Борис Чичерин был одним из крупнейших западников второй половины XIX века. Он представлял умеренное либеральное крыло, являясь сторонником компромисса с властью. Из-за этого его часто критиковали современники. не любила Чичерина за критику социализма. Поэтому только сегодня можно беспристрастно оценить значение его деятельности.
Ранние годы
Родился Борис Николаевич Чичерин 7 июня 1828 года. Он был выходцем из тамбовской дворянской семьи. Его отец стал успешным предпринимателем, торговавшим алкоголем. Борис оказался первенцем у родителей (у него было шесть братьев и сестра). Все дети получили качественное образование. В 1844 году Борис вместе со своим братом Василием (отцом будущего наркома иностранных дел СССР) переехал в Москву, чтобы поступить в университет. Учителем юноши стал видный либерал-западник Тимофей Грановский. Он посоветовал своему протеже отправиться на юридический факультет, что тот и сделал.
Борис Николаевич Чичерин окончил университет в 1849 году. На период его учебы пришелся расцвет николаевской реакции, наступившей после разгрома декабристов. Свобода слова была ограничена, что, конечно, не нравилось либерально настроенному населению. Борис Чичерин принадлежал как раз к этой прослойке. Другим важным событием его юности стали европейские революции 1848 года, которые заметно повлияли на формирование его взглядов.
Самыми яркими были события во Франции. Молодой человек сначала радостно воспринял новости о революции, но позже разочаровался в таком способе общественного развития. Уже в почтенном возрасте он склонился к мысли, что государство не может прогрессировать скачками. Революция - это не выход. Нужны постепенные реформы, а не «шарлатанство демагогов», выступающих во главе недовольной толпы. В то же время, несмотря на разочарование в революции, Борис Николаевич Чичерин остался либералом. Для России он фактически стал основоположником конституционного права.
В николаевской России
Отправной точкой для политико-философских взглядов мыслителя оказалось учение Гегеля. Чичерин со временем переосмыслил его метафизическую систему. Мыслитель считал, то существует четыре абсолютных начала - первопричина, разумная и материальная субстанции, а также дух или идея (то есть конечная цель). В обществе у этих явлений есть свое отражение - гражданское общество, семья, церковь и государство. Гегель утверждал, что материя и разум - это только проявление духа. В политике эта формула означала, что государство поглощает все остальные сущности (семью, церковь и т. д.). Борис Николаевич Чичерин отталкивался от этой мысли, но не соглашался с ней. Он считал, что все четыре вышеописанных явления равнозначны и равносильны. Его политические взгляды на протяжении всей жизни основывались именно на этом нехитром тезисе.
В 1851 году Чичерин сдал экзамены и стал магистром. Его диссертация была посвящена теме общественных учреждений в России в XVII веке. Взгляды профессоров той эпохи полностью соответствовали сакральной идее Николая I о «православии, самодержавии и народности». Поэтому эти консерваторы не приняли диссертацию Чичерина, так как он в ней критиковал государственный строй XVII столетия. Несколько лет молодой человек безуспешно профессуры, чтобы текст все-таки «прошел». Сделать это удалось только в 1856 году. Эта дата не случайна. В тот год Николай I уже был мертв, а на троне оказался его сын Александр II. Для России началась новая эпоха, во время которой такие «фрондерские» диссертации принимались наравне с остальными.
Западник и государственник
С идеологической точки зрения, биография Чичерина Бориса Николаевича представляет собой пример жизни и деятельности западника. Уже в молодом возрасте он обратил на себя внимание интеллигентской общественности страны. Его статьи, изданные в начале правления Александра II, в 1858 году были собраны в отдельную книгу «Опыты по истории русского права». Эта подборка заслуженно считается основой историко-юридической или государственной школы в отечественной юриспруденции. Чичерин стал ее зачинателем наравне с Константином Кавелиным и
Представители данного направления считали, что государственная власть является главной движущей силой всей страны. Также Чичерин развил теорию о закрепощении и раскрепощении сословий. Его точка зрения заключалась в том, что на определенном этапе исторического развития российское общество допустило появление крепостного права. Это было вызвано экономическими и социальными причинами. Теперь, в середине XIX века, такая необходимость отпала. Историки-государственники выступали за освобождение крестьян.
Публицистическая деятельность
Александр II, пришедший к власти в 1855 году, на проигранной Крымской войны понял, что стране необходимы реформы. Его отец сохранял российское общество в замороженном, так сказать, консервированном состоянии. Теперь все проблемы вылезли наружу. И в первую очередь - крестьянский вопрос. Перемены почувствовались сразу. Началась общественная дискуссия. Она разворачивалась на страницах газет. У либералов был «Русский вестник», у славянофилов «Русская беседа». В обсуждение социальных и экономических проблем включился и Чичерин Борис Николаевич.
Западник быстро стал популярным и признанным публицистом. Уже в молодости он выработал свой собственный стиль, заключавшийся в многочисленных отсылках к многовековой истории Российского государства. Чичерин не был радикальным либералом и «борцом с режимом». Он считал, что самодержавие сумеет справиться с накопившимися проблемами, если проведет эффективные реформы. Задачу сторонников демократии публицист видел в помощи власти, а не ее разрушении. Образованная прослойка общества должна наставлять государство и помогать принимать ему правильные решения. Это были не пустые слова. Известно, что Александр II каждый день читал газеты всех политических организаций, анализируя их и сравнивая. Самодержец был знаком и с трудами Чичерина. По своей природе царь не являлся западником, но его прагматизм заставлял идти на уступки «передовой общественности».
Чичерин Борис Николаевич оставался сторонником абсолютизма еще и потому, что считал эту систему эффективной, когда речь заходила о принятии непопулярных решений. Если самодержавная власть решит провести реформы, то она сможет сделать это, не оглядываясь на парламент и любую другую форму оппозиции. Решения царя исполнялись вертикальной системой быстро и единодушно. Поэтому в среде сторонников централизации власти всегда был и Чичерин Борис Николаевич. Западник закрывал глаза на пороки этой системы, считая, что они пройдут сами собой, когда государство совершит первые принципиальные преобразования.
Споры с соратниками
В советских учебниках биография Чичерина Бориса Николаевича рассматривалась вскользь и неполно. Социалистическая власть противоречила многим идеям, которые защищал этот правовед. В то же время еще при жизни он подвергался критике со стороны многих своих товарищей-западников. Связано это было с тем, что Чичерин выступал за компромисс с властью. Он не стремился к резким переменам, памятуя о 1848 годе.
Например, писатель считал, что в идеальном государстве должны быть представительные органы власти, в том числе и парламент. Однако в России он не видел условий для создания таких институтов. Общество было еще недостаточно развитым для их появления. Это была взвешенная позиция. В крепостной России с ее массовой неграмотностью крестьянства и общественной пассивностью большей части населения просто не сложилось политической культуры, которую можно было бы сравнить с эталонной западной. Большая часть либералов и ненавистников самодержавия думала иначе. Эти люди считали Чичерина чуть ли не пособником режима.
Например, Герцен сравнивал его с Сен-Жюстом - вдохновителем террора и в революционной Франции. Чичерин встретился с ним в Лондоне в 1858 году. Герцен жил в эмиграции, откуда благодаря своей активной публицистической деятельности оказывал весомое влияние на состояние российских умов. Чичерин в ответ на критику автора романа «Кто виноват?» отвечал, что тот «не умеет держаться разумной середины». Споры двух виднейших писателей закончились ничем, они так и расстались, ни в чем не согласившись, хотя и испытывали друг к другу взаимное уважение.
Критика бюрократии
Историк и публицист Борис Николаевич Чичерин, труды которого не критиковали основу самодержавного строя (единоличную власть монарха), выделял другие очевидные проблемные места российского государства. Он понимал, что серьезным изъяном административной системы является владычество бюрократии. Из-за этого даже интеллигентам, чтобы чего-то добиться в жизни, приходится идти в чиновники, считал Чичерин Б. Н.
Биография этого человека - это жизнеописание выходца из дворянской семьи, добившегося успеха благодаря своей старательности и талантам. Поэтому неудивительно, что писатель видел необходимость появления сплоченного слоя влиятельных помещиков, выступавших за либеральные реформы. Именно эти просвещенные и богатые люди смогли бы стать преградой для засилья костных чиновников, с одной стороны, и анархии, устроенной низами, с другой.
Бюрократическая малоподвижная и неэффективная система была противна многим, и в этих рядах, без сомнения, состоял Чичерин Б. Н. Биография писателя включает в себя интересный и показательный факт. После того как он стал профессором, ему полагался чин статского советника. Однако публицист отказался от него и не стал получать отметку в табели о рангах даже «для галочки». По наследству он получил от отца часть семейного имения. Будучи расчетливым и аккуратным помещиком, Чичерин смог сохранить хозяйство. На протяжении всей жизни писателя оно оставалось прибыльным и приносило доход. Эти деньги позволили тратить время не на государственную службу, а на научное творчество.
После отмены крепостного права
Накануне Борис Николаевич Чичерин (1828-1904) отправился в путешествие по Европе. Когда он вернулся на родину, страна стала совершенно другой. было отменено, а общество разрывалось от споров о будущем России. Писатель тут же включился в эту полемику. Он поддержал власть в ее начинании и назвал Положение года «лучшим памятником русского законодательства». Тогда же в двух главных университетах страны (Московском и Петербургском) активизировалось студенческое движение. Молодые люди выступали с самыми разными лозунгами, в том числе и политическими. Руководство высших учебных заведений некоторое время колебалось и не знало, как реагировать на волнения. Некоторые профессора даже симпатизировали ученикам. Чичерин выступил за удовлетворение требований студентов, касавшихся их непосредственного образовательного процесса (улучшения условий и т. д.). А вот антиправительственные лозунги писатель раскритиковал, считая их обычной юношеской горячностью, которая ни к чему хорошему не приведет.
