будущий знаменитый отец протодиакон. У него была громадная, тяжеленная механическая печатная машинка, и он ее всюду носил с собой, сгибаясь на один бок. Все мы исполняли какие-то послушания. Он со своей машинкой чаще всего сидел на вахте и что-то печатал, это удивляло всех, поскольку было необычно.
Я тоже конспектировал святых отцов и другую интересующую меня литературу. Помню первый мой серьезный конспект - книгу С. Л. Франка о ереси социального утопизма. Потом святители Василий Великий, Иоанн Златоуст - я практически переписал его «Шесть слов о священстве». В 1985 году, когда мы пришли в семинарию, никому не могло прийти в голову, что пройдет несколько лет - и эти книги будут издаваться. У нас не было никаких особых надежд на то, что положение Церкви в России кардинальным образом изменится.
Сегодня можно услышать такие упреки: как мы могли жить в условиях советской власти и не сопротивляться, почему не стали диссидентами, не боролись, не выходили на улицы? Но дело в том, что условия, в которых мы находились, были для нас в каком-то смысле естественными - мы родились и выросли в том государстве, в тех условиях, в той стране. Нельзя говорить, что мы «принимали правила игры». Это не было для нас «правилами игры», которые можно было бы принять или не принять. Это была просто наша жизнь - в то время и в той стране, в которой Господь привел жить. Да, были люди, которые боролись, которые выходили на улицы. Но для большинства из них в духовном плане это кончилось весьма плачевно (как, например, для бывшего священника Глеба Якунина и некоторых других).
У нас были яркие преподаватели и очень интересные лекции. Я поступил в семинарию в 1985 году. Это было время ректорства архиепископа Александра (Тимофеева) - время подлинного расцвета Московских духовных школ. Владыка Александр сделал очень много, и прежде всего он добился того, чтобы в семинарию принимали людей с высшим образованием. Один этот факт свидетельствует о том, насколько сложной была жизнь Церкви в Советском Союзе. Год 1985-й - первый, когда не в качестве какого-то единичного исключения, а в массовом порядке разрешили принимать в семинарию людей с высшим образованием, и нас набрался целый поток - курс А.
Второе из важнейших деяний владыки Александра - это то, что он смог добиться разрешения принимать на преподавательскую работу в Московскую духовную семинарию и Академию людей, которых там, может быть, немножко нелюбовно называли «варягами». Это были светские ученые - из Академии наук, различных академических институтов, люди с учеными степенями и в то же время верующие, церковные. При этом, приступая к работе в духовных школах, они не бросали свою преподавательскую и научно-исследовательскую деятельность в светских институтах. Многие из них впоследствии стали священнослужителями... Эти ученые-«варяги» смогли не только повысить уровень преподавания в семинарии и Академии, но и вывести церковную жизнь из подполья, в котором она находилась - и это была революция в отношениях между Церковью и государством, начинавшаяся в отдельно взятых Московских духовных школах. Еще не было никаких веяний будущей перестройки, никаких особых перемен мы не ждали, но все равно какое-то особое чувство - радости, энтузиазма - было у всех, кто преподавал и учился тогда в семинарии.
В сердце России
Больше всего меня, конечно, потрясла Троице-Сергиева Лавра, как, наверное, и всякого человека, который видит ее дивную красоту. Много раз говорилось, что Лавра - это сердце России, место, где небо как-то особенно близко к земле. Может, это звучит и высокопарно, но это именно так.
Когда я учился, у нас была традиция: между завтраком и первым уроком мы бегали (именно бегали, особенно зимой, потому что в кителе, чтобы не замерзнуть, приходится бежать) к преподобному Сергию. Эта традиция сложилась как-то совершенно естественно; никто никого не заставлял, никто никого не учил, но каждое утро все ходили благословляться у Преподобного, и было глубокое и искреннее чувство близости преподобного Сергия к нам. Слова, что духовные школы - это большая келья Преподобного, не были ни формальностью, ни преувеличением.
Главным сокровищем Лавры для меня было ее богослужение. Я люблю службу, и вообще, в значительной степени благодаря этой любви пришел в Церковь, но службы в Лавре - это было что-то необыкновенное. Тогда в самом расцвете своего творчества был отец Матфей , его хор был в наилучшей форме. У него были замечательные певцы, которые сделали бы честь любому профессиональному коллективу. Причем отец Матфей никогда не брал к себе профессиональных музыкантов, особенно тех, кто занимался вокалом, это было для него совершенным табу. Каждого, кто пел у него в хоре, он учил петь с нуля. Та неповторимая манера пения, особое звучание его хора было построено на том, что он лично обучал и воспитывал каждого певчего. Этот титанический труд сопровождал его творческую деятельность почти пятьдесят лет.