Чичерин Борис Николаевич, политические взгляды которого, безусловно, были западническими, тем не менее считал, что стране в первую очередь нужен порядок. Поэтому его либерализм можно назвать охранительным или консервативным. Именно после 1861 года взгляды Чичерина сформировались окончательно. Они приняли ту форму, в какой остались известны потомкам. В одной из своих публикаций писатель объяснил, что охранительный либерализм - это примирение начала закона и власти и начала свободы. Эта фраза стала популярной в высших государственных кругах. Ее высоко оценивал один из главных приближенных Александра II - князь Александр Горчаков.
Правда, подобный принцип так и не стал основополагающим для будущих решений правительства. Слабая власть и стеснительные меры - вот как характеризовал ее в одной из публикаций Чичерин Борис Николаевич. Краткая биография писателя гласит, что жизнь его вскоре ознаменовалась важным событием. Его статьи и книги пользовались популярностью у царя. Прямым последствием такого отношения стало приглашение Чичерина стать наставником и учителем Николая Александровича - наследника престола. Историк с радостью согласился.
Учитель цесаревича
Однако вскоре случилась трагедия. В 1864 году Николай Александрович отправился в традиционное путешествие по Европе. В числе его сопровождающих был и Чичерин Борис Николаевич. Фото этого писателя все чаще попадало на страницы газет, он стал значительной фигурой в среде российской интеллигенции. Но в Европе ему пришлось на время прекратить свою публицистическую деятельность. Он был занят наследником и, кроме того, во Флоренции заболел тифом. Состояние Чичерина было ужасным, но он неожиданно выздоровел. А вот его ученику Николаю Александровичу повезло меньше. Он скончался от туберкулезного менингита в Ницце в 1865 году.
История собственного выздоровления и неожиданной смерти наследника престола сильно повлияла на Чичерина. Он стал более религиозным. В Николае Александровиче же учитель видел человека, в будущем способного продолжить либеральные преобразования отца. Время показало, что новый наследник оказался совсем другим человеком. После убийства Александра II Александр III свернул реформы. При нем началась очередная волна государственной реакции (как при Николае I). Чичерин дожил до этой эпохи. Он смог воочию увидеть крах собственных надежд, касавшихся детей царя-освободителя.
Преподаватель и писатель
Выздоровев и вернувшись в Россию, Чичерин приступил к преподаванию в Московском университете. У него начался самый плодотворный период научного творчества. Начиная со второй половины 60-х гг. регулярно выходили фундаментальные книги, автором которых был Борис Николаевич Чичерин. Основные труды автора касались государственного и общественного устройства России. В 1866 году философ и историк написал книгу «О народном представительстве». На страницах этого произведения Чичерин признал, что конституционная монархия является самым лучшим государственным строем, но в Росси пока не сложились условия, необходимые для ее утверждения.
Его труд остался почти незамеченным в кругах прогрессивной общественности. Борис Николаевич Чичерин о либералах того времени однажды высказался прямо и откровенно - писать глубокие ученые книги в России бессмысленно. Все равно радикальные сторонники демократии и революции пропустят их или примут как очередное реакционное произведение. Судьба Чичерина как писателя и правда была неоднозначна. Раскритикованный современниками, он не был принят и советской властью, и только в современной России его книги впервые подверглись адекватной, объективной оценке вне политической конъюнктуры.
В 1866 году Борис Чичерин покончил с преподавательской деятельностью и полностью посвятил себя сочинению научных книг. Писатель подал в отставку в знак протеста. Его и еще нескольких либеральных профессоров (также демонстративно покинувших свои должности) возмутили действия ректора Московского университета Сергея Баршева. Он совместно с чиновниками из Министерства народного просвещения попытался продлить полномочия двух консервативных преподавателей, хотя эти действия противоречили уставу.
После этого скандала Чичерин перебрался в родовое имение Караул в Тамбовской губернии. Он беспрерывно писал, кроме периода 1882-1883 гг., когда был избран городским головой Москвы. В качестве общественного деятеля писатель смог решить многие хозяйственные проблемы столицы. Кроме того, он принял участие в церемонии коронации Александра III.
Основные произведения
Какие самые весомые книги оставил после себя Чичерин Борис Николаевич? «Философия права», изданная в 1900 году, стала его финальным обобщающим трудом. В этой книге писатель пошел на смелый шаг. Идея того, что у правовой системы может быть своя философия, оспаривалась влиятельными тогда позитивистами. Но Чичерин, как всегда, не оглядывался на мнение большинства, а последовательно и твердо защищал собственную позицию.
Во-первых, он осудил распространенное мнение о том, что право - это способ противоборства между разными общественными силами и интересами. Во-вторых, автор обратился к опыту античной философии. Из древнегреческих трудов он почерпнул концепцию «естественного права», развив ее и перенеся в российские реалии своего времени. Чичерин считал, что законодательство должно исходить из признания человеческих свобод.
Сегодня можно смело сказать, что основателем российской политической науки является именно Борис Николаевич Чичерин. О либерализме и других идеологических направлениях он писал еще в молодом возрасте в многочисленных статьях. В 80-90-е гг. ученый занялся непосредственно теоретической стороной политики. Он написал фундаментальные книги: «Собственность и государство» (1883), а также «Курс государственной науки» (1896).
В своих трудах исследователь пытался ответить на самые разные вопросы: каковы допустимые рамки деятельности административной машины, что такое «общественное благо, каковы задачи чиновничества и т. д. Например, анализируя роль государства в хозяйственной жизни страны, Чичерин раскритиковал слишком большое вмешательство властных структур. Теоретик считал, что в этой части экономики на первом месте должна быть частная инициатива.
Борис Чичерин скончался 16 февраля 1904 года. За неделю до того началась русско-японская война. Страна окончательно вступала в свой XX век, полный потрясений и кровопролития (скоро грянула первая революция). Писатель не застал этих событий. Но еще при жизни он осознавал опасность политического радикализма и всеми силами пытался предотвратить катастрофу.
В "Очерках гоголевского периода русской литературы" II. Г. Чернышевский так характеризовал середину 1840-х гг.: "Мы встречаем строго ученый взгляд повой исторической школы, главными представителями которой были гг. Соловьев и Кавелин: тут в первый раз нам объясняется смысл событий и развитие нашей государственной жизни".
В 1844 г. К. Д. Кавелин защитил диссертацию "Об основных началах русского судоустройства и гражданского судопроизводства в период от Уложения до Учреждения о губерниях". В 1846 г. С. М. Соловьев сформулировал основные положения своей концепции истории России в докторской диссертации "История отношений между князьями Рюрикова дома", в 1851 г. вышел первый том его "Истории России с древнейших времен". Спустя два года завершил работу над диссертацией "Областные учреждения в России в XVII веке" Б. Н. Чичерин. С этими именами связывают новое направление в отечественной исторической науке, за которым утвердилось название "государственная школа", или западники (Соловьева многие ученые прямо не относят к этой школе).
При всех особенностях восприятия и осмысления каждым из них исторического процесса все они были едины во взглядах на отечественную историю, проявляли интерес к философии истории Гегеля, его диалектическому методу, в той или иной степени увлекались идеями позитивизма. Названные ученые обосновывали необходимость теоретического осмысления прошлого, сделали попытку соединить историческую теорию с конкретно-историческим материалом, сформулировали концепцию исторического развития российской государственности, ее институтов и правовых норм. Государство рассматривалось ими как субъект и двигатель исторического прогресса. Они были убеждены в способности русского народа к развитию и принадлежности его "к семье народов европейских".
К николаевскому режиму Кавелин, Чичерин, Соловьев относились критически, признавали необходимость реформ и были единодушны в методах их проведения. Индивидуальность каждого ученого проявлялась как в восприятии и трансформации теоретических идей эпохи, использовании тех или иных методов исследования, так и в разработке конкретных исторических проблем, в отношении к отдельным событиям и явлениям. К. Д. Кавелин пытался представить историю России как "живое целое", проникнутое одним духом, одними началами. Заслуга Соловьева - в использовании богатейшего фактического материала и создании цельной, органической концепции русской истории. Б. II. Чичерин посвятил свое научное творчество изучению правовых норм и юридических учреждений.
Константин Дмитриевич Кавелин (1818-1885) происходил из знатного, но не богатого дворянского рода. Первоначальное образование было домашним. В 1839 г. Кавелин окончил юридический факультет Московского университета, после зашиты магистерской диссертации (1844) получил должность адъюнкта на кафедре истории русского законодательства. В 1848 г. он оставил университет из-за конфликта с профессором русского права Н. И. Крыловым. К преподавательской деятельности в качестве профессора гражданского права в Петербургском университете Кавелин вернулся лишь в 1857 г., но через несколько лет вынужден был уйти в отставку вместе с другими профессорами в связи со студенческими волнениями.
Изучая историческое знание прошлой и современной ему эпохи, Кавелин сделал вывод, что существующий взгляд на русскую историю, оценки ее событий являются "детским лепетом незрелой и нетвердой мысли". Время требует "глубоких раздумий" и диктует необходимость сделать историческую науку "источником и зеркалом народного самосознания".
Главной задачей исторической науки Кавелин считал создание "теории русской истории". Основные ее положения ученый представил в работах "Взгляд на юридический быт Древней Руси", "Критический взгляд на русскую историю", "Мысли и заметки о русской истории". В построении теории Кавелин опирался на достижения современных ему западноевропейских ученых в области философии и истории с их идеями о прогрессе как необходимом последовательном переходе от одной стадии развития к другой, более высокой. Изменения в обществе, писал Кавелин, обусловлены не только общими закономерностями исторического развития, но в первую очередь внутренними источниками, началами, присущими тому или иному общественному организму. Явления истории ученый понимал как различное выражение этих начал, связанных между собой и вытекающих одно из другого. Он писал об органичности, плавности развития, постепенном возрастании нового в старом и отрицании последнего первым.
Содержание исторической жизни пародов, по Кавелину, составляют два основных элемента - форма общественного организма и личность. Они изменяются постепенно под влиянием внутренних, внешних и случайных обстоятельств. Следовательно, делал вывод ученый, ключ к пониманию русской истории "в нас самих, в нашем внутреннем быте", в начальных формах образования. Цель исторической науки, считал Кавелин, - изучение развития форм общественных образований и разъяснение человеку его положения в обществе.