Наместником Лавры в то время был нынешний Митрополит Тульский и Белевский Алексий . Служил он великолепно, незабываемо, как наследник классической московской богослужебной традиции. В молодости он был иподиаконом владыки Серапиона (его знает вся Русская Церковь), который в свою очередь был иподиаконом Святейшего Патриарха Алексия I и манеру служения во многом позаимствовал у него, а Патриарх Алексий I - это, можно сказать, литургический эталон Русской Церкви. Всё это вместе - служение отца наместника архимандрита Алексия, пение хора отца Матфея, вообще весь устав, чин, порядок лаврского богослужения - покорило меня на всю жизнь.
Меня часто спрашивают: «Почему Вы стали монахом? Как пришли к этой мысли?». И сколько я ни пытаюсь на этот вопрос ответить - не могу, не знаю, как. Весной, когда еще не закончился первый год учебы, я уже подал прошение о зачислении меня в число братии Лавры. Не было каких-то внешних «толчков», озарений, душевных переворотов. Просто несколько месяцев пребывания в Лавре полностью убедили меня в том, что так надо поступить, и я пришел к наместнику с прошением.
Тогда очень много семинаристов шли в монастырь - это еще одна примета времени. Это еще не было весной в полном смысле слова, но уже началась оттепель - стало можно брать в Лавру столько людей, сколько подавалось прошений. Всегда прием в Лавру был ограничен, всегда очень тщательно отслеживался соответствующими инстанциями - и вдруг наместник Лавры добился такого «послабления». Отец наместник был человеком необыкновенного обаяния, перед которым не мог устоять никто, в том числе и представители соответствующих инстанций, весьма строго наблюдавших за жизнью монастыря. Никто из них никогда не уходил из Лавры, как говорится, «тощ и неутешен», но это делалось исключительно ради блага монастыря, чтобы воздействовать на инстанции, задачей которых было «тащить и не пущать», но которые постепенно становились более благорасположенными к монастырю и духовным школам. Вот такая работа - совместная, невидимая миру, нашему времени непонятная, а зачастую и оболганная, совершалась на благо Церкви людьми, которые стояли тогда во главе и Московских духовных школ, и Троице-Сергиевой Лавры.
Трудное счастье
Еще один урок - это те послушания, которые приходилось нести в Лавре. Какое-то время я был иподиаконом у отца наместника, потом меня определили вести экскурсии для некоторых групп, которые посещали Лавру. Все «обычные» экскурсоводы были светскими людьми, сотрудниками музея-заповедника. Но некоторые экскурсии водили монахи - для особо «почетных гостей», в основном иностранцев или советского партхозактива. Этому контингенту давалась подобная привилегия, видимо, для разнообразия впечатлений.
Я помню, времени не было совершенно. Утром я пономарил на ранней Литургии. Летом служба была в Успенском соборе, и я вставал в четыре часа, в полпятого шел открывать храм, а он огромный, и даже просто открыть все двери - достаточно долгий процесс. Потом надо было ходить с переносной лестницей, зажечь все лампады, приготовить всё к службе. Это занимало минут 30-40. В это время как раз заканчивался братский молебен, приходило служащее раннюю Литургию духовенство. После ранней Литургии - завтрак и занятия. После занятий - экскурсии, после экскурсий - вечернее богослужение, на которое я ходил практически каждый день. Вот такая была напряженная жизнь - жизнь абсолютно счастливая, я ее помню до сих пор. Помню не в подробностях, а как одно темно-светлое пятно: темное потому, что я спал, как в армии, там, где только мог приклонить голову, а светлое - благодаря чувству радости и полноты. Это, кстати, еще один урок, который я получил в Лавре: чем больше человек занят, тем больше он почему-то счастлив.
Главным, конечно же, оставалось лаврское богослужение - теперь уже не только торжественное, праздничное, а обычное, будничное. Весь годовой круг (и неоднократно) я провел на братском клиросе и в алтаре - читал, пел, пономарил. Вот тогда, как мне кажется, я понял богослужение, узнал его и был поражен не только его красотой, но и грандиозностью замысла. Ведь что такое богослужение? Это не просто свидетельство о прошедшем или попытка достойно и красиво отметить те или иные важные события, происходившие в далекие времена. Годовой богослужебный круг - это особый мир, особая жизнь с Богом и со святыми, участником которой ты становишься. И в Лавре я навсегда полюбил богослужение уже не как некий, по словам священника Павла Флоренского, «синтез искусств», а именно как особую жизнь. Хотя и с точки зрения того самого «синтеза» ничего лучше Лавры невозможно и представить: старинные намоленные соборы, иконы Андрея Рублева и других древних мастеров, праздничное богослужение как настоящее, ни с чем не сравнимое торжество, благодаря служению отца наместника с братией и великолепному хору отца Матфея...
Всё пребывание в Лавре было для меня главным жизненным уроком. Для меня Лавра навсегда осталась родным домом. Она близка мне, и я смею надеяться, что могу считать себя частью братии Троице-Сергиевой Лавры, думаю, что связан с ней на всю жизнь.
Православие не исчерпывается Россией
В 1988 году, после окончания семинарии, я был принят в Духовную Академию и в числе других десяти моих соучеников, студентов первого курса, направлен на учебу за рубеж. Это тоже инициатива владыки Александра: он очень хотел, чтобы наши студенты имели как можно больше возможностей расширить свой кругозор, и добился возможности отправить студентов академии в пять тогда еще социалистических стран: в Польшу, Румынию, Чехословакию, Болгарию и Югославию. Мы с нынешним владыкой Кириллом, Епископом Ставропольским, тогда еще мирянином, поехали в Болгарию. Нас приняли на первый курс Софийской Духовной Академии, и я стал служить священником на подворье Русской Православной Церкви - в храме во имя святителя Николая в Софии.
Сразу скажу: после Лавры жизнь Болгарской Церкви показалась нам очень уж какой-то необычной и... недотягивающей до того, чего бы хотелось. Скорее всего, она была просто слишком непривычной для нас. Хоть и шутили тогда: «Курица не птица, Болгария - не заграница», - но все-таки это было зарубежье, жизнь которого отличалась от нашей и в просто бытовом смысле, и, главное, в смысле церковности.
Самое большое впечатление в первые дни пребывания в Болгарии - это духовенство, которое ходило по улицам обязательно в рясе. Помню, идем мы буквально в один из первых дней по городу, знакомимся с Софией и видим такую сцену: идет батюшка, держит за руку ребенка, рядом, под руку, его матушка идет, очень хорошо, модно одетая, они весело общаются друг с другом - и никто на них не обращает особого внимания! Для окружающих видеть священника в духовном платье абсолютно привычно. На Балканах и по сей день священник в гражданской одежде - это что-то немыслимое. У нас же в Советском Союзе все было наоборот: за пределами храма или монастыря духовенство вынуждено было ходить в гражданской одежде. У меня это всегда вызывало тяжелое чувство, поскольку было еще одним свидетельством того униженного состояния, в котором находилась в те годы Церковь. Никто уже, наверное, не помнит, как в 1980-е, даже в 1990-е годы в той же Москве смотрели на человека в рясе. Где-то в 1988 или 1989 году я как-то ехал в метро в монашеской одежде, в которой старался ходить со времени пострига. И вот я как сейчас помню, что еду на эскалаторе вниз, а люди, которые едут на соседнем эскалаторе вверх, по ходу движения все поворачивают головы в мою сторону, потому что человек в рясе был тогда просто невиданным зрелищем.
Что еще с первого взгляда удивило в Болгарии: множество старинных, порой огромных храмов - не взорванных и не закрытых. На родине, когда мы видели храм, мы обычно спрашивали: «Это действующий храм или не действующий?». В Болгарии такой вопрос был бессмысленным - если храм есть, то значит, он действующий, за небольшим исключением: бывало, храмы стояли закрытыми где-то в горах, далеко, где уже давно никто не живет. Удивило и огромное количество монастырей, правда, на наш взгляд, практически пустых - там могли жить один, два, ну, максимум пять монахов.
Поразил, конечно же, величественный храм Александра Невского в Софии - тогда самый большой собор на Балканах, с дивными росписями. Едва ли не впервые я увидел храм, который сохранил свое внутреннее убранство в стилистическом единстве. Ведь какими были храмы в Советском Союзе? Войдешь даже в какой-то московский, не закрывавшийся в советское время храм - там убранство совершенно эклектичное: старинные иконы и тут же какие-то маленькие домашние иконки по стенам. Смотришь: одно распятие, второе, третье... Когда закрывали храмы, люди старались сохранить, что могли, и какие-то святыни переносили из одного храма в другой. А здесь, в Болгарии - каким этот храм создали, таким он и остался спустя десятилетия или столетия. Но, в то же время, впечатления были противоречивые, представьте себе: храм-памятник святого Александра Невского, прекрасное убранство, великолепный смешанный хор - и практически полное отсутствие народа, у алтаря где-то от 100 до 200 человек. И сама служба, например, всенощная, больше всего напоминала костюмированный концерт, потому что длилась от 50 минут до часа с четвертью...