Основные положения своего понимания развития русской государственности Кавелин сформулировал в статье "Взгляд на юридический быт Древней Руси" (1847). Первоначальный быт определялся кровным, родственным союзом славян. Увеличение количества семей, усиление их самостоятельности, сосредоточение на собственных интересах ослабляли родовые отношения, власть старшего в роде и привели к междоусобиям. Призванные для прекращения раздоров варяги не нарушили в целом ход русской истории. Их попытки, длившиеся около двух веков, внедрить гражданские начала не увенчались успехом. Ярослав, "князь чисто русский", как называет его Кавелин, первый задумал основать государственный быт Руси и утвердить политическое единство на родовом начале. Однако междоусобия князей привели к распаду Руси на несколько независимых территорий. Исследуя эволюцию вотчинных отношений в государственные, Кавелин обращал внимание на внутренние процессы: постепенный, естественный распад родовых связей, выступление "на сцену действия" личности, стремление к объединению. Этому способствовали и татаро-монгольские правители; их отношения с русскими князьями строились с учетом личных качеств последних, чем воспользовались "даровитые, умные, смышленые князья московские". Они отказались от кровного союза во имя идеи государства. С введением опричнины Иваном IV, созданием служилого дворянства, изданием Судебника 1550 г. обозначился второй главный элемент общественной жизни - личность.
Московское княжество - важный этап в развитии Русского государства. Идея государства уже глубоко проникла в жизнь, и в Смутные времена русский народ встал на "защиту Веры и Москвы". Новая династия завершила процесс образования государства.
Таким образом, Московское государство подготовило почву для новой формы жизни. Появилось понятие о государстве и государственной службе, формировалась новая политическая система. Начало ее - Правление Ивана IV, окончание - царствование Петра I. Оба, считал Кавелин, сознавали идею государства и были "благороднейшими се представителями". Естественно, что время и условия наложили отпечаток на их деятельность.
Факт образования государства для Кавелина является паи- важнейшим моментом русской истории. Это результат естественного, закономерного хода развития общества, с одной стороны, и воплощение основной идеи исторической жизни русского народа, проявление его духовной силы - с другой. Ученый неоднократно подчеркивал, что только великорусский элемент, единственный между славянскими, сумел основать прочное государство.
Внутренний строй российского общества, сформировавшийся к XVII в. и вплоть до Петра I, был определен первоначальными отношениями, сложившимися в великорусском племени - дом, двор в составе главы семьи и домочадцев. Появившийся затем княжеский двор повторял прежнюю структуру отношений: князь - глава семьи, члены которой и дружина являются его слугами. То же и в основании политической власти Московского государства - только пределы больше и развитие выше. Царь - безусловный господин и наследственный владелец земель, масса народа - его холопы и сироты. Он защитник народа, это его долг и обязанность. В свою очередь, каждый член общества также обязан нести службу в пользу государства.
С XVII в. устанавливается всеобщее крепостное право - определенную повинность должен был нести каждый "до смерти и наследственно". Закрепощались не только крестьяне, но постепенно и все группы населения. К земле, ведомству, учреждению были приписаны дворяне, купцы, мастеровые и т.д. Крепостное право, Кавелин неоднократно возвращался к этому вопросу, было основанием всей общественной жизни и прямо вытекало из внутреннего быта великорусского дома и двора. Оно не было ни строго юридическим, ни экономическим явлением. В нравах и убеждениях парода крепостное право поддерживалось не насилием, а сознанием. В Древней Руси крепостное право было властью, иногда жестокой и суровой, вследствие грубости нравов, но не правом собственности на человека. Позже оно получило выражение в возмутительной эксплуатации. Людей стали обращать в рабов, и это поставило вопрос о его отмене.
С середины XVIII в. началась постепенная отмена крепостного права. Совершался этот процесс, как и все движение в России, сверху вниз, от высших слоев общества к низшим. Получили гражданские права дворянство, духовенство и купечество, затем разнородные слои среднего общества, затем казенные крестьяне и, наконец, помещичьи. По мере распространения гражданских прав на все состояния и звания создавались сословные организации, появилось общинное земское устройство. Эти представления ученого получили название "теория закрепощения и раскрепощения сословий".
Суть политической системы России - сильная централизованная власть, самодержавие. При Петре Великом, отмечал Кавелин, царская власть приобрела новое значение. Петр был не только царем, но и двигателем, орудием преобразования российского общества. Своей личной жизнью он придал самодержавию новый характер и в этом смысле определил весь последующий ход истории, внес в государственный устав мысль о том, что власть "есть труд, подвиг, служба России". Петр I укрепил царскую власть, поднял ее и придал ей высокое нравственное и народное значение. В этом Кавелин видел величайшую заслугу российского императора.
Вместе с развитием внутреннего быта и государства ученый рассматривал и другой, по сто мнению, важнейший элемент бытия народа - личностное начало. Личность, но Кавелину, - это человек, ясно сознающий свое общественное положение, свои права и обязанности, ставивший разумные и практические цели и стремившийся воплотить их в жизнь. Если быт определяет содержание общественного развития, то "двигает" его личность. Стремление человека к полному, всестороннему, нравственному и физическому развитию и есть движущее начало реформ и переворотов. Уровень развития личности соответствующим образом сказывается на самом обществе.
К. Д. Кавелин с сожалением констатировал, что русская история началась с совершенного отсутствия личностного начала. По если "мы народ европейский и способны к развитию", то должны были обнаружить стремление к индивидуальности, стремление личности высвободиться из-под давившего его гнета. Индивидуальность есть почва всякой свободы и всякого развития, без нее немыслим человеческий быт, заключал ученый. Переход от естественного союза людей к сознательному их образованию делал неизбежным развитие личности.
Истоки появления личности на Руси Кавелин относил ко времени принятия ею православия. Однако ни родственный быт, ни вотчинные отношения не позволяли личности проявить себя. Пробуждение личного начала к нравственному и духовному развитию, полагал Кавелин, началось только в XVIII в. под влиянием внешних обстоятельств и только в высших слоях. Петр I - первая свободная великорусская личность со всеми характерными чертами: практичностью, смелостью, широтой, но и присущими недостатками. Отсюда и оценка Кавелиным Петровской эпохи в целом и самого преобразователя, действовавшего в связи с потребностями своего времени.
Отношения России с Западной Европой ученый рассматривал с точки зрения единства исторического процесса, которое обусловлено общими законами развития человеческого общества, предполагавшими "различия в качественной своей основе". Они определяются конкретными обстоятельствами: внутренним первоначальным бытом, географическими условиями, культурным влиянием народов и т.н. Поэтому сравнение исторической жизни народов затруднено, так как история каждого народа имеет свои качественные характеристики.
Много внимания уделял историк исследованию условий, под влиянием которых происходило развитие русского народа. Прежде всего, это внутренний быт. К. Д. Кавелин, подобно другим ученым, указывал на такую особенность россиян, как принятие христианской веры восточного вероисповедания. Православие не только способствовало выработке национальною самосознания, но и стало выражением государственного единства. Вера и церковь на Руси получили характер государственного и политического учреждения.
Другая особенность заключалась в постоянном движении великороссов, колонизации ими северных земель, начало которой он относил к XI-XII вв. За 700 лет были освоены огромные пространства и создано государство. Отличительная черта русской истории - отсутствие влияния завоевателей. Кроме этого, Россия не имела в своем распоряжении наследия культурных, просвещенных народов. "Мы осуждены были жить своим умом", - делал вывод Кавелин. Все это не способствовало быстрому развитию личности, выработке норм гражданской жизни. Чрезвычайная замедленность этого процесса являлась особенностью русской истории, и в итоге перед россиянами и народами Западной Европы встали разные задачи. Вторым предстояло развить личность, а первым - создать ее. Этот вывод раскрывал положение Кавелина "о совершенной противоположности истории России истории западных государств". Данная позиция проявилась у него в 1840-е гг. С утверждением личностного начала в эпоху Петра I ученый сделал вывод о том, что Россия, "исчерпав все свои исключительно национальные элементы, вошла в жизнь общечеловеческую".
Подтверждая тезис о том, что ключ к русской истории находится в ней самой, Кавелин предостерегал от необдуманного перенесения каких-либо западноевропейских образцов жизни на русскую почву: "Принимая из Европы без критической проверки выводы, сделанные ею для себя из своей жизни, наблюдений и опытов, мы воображаем, будто имеем перед собой чистую, беспримесную научную истину, всеобщую, объективную и неизменную, и тем парализуем собственную деятельность в самом корне прежде, чем она успела начаться. Еще недавно мы точно так же относились к европейским учреждениям, пока, наконец, опытом не убедились, что обычаи и учреждения всегда и везде носят па себе отпечаток страны, где они образовались, и живые следы ее истории".
Теория исторического процесса, сформулированная Кавелиным, представляла стройную картину развития русской общественной жизни, проникнутую единым началом. Государство, утверждал он, есть результат исторического развития, высшая форма общественного образования, при которой создаются условия для духовного и нравственного развития всего общества. Что принесет России новый период, и что она внесет в сокровищницу всемирной истории, покажет будущее, заключал ученый.
Борис Николаевич Чичерин (1828-1904) - теоретик "государственной школы", известный общественный деятель, публицист, историк-юрист. Б. Н. Чичерин принадлежал к старинному дворянскому роду. В 1849 г. он окончил юридический факультет Московского университета. В 1861 г. был избран профессором по кафедре государственного права. Через несколько лет Чичерин ушел из университета в знак протеста против нарушения принятого в 1863 г. университетского устава. Свое внимание после этого Чичерин сосредоточил на научной работе. В 1893 г. ученого избрали почетным членом Петербургской Академии наук.
Большое влияние на становление мировоззрения Чичерина и его исторические взгляды оказали Т. Н. Грановский и К. Д. Кавелин. Он основательно изучал гегелевскую философию и увлекся "новым миросозерцанием", раскрывшим ему "в удивительной гармонии верховные начала бытия". Знакомство с памятниками старины приучило Чичерина "рыться в источниках и видеть в них первое основание серьезного изучения науки".
Сочетание научной и общественно-политической деятельности было характерной чертой жизни и творчества Чичерина. Современность и история шли у него рядом. "Только изучение прошедшего, - писал он, - дает нам ключ к уразумению настоящего, а вместе и возможность прозревать будущее".
Главное место в творчестве Чичерина занимали труды, посвященные вопросам происхождения и развития государства, истории правовых и общественных институтов, взаимоотношениям государства и общества, власти и закона. Они получили освещение в его диссертации, в работах "О народном представительстве", "Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей", в многочисленных статьях и публицистических произведениях. Б. II. Чичерин был одним из первых ученых России, обратившихся к теоретическим проблемам социологии и политики, что нашло отражение в его работах 80-90-х гг. XIX в.
История человечества, по Чичерину, - история развития "духа", который реализуется в частных стремлениях отдельного человека и общих нормах общественной жизни. Исторический процесс он представлял как смену общественных союзов, постепенно возводивших человеческое общество к установлению "нравственно-юридически целого", т.е. государства. Формы общественных союзов отражали соотношение на том или ином историческом этапе общего начала и личностного.
Б. Н. Чичерин выделял три ступени в развитии общества. Первая - патриархальный быт, в основе которого кровное родство. Развитие личности постепенно привело к потере значения кровных связей. Вторая ступень - гражданское общество (Средние века). Оно основывается на началах свободы личности и частного права. По "личность во всей ее случайности, свободе, во всей ее необузданности" привела к господству силы, неравенству, междоусобиям, которые подрывали само существование союза. Третья ступень - установление нового порядка, высшей формы общественного союза - государства. Только в государстве может развиться и разумная свобода, и нравственная личность, только оно способно свести к единству разрозненные элементы, прекратить борьбу, поставит каждого па свое место и таким образом водворить внутренний мир и порядок. Такова, делал вывод Чичерин, диалектика развития общественных элементов.
Эти представления о развитии человеческого общества являлись для Чичерина основой рассмотрения истории России как одного из проявлений общей истории человечества. России присущи все основные элементы общественной жизни, она проходит те же стадии развития, однако они имеют свои особенности, являвшиеся следствием условий, в которых совершается се история.
Б. П. Чичерин обращал внимание, во-первых, на специфику природно-географических условий: безграничные степные пространства, отсутствие естественных преград, однообразие природы, малочисленность населения, рассеянность его по равнине. Под влиянием этих условий сформировался характер народа. Достаточно благоприятные условия жизни не вызывали "деятельность и напряжение умственных и физических сил", не способствовали развитию различных сторон человеческого духа, науки, промышленности. Рассеиваясь в пространстве, русский народ был лишен "внутреннего средоточия", не имел своего центра, что лишало его возможности на собственной основе достичь государственного единства.
Во-вторых, восточные славяне не имели такого источника развития правовых и гражданских институтов, как Западная Европа в лице Древнего Рима. Они были оторваны от древнего образованного общества. Однако русский народ, при всех своих особенностях, принадлежит, утверждал Чичерин, к семье народов европейских. Он развивался параллельно с ними, по одним и тем же началам жизни. Различия в истории западных народов и России проявлялись в путях и формах перехода с одной ступени на другую.
Патриархальный быт был нарушен в результате воздействия внешних сил - призвания варягов, установивших новый порядок. Ослабление родовых связей выдвинуло на первый план имущественный интерес, каждый князь стремился к умножению своих сил. Это привело к распаду Руси на мелкие княжества. Установилась удельная система.
Государство и на Западе, и в России появилось одновременно, при переходе от Средних веков к Новому времени. Большую роль в образовании Русского государства Чичерин отводил внешнему фактору - татаро-монгольскому игу, которое приучило народ к покорности и тем самым способствовало установлению единой, централизованной власти. В результате государство образовалось "сверху" действиями правительства, а не самостоятельными усилиями граждан. Однако все предшествующие эпохи в развитии общества имели "одну цель, одну задачу - устройство государства".
Б. П. Чичерин выделял два процесса в образовании государства на Руси: приведение в статическое состояние народа, собирание земли и сосредоточение власти в руках князя. Эти процессы он прослеживал по договорным и духовным грамотам великих и удельных князей. Первыми осели князья, которые постепенно покорили кочующие племена. Они "сделались образователями и строителями русской земли". Иван IV, писал Чичерин, должен был вооружиться всею яростью грозного венценосца, Борис Годунов - употребить весь разум хитрого политика, чтобы обуздать разгул кочевой жизни. "Нашествие иноплеменников переполнило меру горечи, - отмечал ученый. - Народ восстал... выгнал поляков и выбрал себе царя", предоставив ему дальнейшую судьбу свою.
Утверждая, что новые формы жизни приходят на смену старым, Чичерин обосновывал это явление следующим образом: в результате постепенного разрушения понятия старшинства, исчезновения понятия об общей родовой собственности преобладающее значение получала собственность каждого члена рода. Каждый князь стремился к увеличению своих владений. Отсюда постоянные столкновения между ними. Первым признаком нового порядка явилось понимание великим князем необходимости усиления власти наследника, старшего сына. При Василии Темном старший сын получил больше владений, больше силы и стал покорять более слабых. Этим путем начали собираться раздробленные массы и создаваться "единое тело", с одним главою, ставшим единодержавным правителем. Таким образом, крайнее развитие личного начала привело к водворению начал государства, т.е. перевело территориальное значение великокняжеского достоинства в значение личное, династическое.
При Иване III эти стремления усилились. Торжество государственных отношений было определено в духовной грамоте Ивана IV. Он благословил старшего сына своим царством, прекратил раздел земель, записал обязанности князей и, наконец, заявил о совершенном уничтожении всякой самостоятельности удельных князей - теперь уже подданных царя. Царство русское стало единой неразделенной землей, в которой частный порядок наследования уже не имел места.
Подобно Кавелину, Чичерин утверждал, что власть в лице государя, олицетворявшая в себе общественное начало, соединила разрозненные силы общества, сомкнула разобщенные общественные элементы в сословия и местные союзы, подчинила их государственному порядку. Сделано это было путем не определения их прав, а наложением на них обязанностей, государственного тягла. "Все равно должны были всю жизнь служить государству... Каждый па своем месте: служилые люди на поле брани и в делах гражданских, тяглые люди - посадские и крестьяне - отправлением разных служб, податей и повинностей, крестьяне служили своему вотчиннику, который только с их помощью получал возможность исправлять свою службу государству". Это было закрепощение не одного, а всех сословий в совокупности, это было государственное тягло, положенное на всякого, кем бы он ни был. Такие отношения окончательно оформились при Петре I. С укреплением государственной власти появилась возможность освободить сословия от наложенного на них тягла. Этот процесс начался, но мнению Чичерина, во второй половине XVIII в. Век спустя освободили крестьян.
Появление земского представительства - результат действий правительства, а не плод внутреннего развития общества. Б. Н. Чичерин одним из первых в русской историографии рассмотрел организацию сто органов в связи с общим ходом развития России. Он отмечал, что земские соборы исчезли не вследствие сословной розни и опасения монархов, а в результате внутреннего "ничтожества".
Соединяя население в прочные союзы, заставляя его служить общественным интересам, государство, полагал Чичерин, тем самым формировало и сам народ. Только в государстве "неопределенная народность", которая выражается преимущественно в единстве языка, собирается в единое тело, получает единое отечество, становится пародом. При этом и народ, и государство имеют каждый свое назначение, свою самостоятельность. Народ "живет и действует, рождая из себя разнообразные стремления, потребности, интересы". Он составляет государственное тело. Государство устанавливает в обществе согласие, побуждает парод к совокупным действиям во благо общества, есть "глава и распорядитель". Только в государстве, считал ученый, оценивают заслуги, оказанные личностью обществу, возвышается внутреннее достоинство человека. Он становится деятельным общественным фактором и может достигнуть полного развития своих интересов. Государственная власть соединяет общие воли и частные устремления, при ней достигаются условия для развития разумной свободы, нравственной личности.
Согласно концепции Чичерина об особой роли государства, его образование есть "поворотная точка в русской истории. Отсюда она неудержимым потоком, в стройном развитии является до нашего времени". На вершине государства - сильная самодержавная власть, которая является основой его единства и направляет развитие общественных сил. Постепенно, с умножением правительственных средств, власть становилась все сильнее. В Европе нет народа, писал ученый, у которого правительство было бы сильнее, чем в России.
Б. Н. Чичерин выделял два этапа в развитии государства. Первый - это централизация общественной жизни, сосредоточение всей власти в руках правительства. Народный элемент отходит на задний план. Правительственная деятельность достигла "нетерпимой крайности". Процесс государственной организации совершился: "управление... пустило свои ветви по всем областям, а централизация увенчала все здание и сделала его покорным орудием единой воли... Правительство сделалось всеобъемлющим, господствующим всюду... а народ все более бледнел и исчезал перед ним". Следствие этого - "всеобщее растление государственного организма": развитие чинопочитания, бюрократии, "умножение письменности, которая стала на место настоящего дела", официальная
ложь, взяточничество. В результате возникла необходимость освободить из-под государственной опеки все общественные элементы и допустить к самостоятельной деятельности "народный элемент". Таким образом появилась возможность перейти ко второму этапу - либерализации, т.е. к достижению единения всех общественных и государственных элементов. "Нам нужна свобода!" - писал Чичерин, ясно выражая свою политическую позицию, - свобода совести, общественного мнения, книгопечатания, преподавания, публичности всех правительственных действий, гласности судопроизводства. Одним из величайших зол он полагал крепостное право. Несмотря на увлечение либеральными идеями, ученый связывал возможность их достижения с отдаленным будущим, предпочитая "честное самодержавие несостоятельному правительству".