Сначала много было негативных впечатлений. Хотя, скорее всего, дело было в нашем восприятии: мы были максималистами, приехали из Троице-Сергиевой Лавры, и казались себе такими высокодуховными, что сейчас и вспоминать смешно. Не скрою, что в первый год моего пребывания в Болгарии мне очень хотелось уехать обратно в Россию, настолько мне было не по себе. С Божией помощью мне удалось преодолеть это желание, я остался, и, наверное, поэтому Господь как бы открыл для меня некую дверь во внутреннюю жизнь страны и ее народа. Мне довелось увидеть очень много доброго, встретить замечательных людей - удивительно открытых и искренних мирян, священнослужителей, монахов, представителей очень глубокой, почти не прерывавшейся церковной традиции. Это и недавно скончавшийся архимандрит Назарий, замечательный духовник, который жил в небольшом монастыре в горах недалеко от Софии, и владыка Нафанаил, Митрополит Неврокопский , и целый ряд других людей, с которыми и сегодня, спустя почти двадцать лет, я поддерживаю самые добрые отношения.
Конечно же, у меня сохраняется чувство благодарности и благоговения перед святынями Болгарии. В годы учебы я старался приезжать в Рыльский монастырь каждый раз, как только имел такую возможность: садился в автобус и ехал, чтобы побыть в монастыре хотя бы тридцать-сорок минут, помолиться преподобному Иоанну Рыльскому и на следующем автобусе вернуться обратно в Софию. Вообще, в Болгарии добрый, благочестивый, верующий народ, и Болгария до сегодняшнего дня живет в моем сердце.
В те годы я получил возможность познакомиться с церковной жизнью других Поместных Церквей, потому что мы, вот эти десять студентов, начали ездить друг к другу в гости. Сейчас этим мало кого можно удивить, сегодня люди, слава Богу, свободно ездят в другие страны. Но тогда, в конце 1980-х годов, это был достаточно «эксклюзивный» опыт, который по милости Божией мне довелось приобрести.
Например, с теми нашими друзьями, которые учились на богословском факультете в Белграде, мы побывали в центре сербского церковного возрождения - женском монастыре Введения, где служил тогда отец Афанасий (Евтич) . Съездили «на перекладных» в знаменитый женский монастырь Челие, где был похоронен преподобный Иустин (Попович) : были на его могиле, служили Литургию в том храме, где и он служил. Вообще, сербское женское монашество - это одно из самых ярких впечатлений от Сербии. Мало кто знает, что оно является фактически копией русского женского монашества в его дореволюционной традиции. Дело в том, что в Сербской Церкви женское монашество к ХХ веку практически исчезло, и насельницы русских монастырей, беженцы, осевшие в Сербии, возродили здесь женское монашество как институт.
Мы много ездили по Сербии, объездили почти всю Румынию, церковная жизнь которой почти неизвестна у нас, хотя она по праву может считаться самой православной страной в мире. И, наконец, самое ценное для меня - это поездки в Грецию и на Святую Гору Афон. В первый раз я побывал там в 1989 году и потом ездил на Святую Гору ежегодно все время, пока учился. Тогда из России, кроме официальных делегаций на день святого Пантелеимона, никто на Афон не ездил, а я жил там неделями. Афонское монашество - явление уникальное, оно во многом отличается от нашего монашества в лучшую сторону. Это объяснимо: тысячелетняя традиция монашеского делания сохранялась на Афоне практически неповрежденной, в отличие от нашей страны. И сегодня Святая Гора является своеобразным камертоном всей церковной жизни в Греции и во всем православном мире.
Главный урок того времени - я понял, что Православие не исчерпывается Россией. Русская церковная жизнь, русская церковная традиция - это особое явление в православном мире, но не единственное.
Думаю, что этот опыт очень много дал для моего дальнейшего служения, и во многом благодаря ему впоследствии на московском подворье Троице-Сергиевой Лавры, где я был настоятелем, сложилась со временем и монашеская жизнь, и приходская община.
И еще один, наверное, самый главный на сегодня жизненный урок. Я много читал о смирении, но что это такое, по-настоящему понял только примерно через год архиерейской жизни. Сейчас принято ругать архиереев: они-де «князья церкви», далеки от народа, жестоки и не в меру требовательны и т. п., но у меня, «изнутри», сложилась другая точка зрения. Мне иногда кажется, что архиереи - самые смиренные люди на свете, потому что они живут все время в состоянии неразрешимого внутреннего противоречия: большинство из них понимает, что нужно сделать, и трудится не покладая рук, в то же время осознавая, что сделать не получится даже и десятой части того, что необходимо. По объективным причинам - отсутствие условий, людских и материальных ресурсов, наконец, единодушия, понимания у окружающих, в том числе духовенства. И жить постоянно в таком состоянии - это, наверное, самая большая школа смирения. Если, конечно, удается смиряться...