Прослеживая процесс образования государства, Чичерин исходил из того, что каждая новая ступень является следствием развития предыдущей. С появлением гражданского общества кровные связи не исчезают полностью, а входят в пего, как один из составляющих элементов. Государство, в свою очередь, не уничтожает все элементы гражданского общества. Люди остаются со своими частными интересами, нравами и отношениями родственными, имущественными, договорными, наследственными. Б. II. Чичерин подчеркивал сложность исторического процесса. Направление его может изменяться, отклоняться в сторону, но характер движения один, в его основе личные и общественные интересы. Противоречия, возникающие между ними, становятся побудительной причиной изменений в общественном организме.
В целом ученый придерживался в своих подходах к изучению и осмыслению прошлого философии истории Гегеля. Вместе с тем он отмечал некоторую ее ограниченность. Эта философия, писал Чичерин, достигла высших пределов умозрения, охватывая весь мир и все явления, подвела их иод свою точку зрения, нанизывая факты на "нить ложных выводов", насильно подводя их под логические формулы. Порочность этого пути доказывается при углублении в действительность, при соприкосновении с реальным миром. Историческая же наука должна основываться на добросовестном всестороннем изучении фактов, анализе всех сторон общественной жизни. Основательно изучать факты и выводить из них точные заключения - таков был исторический метод в определении Чичерина. Постепенный переход от частного к общему, от явления к законам и началам, им присущим, придает пауке точность и достоверность. Научное знание - знание разума. Оно ничего не принимает на веру, все подвергает строгой критике разума. Такое понимание задач исследования и отношение к изучаемому предмету представляло возможность для ученого выйти за рамки гегелевского отношения к истории. Историческая паука должна стоять па твердой почве, по изменения в общественной мысли приводят к тому, что меняются и научные точки зрения, полагал ученый.
Б. Н. Чичерин теоретически обосновал концепцию "государственной школы", признавая государство высшей формой общественного развития и его определяющую роль в русской истории, а в качестве основного предмета исторического исследования - государственные правовые и общественные институты.
Ко второму поколению представителей "государственной школы", более известной как "историко-юридическая", современная историография относит В. И. Сергеевича, А. Д. Градовского, Ф. И. Леонтовича.
Профессор Московского и Санкт-Петербургского университетов Василий Иванович Сергеевич (1832-1910) - автор работ о земских соборах, удельно-вечевой Руси XIV в. Исторические явления и общественные отношения он рассматривал в их правовом содержании. Формировалось мировоззрение Сергеевича под влиянием позитивистской теории. В работе "Задачи и методы государственной пауки" (1871) он отверг метафизический взгляд предшественников на прошлое, воспринял положение позитивистов о единстве человеческого общества и мира природы. В. И. Сергеевич отказался от широких обобщений и сосредоточил внимание на установлении исторических фактов.
Основные подходы Чичерина в изучении русской истории разделял Александр Дмитриевич Градовский (1841 - 1889), известный своими работами в области истории и теории права Древней Руси и европейских стран. А. Д. Градовский изучал историю местного самоуправления в России в XVI-XVII вв., деятельность Сената, Верховного тайного совета, административные преобразования Екатерины ІІ и Александра I.
Федор Иванович Леонтович (1833-1911) исследовал законодательство, отражавшее положение крестьян в XV- XVI вв. Некоторые аспекты концепции истории России, сформулированные учеными "государственной школы", получили развитие в трудах историков конца XIX - начала XX в.
Таким образом, славянофилы и "государственники" расходились в подходах к изучению и осмыслению русской истории, что отразилось на восприятии ими важнейших для середины XIX в. проблем: отношения народа и государства, парода и личности, России и Запада.
Славянофилы акцентировали внимание на национальных, культурных, нравственных качествах парода, которые в неизменном виде, по их мнению, сохранялись в массе низших слоев населения (крестьянстве). Олицетворение народного начала они видели в общине, вышедшей из "тысячелетней жизни русского народа", факта нравственного и бытового, выступали за сохранение общины в будущем. При рассмотрении отношений парода и государства славянофилы па первое место ставили народ. Народ (Земля) и государство рассматривались ими как две самостоятельные силы. Народ имел право мнения и слова, государство - неограниченное право действовать по закону. Славянофилы утверждали, что народ может существовать без государства, а государство без народа существовать не может. Отсюда их вывод о необходимости восстановления Земской думы, единства государства и народа, нарушенного Петром I.
Для историков "государственной школы" народ выражался в государстве, в нем сосредоточивается вся его жизнь. "Государство есть высшая форма проявления общежития, высшее проявление народности в общественной сфере", - писал Чичерин. "Государственники" не видели в общине особенностей русской народной жизни. Патриархальная вольная община, основанная на кровном родстве, встречающаяся у всех народов, была заменена вотчиной, созданной властью. Современная крестьянская община создана в XVII в. государством для исполнения фискальных и административных обязанностей. С ликвидацией такой необходимости государство должно распустить общину.
"Государственники" видели идеал жизни народа в правовом государстве. Если для славянофилов возвышение личности противоречило идее православия и получения верховной власти от Бога, то для Кавелина и Чичерина личность выступала одним из основных элементов общества.
Несмотря на различные подходы, славянофилы и представители "государственной школы" были едины в определении сути государства в России - силы, способной провести в обществе необходимые преобразования. В практическом отношении, по определению Чичерина, "лучшие из славянофилов легко сходились с западниками, так как цели у тех и других были одни, и в практических действиях теоретические разногласия сглаживались и споры умолкали".
В отношении к западноевропейской цивилизации, вопросу, "занимавшему всех мыслящих", представители "государственной школы" исходили из признания единства, закономерности мирового исторического процесса, общности развития России и западноевропейских государств. Россия прошла школу веков подобно Западной Европе. Все народы имеют одинаковые начала, движутся к одной цели, проходят одни и тс же ступени на пути прогресса, подчиняются общим факторам развития. "Русский народ принадлежит к семье народов европейских, развивается параллельно с ними по одним и тем же началам жизни". Тем не менее, имели место особенности России, обусловленные природно-географическими условиями, религией, обстоятельствами образования государства. Отсюда отношение западников к преобразованиям Петра I. По их мнению, он дал России новую форму, обеспечил вступление ее в Европу - переход к более высокой ступени развития русского народа, по не нарушил правы и обычаи русских людей, не лишил их народности. "Мы оевропеились", писал Кавелин, но "никогда не теряли своей народности, не переставали быть русскими и славянами". "Государственники" видели в петровских преобразованиях пример для современной им России.
Славянофилы делали вывод о совершенной противоположности прошлого России и стран Европы. В основе истории русского народа лежит особый "нравственный закон". Под влиянием веры "нравственный подвиг, возведенный в степень исторической задачи целого общества, образует своеобразный быт, широкий и крепкий характер, особый тип культуры". Противопоставляя допетровскую Русь повой России, они настаивали на том, что Петр I уничтожил исконные основы быта русского народа. Следовательно, надо восстановить русские святые начала. Однако негативное отношение к Петровской эпохе не означало для славянофилов возвращение в допетровский период. Речь шла не о воскрешении старины, которая "имела значение в свое время", но "превратилась в бессмысленные оковы для настоящего". Теоретики славянофильства имели в виду не поворот вспять, а возврат к нравственным нормам отцов.
В целом, славянофилы положительно относились к западноевропейской культуре, не отрывали Россию от всемирной цивилизации. Они считали возможным пользоваться ее достижениями, в которую вносят свой вклад все народы, в том числе и Россия. При этом славянофилы выступали против механического переноса западноевропейской культуры на русскую почву. Такой же позиции придерживались Кавелин и Чичерин. Преимущества западноевропейской культуры очевидны, считал Чичерин, и надо воспользоваться ее плодами, но заимствовать можно лишь то и тогда, когда Россия собственным внутренним развитием дойдет до сознания этой необходимости, не "обезьянничая", а пропуская их через собственное сознание, приспосабливая к условиям жизни российского общества.
Рассмотрим теперь схему русской истории, предложенную Чичериным. Первоначально славяне, писал ученый, как и другие европейские народы, жили маленькими союзами: племенными, родовыми и общинными. И управление, и быт были у них патриархальными. При столкновении с чужими племенами родовые связи рушились и поскольку для государственных время еще не пришло, то каждый человек обособился. Призвание варягов, которые, будучи чуждым элементом, не вмещались в родовые отношения, ускоряет этот процесс, и эпоха родового права сменяется эпохой частного права 49 Последняя, по Чичерину, характерна тем, что люди не сознают себя членами общества как единого целого и преследуют исключительно личные, частные цели. Связь между людьми также носила частный характер и основывалась «на договоре свободных лиц или на личной зависимости от того или другого лица» 50 И договоры свободных людей, и степень зависимости несвободных ничем не регламентировались. Поскольку договорные отношения возникли в дружине, а дружинники вместе с князем стали господами на покоренных землях, то первый этап частноправового строя Чичерин называл дружинньщ, который, по его мнению, существовал до появления крупной земельной собственности. Последняя же породила на Руси вотчинный этап, а на Западе феодализм. Но западный исторический процесс, шедший, по Чичерину, аналогично русскому, имел существенные отличия. На Западе скоро возникли частные союзы, временно заменившие государственный союз. У нас же, по словам ученого, было одинокое блуждающее лицо, неспособное создать «ни науку, ни искусство, ни прочную гражданственность»51. Объясняется это тем, что громадная территория, лишенная, в отличие от Европы, даже следов цивилизации, скудная и однообразная природа не рождали привязанности к месту. Разбросанные на громадном расстоянии друг от друга села и города не имели взаимной связи, но в силу отсутствия естественных преград не могли обособиться. Поэтому не было сосредоточения и все расплывалось вширь. Естественные условия способствовали созданию великого государства, но препятствовали общественным связям. Поэтому государство могло строиться только сверху, действием власти. Нигде в Европе, подчеркивал Чичерин, не было народа, общественный дух которого был столь неразвит, как у русских. Сама русская история в силу географической среды, народного характера и оторванности от древнего образованного мира была беднее великими явлениями, нежели история западная. «Но, - продолжал Чичерин, - русский народ способен к развитию, он принадлежит к семье народов европейских и при всех своих особенностях, при всей скудности исторического содержания он развивался параллельно с ними, по одним и тем же началам жизни. Патриархальный быт, основанный на кровном единстве, господствовал первоначально как на Западе, так и на Востоке». Но именно славяне подчинились ему прочнее других племен, сохранив его остатки до сих пор. Они же оказались менее всех «способны выйти из него путем внутреннего развития и выработать из себя новые формы общественного быта... на Западе, дружинное начало, начало личности и добровольного союза, разрушающее естественные связи, вытекало из самой жизни народной, у нас оно было элементом пришлым». Отсутствие способностей к созданию новых гражданских форм вызвало необходимость внешней власти. Отсюда призвание варягов, что явилось ярким проявлением пассивности славянской натуры. Варяжская дружина, окончательно разрушившая кровные связи, заменила их добровольным союзом. Но он оказался непрочным. Поскольку предшествующая жизнь не выработала общественных интересов, постольку личность, вырвавшись «из-под влияния естественных связей... предалась безграничному разгулу...и тогда началось то бессмысленное брожение народных элементов, которое обозначается именем удельного периода. Все предались кочевому стремлению - и князья, и бояре, и слуги, и торговцы, и поселяне» 52. Как видим, вопреки солидным традициям норманнской теории в отечественной историографии, Чичерин не считал варягов создателями русской государственности, но полагал," что они положили начало власти. Однако она оказалась, по его мнению, слишком слабой, ибо воспрепятствовать воцарившемуся бессмысленному брожению варяги не только не смогли, но, напротив, сами, включая князей, приняли в нем участие. Как и местное население, утверждал он, ничто не привязывало варягов к месту, а отсутствие естественной защиты не позволяло боярам строить, подобно западным феодалам, замки, ставшие опорой их могущества. Таким образом, хотя Чичерин и утверждал, что географический фактор не определяет общественное развитие, но в первые века русской истории он сыграл у него решающую роль, помешав формированию общественных интересов и созданию частных союзов. Если на Западе феодалы консолидировались в союз, сыгравший выдающуюся роль в истории, то на Руси он не сложился, и привилегированные лица остались одиночками, как и все население. Что же касается причины исчезновения варягоз, то Чичерин этот вопрос, по существу, обошел. Из историков XIX в. ближе других к Чичерину в оценке варяжского вопроса К. Д. Кавелин. Разумеется, разногласия между ними были, но в советской историографии они преувеличены. Так, Н. Л. Рубинштейн полагал, что Кавелин, последовательно применяя теорию органического развития, устранил роль варягов и татар из русского исторического процесса. Чичерин же, напротив, сделал их главной силой русской истории53. На самом же деле Чичерин не раздувал роль варягов и хотя преувеличил роль татар, но главной силой русской истории их не считал. Поверхностно осветил Рубинштейн и взгляды Кавелина, который, считая определяющими внутренние процессы, вовсе не исключал внешние факторы, допуская, что иногда они могут иметь решающее значение. Правда, по его утверждению, этого не было в русской истории. Так, родовой быт укрепился у восточных славян потому, что они не испытывали ни завоевания, ни смешения. Другие славянские народы через это прошли, и он у них рухнул. Татары управляли Русью издали, и поэтому их влияние ничтожно. Однако варяжский период, по Кавелину, был. Призванные несколькими племенами, писал он, варяги с «дружиной поселяются между ними, из призванных властителей становятся завоевателями... и основывают обширное, как кажется, феодальное государство. Но... замечательное явление! Тогда как в других землях они надолго придают свой характер быту страны, ими покоренной, у нас, напротив, они скоро подчиняются влиянию туземного элемента и, наконец, совершенно в нем исчезают, завещав нам надолго мысль о государственном единстве всей русской земли, дружинное начало и систему областного правления. Впрочем, и эти следы северной дружины так переродились на русской почве, так прониклись национальным элементом, что в них невозможно узнать их не славянского первообраза» 54. Кавелин здесь не совсем последователен. Из его же текста следует, что варяги оказали некоторое влияние на русский исторический процесс и были завоевателями. Именно таковыми их считал Чичерин. Несколько большей была роль варягов, по С. М. Соловьеву: «Призвание первых князей имеет великое значение в нашей цстории, есть событие все российское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства - это соединение разрозненных племен чрез появление среди них сосредоточивающего начала, власти»55 Но и Соловьев не усматривал в варягах создателей русского государства, полагая, что оно результат длительного общественного развития. То же думал и Чичерин. Думается, что в варяжском вопросе Чичерин был на уровне науки своего времени. Его и Соловьева можно отнести к умеренным норманнистам, а Кавелина - к непоследовательным антинорманнистам. Что же касается самой норманнской теории, то отвергавшие ее русские ученые и публицисты, начиная с М. В. Ломоносова, если и ошибались в деталях, то были правы по существу. Несомненной заслугой Чичерина перед отечественной историографией было установление связи между разложением родовых отношений и возникновением Киевской Руси. В этом отношении и Соловьев," и Кавелин, считавшие древнерусский строй родовым, уступали Чичерину. Правда, у Кавелина мелькнула мысль о том, что незадолго до прихода варягов у славян произошло выделение особо богатых и знатных семей 56, но ученый, зафиксировав социальное расслоение, не придал этому значения и продолжал настаивать на господстве родовых отношений. Вспомним и общеизвестную схему русской истории Соловьева: родовой период, период борьбы государственных отношений с родовыми, государственный перигод. Чичерин же полагал, что исследователи, ветдевшие «главный отличительный признак исторического развития древней России» 57 в родовых отношениях, неправы. Последние, действительно, сохранялись долго, вплоть до местничества, а остатки патриархальных отношений проявляются до сих пор, но определяющей роли они не играли. Ученый особо подчеркивал, что родовые отношения - это общечеловеческое, а не исключительно русское явление и что с их распадом род не исчез, а остался одним «из составных элементов гражданского общества» 58. Не отличались родовые отношения на Руси, по мнению Чичерина, и большей прочностью, нежели в других странах. Княжеский род, который был всегда в центре внимания историков, писал ученый, отнюдь не представлял примера крепости родственных чувств. «Напротив, история его открывается несколькими братоубийствами, за которыми следует беспрерывный ряд междоусобий. Если в роде устанавливается иногда что-то похожее на единство, то это делается благо даря сильному князю, который личным своим могуществом умеет сдержать остальных». Князья много говорили о родственной любви и братскам согласии, но это осталось пожеланием, не существующим в действительности. Историческое же развитие вело к еще большему ослаблению сознания родового единства. Поэтому отношения князей определялись «не столько правилами родства, сколько добровольным, большею частью временным их согласием, договорами» 59 Но если в понимании роли родовых отношений Чичерин превосходил других государственников, то в целом историческая концепция Соловьева предпочтительнее концепции Чичерина. Соловьев не только подкрепил ее более богатым фактическим материалом, но и глубже разобрался в ряде проблем. Как и Чичерин, он преувеличивал подвижность населения, но если у Чичерина она носила бессмысленный характер, то Соловьев ее увязал с колонизацией России и борьбой леса со степью. Под ударами кочевников-степняков русские, по Соловьеву, отступали в леса, представлявшие для них единственную защиту. Там, окрепнув, они переходили в наступление, вытесняя кочевников из степи. Поскольку судьба дала русскому народу огромные неосвоенные пространства, то их колонизация стала его уделом в течение веков. Представление о бродячем образе жизни русских людей, закладываемое Чичериным и с определенными оговорками Соловьевым, надолго закрепилось в отечественной историографии, но оно неверно. Тем не менее даже после серьезного удара, нанесенного в начале XX в. по этой концепции Н. П. Павловым-Сильванским, весьма характерно назвавшим один из разделов своей книги «Мнимые странствования бояр и крестьян»60, это представление разделялось рядом дореволюционных историков. Бессмысленное брожение всего населения, продолжал Чичерин, не могло быть вечным. Первыми осели князья и сделались строителями русской земли. Они покорили кочующие элементы и принудили их подчиняться государственному порядку. Активного сопротивления князья не встретили, так как неорганизованная масса не была на это способна, но зато бегство приобрело всеобщий характер, и на борьбу с ним власти потратили много сил и энергии 61. Из работ ученого, посвященных отечественной истории, неясно, какие причины побудили князей осесть и заняться устроением русской земли. Из более поздних, фундаментальных, сочинений мы знаем, что, по Чичерину, стремление к порядку органически присуще человеку. Именно оно и по могло в государственном строительстве. Но