Александр (Тимофеев; 1941-2003), архиепископ Саратовский и Вольский. С июля 1982 г. по август 1992 г. - ректор Московской Духовной Академии и семинарии. С февраля 1994 - архиепископ Майкопский и Армавирский. С июля 1995 г. - архиепископ Саратовский и Вольский. Скоропостижно скончался 7 января 2003 г. в праздник Рождества Христова от острой сердечной недостаточности.
Матфей (Мормыль; 1938-2009), архимандрит. Принял монашеский постриг в ТСЛ в 1962 г. С 1961 и до кончины исполнял послушание регента объединенного хора ТСЛ и Московских духовных школ. Заслуженный профессор МДА. См. о нем: Православие и современность. № 19 (35). С. 30-31.
Алексий (Кутепов; р. в 1953), Митрополит Тульский и Белевский. См. о нем: Православие и современность. № 17 (33). С. 28-34.
Серапион (Фадеев; 1933-1999), митрополит Тульский и Белевский. См. о нем: Православие и современность. № 17 (33). С. 29-30.
Нафанаил (Калайджиев; р. в 1952), Митрополит Неврокопский. См. о нем: Православие и современность. № 12 (28). С. 30-33.
Афанасий (Евтич; р. в 1938), Епископ. Известный архипастырь Сербской Православной Церкви, глубокий богослов. В июле 1991 г. хиротонисан во епископа Банатского (Сербия, Воеводина), в мае 1992 г. назначен на Захолмско-Герцеговинскую кафедру (Босния и Герцеговина). С 1996 г. находится на покое по состоянию здоровья, но продолжает научную работу, участвует в научных конференциях, посвященных истории Церкви, философии, богословию и христианской культуре.
Иустин (Попович; † 1978), преподобный. Сербский подвижник и духовный писатель. Родился в 1894 г. в семье священника. Учился в семинарии св. Саввы в Белграде, где в то время преподавал будущий святитель Николай (Велимирович), затем в Петербургской Духовной Академии, на теологическом факультете в Оксфорде. С конца 1930 г. в сане иеромонаха был миссионером в прикарпатских городах (Ужгороде, Хусте, Мукачеве и др.). Был выдвинут на возрожденную Мукачевскую епископскую кафедру, но по смирению своему отказался от нее. С 1932 г. преподаватель Битольской семинарии, с 1934 - доцент теологического факультета Белградского университета. С мая 1948 г. до кончины подвизался в монастыре Челие близ Валева, где был духовником. Преставился к Богу, как и родился, в праздник Благовещения. В 2010 г. канонизирован Сербской Православной Церковью. Автор многочисленных духовных произведений, в том числе «Догматики Православной церкви» в 3 т. и «Житий святых» в 12 т.
Вечером 1 декабря 2017 года состоялась наша встреча со святителем-исповедником, масштаб подвига которого ставит его вровень с Великим Афанасием или священномучеником патриархом Гермогеном: архиепископ Лонгин Банченский - иерарх, на ком единственном держится сама каноничность Русской Православной Церкви как таковой в ее нынешнем апостасийном состоянии.
Память со временем все ярче будет восполнять недостающие детали и штрихи событий и впечатлений сей святой встречи, которая буквально, словно острым лучом Божией Правды, разрезала жизнь на «до» и «после» нее…
Владыка Лонгин не должен был присутствовать на заранее цинично отрежиссированном спектакле под названием «Архиерейский собор РПЦ». Решение включить его в состав делегации от Украины возникло в последний момент. Митрополит Онуфрий, очевидно, понимал, что если Банченский архиепископ не поедет - то НЕКОМУ будет вообще возвысить голос за поругаемую от еретиков Божию Церковь. А ведь так оно и случилось: владыка Лонгин был на соборе один - он один прямо и мужественно обличил Кирилла Гундяева с его подельниками, которые вместе с ересью утратили и патриаршество, и сан, и достоинство христианское.
И этот факт либо сознательно умалчивается, либо передается в СМИ с намеренными искажениями. На самом деле 30 ноября на закрытом совещании «собора» архиепископ Лонгин лично с трибуны вслух всему собравшемуся епископату РПЦ зачитал свое Обращение, которое, уверен, войдет в историю Русской Церкви наравне с безсмертными Воззваниями Русскому народу патриарха Гермогена, пропитанными великими слезами и мученической кровью исповедника.