если на Западе власть могла опереться на определенные общественные слои, то в России в силу ее географической среды общественные связи отсутствовали и власть вынуждена была все взять на себя и в течение столетий гоняться за ‘ убегавшими от нее подданными, ловить их, налагать на них повинности, приучая тем самым к порядку и создавая само общество. Однако на естественный вопрос, каким образом князья и почему только они преодолели влияние географической среды, а не остались такими же бродягами, как и все, у Чичерина ответа нет. Отношения же самцх Рюриковичей, по Чичерину, определялись не столько степенью родства, сколько договорами, которые свидетельствовали об отсутствии государства и господстве частного права. Анализ такого важного источника, как духовные и договорные грамоты великих и удельных князей, укрепил Чичерина в мысли о правильности его вывода. Договоры, писал он, могут заключаться только между независимыми друг от друга сторонами. Поэтому наличие договора между великим князем и удельным свидетельство того, «что великий князь - не государь, а удельные - не подданные. Это свободные лица, соединенные довольно шаткой родственной связью и вступающие в добровольные взаимные обязательства». Иногда, продолжал ученый, удельные князья называли великого князя господином, но это не более чем проявление уважения. Само содержание договоров, полагал ученый, исключает мысль о «государственном подчинении удельных князей великому... Возможно ли вообразить, чтобы верховная власть отказалась от всякого влияния на владения подданного, чтоб она обязалась ни под каким видом не посылать туда своих чиновников, не покупать там земель, не держать закладчиков, не судить, не собирать податей? И заметьте, это даже не льгота, а обоюдное обязательство на совершенно равных правах»62. Исследователи чичеринского наследия непременно указывали на его ошибочное представление о длительном безгосу- дарственном периоде в истории России и оставляли без должного внимания мысли Чичерина о междукняжеских отношениях. Если Соловьев рассматривал их как родовые, которые постепенно вытеснялись государственными, то Чичерин, не отрицая родовых счетов, в основу брал договорный принцип и оказался прав. В свете изысканий выдающегося советского историка Л. В. Черепнина видно, насколько серьезным был вклад в науку Чичерина. «Историки правы,- писал Черепнин, - говоря о смене государственных форм, время до XVI в. обычно рассматривали как период господства в России строя монархии, сначала раннефеодальной, затем периода раздробленности. Эта прямолинейная схема давно уже подвергается сомнению со стороны общегражданских историков. Лишь для отдельных этапов политического прошлого Древней Руси можно говорить о раннефеодальной монархии... Форма эта неустойчива, и с ее распадом Русь представляет собой средневековую федерацию - союз князей, оформленный договорными отношениями на началах сюзеренитета - вассалитета» 63. Будучи далеки от того, чтобы проводить аналогию между учеными, стоявшими на принципиально различных методологических принципах, мы хотели лишь подчеркнуть, что установленный Чичериным договорный принцип междукня- жеских отношений действительно существовал и играл большую роль. Духовные грамоты, по мнению Чичерина, еще более подтверждают его выводы. Так, проанализировав завещание Ивана Калиты, он заявил, что оно полностью лишено государственной мысли и является частновладельческим распоряжением. То же самое и у других князей. Ни представления о единстве земли, ни отделения государственного имущества от частного княжеского тогда не знали. Поэтому в завещании перечислялись на одинаковом основании не только области и города, но и скот, холопы и т. д. Поскольку же князь получил владения как имения, то и распоряжался в них не как правитель, исполняющий общественную должность, а как частный владелец. Первые признаки государственного порядка, по мнению Чичерина, появляются при Василии Темном, когда старшему сыну достается наследство, превышающее владения удельных князей, вследствие чего последние теряют возможность сопротивления. Еще дальше идет Иван III, но у него государственность не утверждается полностью, а переплетается со старыми формами. Только духовная Ивана IV, дающая старшему сыну, по существу, всю державу, свидетельствует об окончательном торжестве государства 64. Отметим, что и Соловьев высоко оценивал роль духовной Василия Темного, а победу государственного начала связывал с Иваном Грозным65. Но в отличие от Чичерина указывал на проявление государственности задолго до Василия Темного. Что же касается самого стремления к государственности, то.оно, по Чичерину, возникает тогда, когда безгосу- дарственный хаос достигает крайних пределов. В этом уче ный видел диалектику истории и полагал, что замена устаревшей общественной формы более совершенной происходит не ранее того, чем она разовьется полностью и на практике выявит все свои недостатки 66. На Руси, по его мнению, события складывались следующим образом. Пока князья не были оседлыми, для них важнее были не земельные владения, а положение в родовой иерархии. Но с ослаблением родовых связей на первый план выдвинулись имущественные интересы, а фактическое положение в иерархии стало зависеть от количества владений. Это и привело к распадению Руси на мелкие княжества. Каждый князь стремился к умножению собственных сил, а увеличить их можно было только за счет других. Но частновладельческие порядки этому мешали, ибо, усилившись, князь, как частный владелец, делил наследство между сыновьями и могущество исчезало. В конце концов поняли, что сохранение могущества невозможно без усиления старшего сына. Однако, получив превосходство, он начал покорять остальных князей. В результате единство Руси было восстановлено, а единодержавец превратился из вотчинника в государя 67 Сходные мысли ранее были высказаны К. Д. Кавелиным. Разница лишь в том, что, во-первых, по Кавелину, родовые отношения веками господствовали на Руси, а во-вторых, Древняя Русь не знала личности, без которой, как полагал Кавелин, невозможно государство. «Степени развития... личности, - писал он, - и совпадающие с ними степени упадка исключительно родственного быта определяют периоды и эпохи русской истории» 68. Чичерин же полагал, что личность была и в безгосударственный период, но она тогда не содействовала, а препятствовала объединению общества и государственность зарождалась как реакция на ее необузданность69. Особое место в русской истории Чичерин отвел XV в., полагая, что именно тогда появились государственные стремления. Зародившись в Москве, они стали «распространяться к окружности... Образование государства... вот поворотная точка русской истории. Отсюда она неудержимым потоком... движется до настоящего времени... Каждая позднейшая эпоха является последовательным развитием предыдущей, представляет ответ на сделанный вопрос. Все они имеют одну иель... устройство государства. Вот главная... черта русской истории с XV века, вот результат деятельности русского народа и заслуга его перед человечеством. Другая черта, столь же резко характеризующая весь этот период, состоит в том, что государство организовалось сверху, действием правительства, а не самостоятельными усилиями граждан. В этом историческом значении власти мы находим ключ к уразумлению всего нашего общественного быта» 70 Мнение Чичерина о том, что XV в. поворотная точка отечественной истории, справедливо, поскольку в это время возникло русское централизованное государство. Его ошибка в том, что до этого он не видел никакой государственности. Неверно и представление ученого о том, что княжеская власть была единственным двигателем русского исторического процесса. Бесспорно, степень государственного влияния в России была выше, чем в Европе. Об этом свидетельствует тот факт, что в отличие от Запада у нас политическое объединение предшествовало экономическому.* Несомненно, что сословия на Западе были более консолидированы и влиятельны, чем в России. Наконец, непосредственная роль московских государей как организаторов объединения и укрепления страны действительно велика. Объективные условия сами по себе не решают проблемы. Московские государи ими блестяще воспользовались. Как видим, представление Чичерина о всесилии русской монархии опиралось на определенные факты, но, во-первых, он их абсолютизировал, а во-вторых, не учитывал, что к объединению страны стремились не только монархи, но и крестьяне, посадские, широкие слои господствующего класса. Без их активного содействия объединения не было бы. Н. Л. Рубинштейн, цитируя известнейшее высказывание Чичерина: «Князья собрали воедино разрозненные славянские племена, князья по частному праву наследования раздробили это приобретенное ими достояние, князья же впоследствии соединили в одно тело разрозненные части», - неправ, полагая, что «таков итог философии русской истории по Чичерину»71. В представлении последнего всесильное русское государство это историческая, но отнюдь не вечная категория. Сравнивая развитие русской истории с западной, Чичерин полагал, что при всем своеобразии первой в принципе она сходна со второй. И у нас, и в Европе первоначально германские дружины покоряют местное население. Затем кратковременный дружинный период сменяется эпохой частного или вотчинного права. И в России, и на Западе рядом с вотчинами возникают вольные общины и почти одновременно, во второй половине XV в., те и другие уступают место единодержавию. Наконец, Россия, как и Запад, пережила период сословно-представительных учреждений, который сменился абсолютизмом. Подобный параллелизм, подчеркивал ученый, свойственен только западной и русской истории. Следовательно, «Россия - страна европейская, которая не вырабатывает неведомых миру начал, а развивается, как и другие, под влиянием сил, владычествующих в новом человечестве... Но если у каждого европейского народа... есть свои особенности, то тем более имеет их Россия, которая долго стояла поодаль, почти не принимая участия в общем развитии» 72. Из государственников ближе всех к чичеринской была позиция Соловьева, писавшего, что «пора бросить старые толки о различии наших и западных общественных отношений...» 