Владыка Лонгин действовал строго в рамках Церковного закона, до конца оставаясь верным чадом и архипастырем Русской Православной Церкви. Сама форма, сам стиль его Обращения свидетельствует о нем, прежде всего, как о Христианине. Он, вполне понимая свое положение «гласа вопиющего в пустыне» (см.Иоанн.1,23), осознает колоссальную ответственность перед Богом за каждое свое святительское слово. Владыка остается, по древней церковной традиции, «печальником» за всю Церковь, за вверенный ему Богом народ: он строго обличает впавшего в ересь патриарха, дает ему ПОСЛЕДНИЙ ШАНС исправить содеянное - до конца старается его увещать, достучаться до гибнущей души, воззвать к сжигаемой совести…
Из Обращения архиепископа Лонгина:
Картинки по запросу владыка лонгин«…Мы неоднократно обращались к Вам с просьбой услышать нас и понять нашу боль, так как мы искренне желаем остаться в лоне нашей Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Твердо знаем, что только в Православии есть истина и нет другого пути к спасению, кроме Церкви…
Нет других «церквей» и нет другого пути спасения!!!
…Хотим соблюдать каноны, догматы и учения, заповеданные нам Святыми Отцами, чтобы не оказаться отступниками, предателями Христа и веры Православной.
Просим… услышать крик нашей души о том тяжелом положении, в котором находится наша Православная Церковь… Навсегда останемся в нашей спасительной вере, но никогда не будем признавать никакой ереси, которая проповедуется сегодня.
…Братья Свято-Вознесенского Банченского монастыря смиренно просят услышать неугасающую и тревожную боль души - отстоять истину и чистоту нашей Православной Соборной и Апостольской Церкви…».
И не может верное, любящее Господа и Его Церковь сердце православное не содрогнуться от сих слов архипастыря Христова, тяжелых и горьких, «как капли крови, падающие на землю» (Лк.22,44).
Само Обращение Владыки, как мы знаем, содержит четыре ключевых требования - самых важных, болезненных и острых для нашей Матери-Церкви - он и ранее неоднократно озвучивал их:
Первое. Выйти из Всемирного Совета Церквей с прекращением участия в экуменическом движении.
Второе. Аннулировать Гаванскую декларацию от 12.02.2016 года.
Третье. Не признавать Критский лжесобор Православным как не содержащим полноту истины и имеющим в своей основе экуменическую ересь.
Четвертое. Соборно опровергнуть клеветнический фильм «Матильда», признавая его очередной попыткой публично обезчестить память и Имя Святых — Царя и Его Семьи.
Глагол святителя прозвучал громом. Весь зал Церковных соборов рукоплескал ему, а в глазах архиереев стояли слезы. В перерыве после совещания подходили к владыке, благодарно кланяясь за его пламенную речь, которая буквально сняла тяжелый камень с сердца каждого присутствующего.
Архиепископ Лонгин своим Обращением заградил уста председательствующего Кирилла, вынудив его резко сменить свой тон и начать льстить и заигрывать с «мятежным» архипастырем, давая клятвенные заверения (нарушенные, впрочем, на следующий же день ).
Здесь надо уточнить, что непосредственно перед сим митрополит Мелетий Черновицкий прямо задал вопрос Гундяеву, на каком основании тот, нарушив каноны Церкви, без совета и разрешения архиереев поехал на встречу с иезуитом Франциском. Но, видимо, митрополит при этом испытывал страх и волнение, поскольку голос его дрожал. И «патриарх» как хищник, почуявший слабость жертвы, бросился унижать и втаптывать в грязь почтенного владыку отборной руганью, угрожая лишить его кафедры. После сего «отеческого» патриаршего поучения митрополиту была оказана медицинская помощь…
Владыка Лонгин - особенный архипастырь. Сораспявшись с Господом на кресте любви и сострадания, он просиял обильными плодами деятельного милосердия. Потому предстал пред собором опытным духовным воином, облекшимся в крепкую броню личной праведности, имея в руке обоюдоострый меч Слова Божия - Священного Предания Церкви (см.Еф.6,14-17). И Дух владыки - Дух Христов — несгибаем и несломим. И Господь усмотрел его, единственного оставшегося Ему верным, архиерея - словно некогда отрока Давида для победы над исполином Голиафом - дабы посрамить и «патриарха» со всей еретичествующей кликой, и весь трусливый сброд, призванный называться «освященным собором», упразднив силу внешне огромного и непобедимого большинства.
Святитель Лонгин, стяжавший евангельской жизнью своей, а точнее - постоянным умиранием за Христа, великую соборную добродетель христианского Мужества, имеет полное право вторить апостолу словами, начертанными на монашеском парамане: «Аз бо язвы Господа Иисуса на теле моем ношу» (Гал.6,17). А Мужество чистых сердцем всегда облекается Смирением и Кротостью. Движимый именно сими святыми добродетелями, владыка Лонгин положил поклон перед именующим себя патриархом Московским, прося у него, как у простого человека, прощения за личные грехи. Он положил сей поклон, чтобы после встать во весь рост, расправив свои богатырские плечи, и произнести от имени Господа Бога, как некогда святые пророки, движимые Духом Святым, грозное обличение на все гнусные еретические деяния зарвавшегося первосвященника. Подобно «мене, мене, текел, упарсин» (см. книгу пророка Даниила 5,25) словом исповедника Христова на самом деле совершено конкретное действо Божие, от которого святотатцам уже не уйти.
И ОНИ делали это уже неоднократно: было уже четыре (!) попытки отравить святителя-исповедника. Самая известная та, что была прошлой весной: яд, содержавший ртуть и мышьяк, был подмешан в трапезу владыки. Он, архимандрит Лаврентий и иеромонах Клеопа, вопреки всему, выжили. Двое других отравленных почили… Святитель, едва придя в себя после реанимации, старался не пропустить ни одной архиерейской церковной службы, несмотря на то, что из-за мышьяка отказали почки, а ртуть поразила центральную нервную систему так, что на какое-то время стало трудно ориентироваться в пространстве и владыке помогали, водили под руку.
Последним отравлением «поздравили» архиепископа Лонгина в день тезоименитства 29 октября сего года - немногим более месяца назад. Была отравлена питьевая вода в бутылках, отправленных и в сам монастырь, и в детский приют. Поскольку заботами владыки в приюте постоянно находятся на излечении больные сироты, а первые симптомы отравления проявились у малышей почти сразу — всем, к счастью, удалось вовремя оказать медицинскую помощь.
Во время нашего разговора архипастырь горько констатировал, что «патриарх» и его сатрапы позволили ему приехать, выступить, и даже «проглотили» обличения в свой адрес только потому, что им известно о тяжелом состоянии здоровья владыки Лонгина — для них он «не жилец», поэтому предполагают рано или поздно «замолчать» «мятежного» архиепископа…
Надо заметить, что в тот день - 1 декабря - мы «охотились» за владыкой восемь часов. Каждый раз он назначал новое место встречи. За ним упрямо следили и сопровождали до и после нашей беседы несколько машин с характерным специфическим контингентом - владыка надеялся не «подставить нас». Все последующее время мы горячо молились о благополучном возвращении владыки Лонгина домой, целым и невредимым.
Колоссальный прессинг в отношении архипастыря имеет еще и другую сторону: всему «освященному собранию» наглядно демонстрируется, насколько «смерти подобно» идти «против течения» — против генеральной линии «Московского папы». Страх, общий необъяснимый мистический страх парализовал здравый рассудок нескольких сотен умных и безукоризненно образованных мужей. Страх перед чудовищем, спрутом, который использует в качестве своего «лица» фигуру т.н. патриарха - человека исключительно злопамятного и не прощающего никого и никогда. Поведение членов «собора» явилось лишь еще одним свидетельством тому, что отход от Истины лишает человека всякой духовной силы и воли, а не только разума. Достаточно один раз слицемерить и промолчать перед неправдой, чтобы лишиться всякого дерзновения пред Господом, а совесть будет мертвенно засыпать — второго раза, как правило, не бывает…
По словам владыки, сие сборище ни по каким критериям нельзя было назвать «Архиерейским собором» — соборности там вовсе не наблюдалось. Темы для рассмотрения выдавались членам «собора» готовыми толстыми папками: времени их перелистать, не говоря о том, чтобы прочитать, не было. Да и слова не давали никому. Голосование шло автоматически, как на партийных съездах.
После Обращения архиепископа Лонгина, по окончании бурных оваций всего архиерейского собрания и слез благодарности, на следующем закрытом заседании те же самые владыки «автоматом» проголосовали за принятие чудовищного решения, фактически уничтожающего институт Семьи - Малой Церкви — «О канонических аспектах церковного брака», в частности, благословляющего свободные браки с инославными.