73 Будучи едины в признании общности исторического развития Запада и России, оба ученых полагали, что большее отличие последней, нежели "отличие друг от друга западноевропейских народов, проистекает от неблагоприятных условий, задержавших развитие России. Последнее представление создавало предпосылки для воззрения на русское национальное своеобразие, как на отсталость, подлежащую европейскому исправлению. В этом наглядно проявился западнический подход. Правда, Соловьев считал неправомерным употребление по отношению к России понятия отсталость и предпочитал говорить о задержанности в развитии. Но суть от этого мало менялась. Во многом иной была позиция Кавелина. В 40-е гг. он писал, что до XVIII в. Россия развивалась настолько отлично от Запада, что и сравнивать их нельзя. Однако ее собственный путь шел к той же цели, что и западный, а с эпохи Петра I и путь стал общим. Будучи европейцами, русские оказались способны к развитию и совершенствованию и не повторяли старые формы, как восточные народы. Однако 20 лет спустя Кавелин утверждал, что пореформенная Россия, оставаясь европейской страной и обогатившись западными достижениями, будет развиваться самостоятельно 74. Западнической историографии эпохи империализма точка зрения Чичерина оказалась не только ближе, но и была доведена П. Н. Милюковым, писавшим, что прошлое России связано с ее настоящим, «как балласт... тянущий нас книзу, хотя с каждым днем все слабее и слабее» 75, до крайних пределов. Посмотрим, как шел процесс государственного строительства по Чичерину. Осев еще в удельный период на землю, князья хотя и превратились только в вотчинников, а не в государственных деятелей, но благодаря оседлости получили преимущество перед всеми и стали центром общества и собирателями земли. Бояре и рядовые дружинники остались кочевыми наемниками, ибо в отличие от западных собратий вплоть до XV в. заключали не постоянные, а случайные и временные договоры. Если последние имели наследственные права, закрепленные поземельной собственностью, то русские служилые люди к этому даже не стремились. Не имея оседлости, они не могли и собрать вокруг себя зависимое население, тем более что и крестьяне кочевали так же, как и господа. Не было ft сословной связи. В результате единственным правом служилых людей была личная свобода, право отъезда 76. И если западный феодал стал оседлым землевладельцем, построил замок и возглавил собственное маленькое общество, то русские служилые люди, не имея этого, остались обособленными и боролись только за право отъезда. Зародившаяся государственность не могла мириться со своеволием феодалов и бояр. Но если первые, опираясь на феодальные союзы, оказали упорное сопротивление королям, то справиться со вторыми, действовавшими в одиночку, было легче. Позднее Н. П. Павлов-Сцльванский писал, что Чичерин, введенный в заблуждение немецким историком Г. Вай- цем, ошибался, считая, что на Западе в отличие от России вассальные договоры были прочными. Последующее развитие европейской историографии опровергло выводы Вайца 77 Принимая во внимание это суждение, следует учесть, что сам Павлов-Сильванский преувеличивал сходство западного и русского исторического процессов. Как частные владельцы, кнлзья, писал Чичерин, облагали податями подвластное население в свою пользу и на содержание своих слуг. С появлением государства повинности распространились на всех и стали основанием всего общественного быта. Нигде в мире повинности не были тяжелы так, как в России. К таким жертвам вынуждала бедность страны, а поскольку кочевые привычки населения препятствовали усилиям власти, то «тем сильнее нужно было государству сдерживать расходящиеся массы, связывать их в прочные союзы, заставлять служить общественным целям» 78. Поэтому, продолжал ученый, розыск беглых был одной из главных правительственных задач. Однако вплоть до конца XVII в. население стремилось разбежаться. В работах дореформенного периода Чичерин исключал участие народа в государственном строительстве, но в пореформенное время он видоизменил свою точку зрения. По- прежнему, оставляя всю инициативную роль за монархией, он указывал, что народ помогал ей всеми силами, но прояв лялось это в покорном несении возложенных на него повинностей во имя общего блага 79. Думается, что изменение вызвано политическими расчетами. В 1866 г. была опубликована книга Чичерина «О народном представительстве», которая в осторожной форме подводила читателя к мысли о том, что будущее России за представительным правлением. Ожидая преобразований от самодержавия, ученый стремился внушить ему, что вековая покорность народа монарху является надежной гарантией сохранения порядка и в новых условиях. Однако отказываться от тезиса о пассивности народа и о власти как единственной творческой силе Чичерин не собирался. Исключив активное участие народа в государственном строительстве, ученый обратился к поиску иных факторов, способствовавших укреплению власти, который привел его к повторению старой ошибки Н. М. Карамзина, полагавшего, что татары, пусть и невольно, способствовали укреплению единодержавия в русских землях, а следовательно, и их объединению 80. Специально татарской проблемой Чичерин не занимался. Тем не менее он утверждал, что татары приучили русский народ к покорности. Указывая на отрицательные последствия ^того явления, выразившиеся в усвоении рабских привычек, в развитии государственного подданства в форме холопства, в уничтожении элементов политической свободы, имевшихся в Древней Руси, Чичерин полагал, что преимущества были весомее, ибо в результате установилась единая, сильная, централизованная власть 8I. Ученый не учитывал, что голая сила, вынуждающая к повиновению и забирающая плоды труда покоренных, способна вызвать к себе только ненависть. Откуда здесь может родиться стремление помогать власти, принося в жертву свои интересы? Рабы на это не способны. С другой стороны, откуда у самой власти появится сознание общественных интересов, если управляемый ею народ ее раб? Русский народ действительно нес непомерные тяготы и благодаря его великому терпению и самоотречению поднялась Российская держава. Чичерин отмечал это, но не в должной мере. Народ же проявлял терпение не потому, что его к этому приучили татары, а во имя веры православной и отечества. Доверие же его к московским государям объяснялось тем, что они учитывали его интересы лучше других князей. Продолжая осмысление процесса становления русской государственности, Чичерин писал, что, возникнув в одно время вместе с западной, она имела иные задачи. Последняя боролась с организованными силами и поэтому шла на компромисс с ними, допуская их участие в общественных делах, вследствие чего даже установление абсолютизма не вело на Западе к полному подавлению свободы. В России государство должно было создать само общество и восполнить недостаток самодеятельности в народе избытком правительственной деятельности. Необходимо было создать сословия и прежде всего господствующее, без которого невозможно полноценное управление. Поскольку только закрепощением можно было собрать и организовать своевольную и распыленную массу, постольку было уничтожено право отъезда. Вольные бояре и слуги стали государственными холопами, получившими наряду с постоянными обязанностями и земли, сделавшие их оседлыми. Дав обязанности и другим слоям населения, государство обеспечило им сословное единство, превратив их из собрания лиц в государственные союзы. Постепенно принудив все сословия служить ему пожизненно, государство установило этим крепостное право. Таким образом, «в основании всего государственного быта легло начало обязанности, подчинения, в гораздо более обширных размерах, нежели в кдкой-либо другой европейской стране» 82. Поэтому в России в отличие от Запада отсутствовало обеспеченное политическими правами представительство, ибо крепостные имели не права, а льготы, которые могли быть отняты. Служилые люди, продолжал ученый, несли военные и гражданские обязанности, посадские и крестьяне были обложены податями и повинностями, вотчинные крестьяне сверх того работали на вотчинника, обеспечивая ему средства, необходимые для службы государству. Когда же государство окрепло, оно перестало нуждаться в таком тяжелом служении и раскрепостило сначала дворян, потом городское сословие, затем крестьян 83. Объявив все сословия крепостными, Чичерин видел различия между ними. Занятия торговлей или промышленностью, писал он, требуют свободы в действиях. Тем более она необходима привилегированным сословиям. Но принципиальным моментом Чичерин считал не сословное неравноправие, а обязательность службы. Советские историки видели в теории закрепощения и раскрепощения сословий прежде всего классовую подоплеку84.4 Конечно, социальные пристрастия Чичерина проявились и в этой концепции. Но исследователи не приняли в расчет одно важное обстоятельство. Ученый весьма расширительно толковал понятие крепостничества. Для него любая обязанность, взятая не добровольно, - это проявление крепостничества. Так, если дворянина отказ от службы лишал имения, то выбора у исто практически не было, а это и есть крепостничество. Думается, что отчасти на позицию Чичерина повлияли политические соображения. Ратуя за постепенное уничтожение сословий и наделений всех равными гражданскими правами, Чичерин учитывал, что дворяне не хотели об этом и слышать. Теория же, согласно которой их предки были привилегированными крепостными, показывала беспочвенность сословной спеси. Тем не менее господствующий класс, как бы он нн зависел от монарха, не может быть крепостным. Поэтому, отмечая большое влияние теории закрепощения и раскрепощения сословий на отечественную историографию вплоть до 1917 г., мы полагаем, что она неверна. Чичерин не учел и различия в положении вотчинников и помещиков, а ведь первые не теряли земли в случае прекращения службы. Видимо, ученый исходил из того, что бояре не отказывались, как правило, от нее, ибо служба влияла на их положение в иерархии. Работы Чичерина по русской истории появились тогда, когда в литературе бушевали споры об общине, и ученый естественно не мог обойти этот вопрос. Если славянофилы утверждали, что община существовала в неизменном виде, что она наша национальная особенность, то Чичерин попытался показать ее эволюцию и утверждал, что община была у всех народов. Этим он сделал шаг вперед в развитии историографии, хотя не со всеми его выводами можно согласиться. Общине ученый посвятил специальные статьи и не раз касался ее в монографиях. Выработав однажды определенный взгляд на проблему, Чичерин уже не менял его, а лишь развивал и дополнял. Первой формой общины, по Чичерину, была кровнородственная община, распавшаяся еще при варягах. Ее сменили вольная и владельческая. Вольная характерна для городов, но укрепилась она только в Новгороде и Пскове. Поскольку при частноправовом строе отношения свободных людей регулировались договорами, то и вольные общины были договорные. В селах вольная община установилась на черных землях. «Существенное ее значение... - писал Чичерин, заключалось в платеже тягла с земли; это одно составляло ей единство и придавало ей Характер общины:*8Г) Во владельческих же общинах единство поддерживалось лишь обязанностями крестьян к землевладельцу. Договорные общины, продолжал Чичерин, оказались не жизнеспособны. Основан ные на личном согласии, они испытывали постоянные раздоры. Даже Новгород не мог самоуправляться и звал посредника извне "*6. Если в дореформенных работах Чичерин акцентировал внимание на несостоятельности вольной общины, то, не отказываясь от этой тенденции и позднее, ученый в книге отношения общинников, он не обнаружил, постольку ничего этого, по его мнению, не было. Не отрицая выборного управления в общинах, Чичерин полагал, что функции выборных заключались не в управлении делами самой общины, а в исполнении распоряжений землевладельцев. Если последние обходились своими приказчиками, то выборных не было вообще. Отсутствие же стремления самих крестьян к объединению, писал ученый, объясняется их склонностью к бродяжничеству. Он не учитывал, что в одиночку, без взаимовыручки, в России того времени, да и многие годы спустя в силу ее природных условий, невозможно было выжить. Говоря о средневековой России, Чичерин указывал, что она выработала две общественные формы: вотчину и общину. Прогрессивную роль сыграла первая, ибо из княжеской вотчины развилось государство. Община же получила развитие только при прямом воздействии власти. На первом этапе государство не располагало достаточным для управления аппаратом и поэтому нуждалось в содействии общества. Ближайшим орудием государства было боярство, но полагаться только на него было нельзя, поскольку бояре скорбели об утраченной независимости, и стремились использовать государство в своих корыстных целях. Поэтому необходимо было привлечь силы всей земли. Указывая на злоупотребления бояр-кормленщиков, Чичерин в то же время подчеркивал, что нельзя преувеличивать происходивший от них вред, ибо при частноправовом строе только личная заинтересованность могла побудить заниматься общественными делами. Так, если бы судьи не получали дохода от суда, то в отсутствие государства преступления оставались бы безнаказанными. То же было и на Западе. Но когда произвол дошел до крайности, появилась необходимость перемен. Поднимавшееся государство этого терпеть не могло, и:;емские выборные были допущены к участию в суде и сборе податей. Но, подчеркивал ученый, расширение функций общины (вольной, разумеется, общины. - JI. //.), особенно проявившееся при Иване Грозном, было не привилегией, а обязанностью, причем тяжелой, ибо ответственность за