Очень важно, что проголосовали против этого решения и воздержались от голосования пять украинских архиереев. «Против» были: архиепископ Лонгин, митрополиты Мелетий и Федор. Следуя Уставу, в данном случае председательствующий обязан был поставить решение на соборное обсуждение и доработку. Однако этого не последовало: один голос специально «недосчитали» — «аспекты дальнейшего развала церковного брака» приняты «единогласно» трясущейся от страха архиерейской массой…
… Все дальше по времени отходит так называемый «Архиерейский собор РПЦ» конца 2017 года. Официальные хроники лишь содержат в себе документы этого форума, а многочисленные аналитики, обозреватели и критики толкуют лишь о последствиях принятых решений. По истечении недели уже никто не вспоминает о судьбоносном для всей Христовой Церкви Обращении архиепископа Лонгина на закрытом совещании собора 30 ноября. И делается это сознательно - ведь именно личность творит историю. Божественная Личность Иисуса из Назарета сотворила Новую историю человечества через Церковь, Крестною Кровью созданную. И сколько бы ни дали иудейские первосвященники денег воинам, дабы умолчали о Воскресении Господа, слава Его покорила вскоре всю вселенную.
И слава доблестного воина Христова архиепископа Лонгина вся еще впереди, до времени она будет прикровенна. Некоторые земные дела его уже известны людям, хотя бы по фильму «Форпост» (но и они требуют поправок: ныне уже более 450 детишек, из которых более 150 неизлечимо больны, усыновил пастырь Божий), но большая часть хранится Богом до срока, Им назначенного…
Только Господь, к примеру, знает сколько пришлось владыке выдержать безконечных мучений, пыток, издевательств и унижений в застенках СБУ. А бросили его туда потому, что он данной ему Божией властью не пустил НИ ОДНОГО МУЖЧИНУ Черновицкой епархии на братоубийственную бойню в зону АТО: «Я прошу вас только об одном: объединиться и не отдавать детей на смерть. Наша православная вера не позволяет нам убивать друг друга. Ради политических интересов, ради тех, кто защищает свой бизнес, кто защищает свои руководящие должности, хотят убивать наших людей, которые живут в мире с верой в Бога», — призывал мужественный епископ. И по архипастырскому благословению женщины - жены и матери - перекрыли дороги, блокировали призывные пункты и в конечном итоге отстояли правду Божию, не став соучастниками каинова греха.
«Немы да будут устны льстивыя, глаголющыя на праведнаго беззаконие, гордынею и уничижением» (Пс.30,18)! Те, кто ныне хулят или пытаются всеми способами унизить подвиг владыки Лонгина, делают сие либо по проплаченной ангажированности, либо по зависти к святителю. Ибо не дотягиваются их гордые «мышиные» натуры до его христоподражательной святости, посему и совращаются на путь Иуды.
Вечер 1 декабря 2017 года разделил мою жизнь на две части. Мы присутствовали на настоящей Тайной Вечери, и лик владыки Лонгина сиял славой Небесного Владыки. Он говорил простые слова, и в заплаканных глазах его лучилось Небо: «Я простой священник, как и все, только никак не могу жить без Христа! Я люблю Господа и Его Церковь и ничего не боюсь, кроме греха». И в этом - весь святитель…
… Благословив каждого из нас, владыка быстро вышел. Еще раз простились уже около выхода, в тот момент, когда он садился в машину. Широко - по-детски — улыбнувшись, архипастырь указал взглядом на «черные тени» неотступно следивших за ним: «НИЧЕГО НЕ БОЙТЕСЬ!» — произнес он, еще раз перекрестив нас: «НИЧЕГО!»
Дата рождения: 31 июля 1961 г. Страна: Россия Биография:В 1977-1982 гг. учился на вечернем отделении филологического факультета Абхазского государственного университета. Одновременно в 1979-1981 гг. работал экскурсоводом, в 1981-1983 гг. — преподавателем русского языка и литературы в средней школе.
В 1983-1985 гг. служил в рядах Советской армии. После демобилизации поступил в .
В мае 1986 г. был принят в братию .
21 июля 1986 г. пострижен в монашество, 29 августа рукоположен во иеродиакона, 7 июня 1988 г. — во иеромонаха.
В 1988 г. окончил Московскую духовную семинарию и был принят в Московскую духовную академию. В октябре того же года направлен на учебу в Софийскую духовную академию им. св. Климента Охридского, одновременно учился на богословском факультете Софийского государственного университета. В период обучения в Болгарии служил внештатным священником в русском храме свт. Николая в Софии.
В 1992 г., завершив учебу, вернулся в Троице-Сергиеву лавру, исполнял послушание помощника эконома.
В мае 1994 г. возведен в сан игумена.
Решением Священного Синода от 7 июня 2012 г. () утвержден в должности настоятеля (священноархимандрита) Спасо-Преображенского мужского монастыря г. Саратова.
Образование:1988 г. — Московская духовная семинария.
1992 г. — Софийская духовная академия, богословский факультет Софийского государственного университета.
Место работы: Саратовская митрополия (Глава митрополии) Епархия: Саратовская епархия (Правящий архиерей) Награды: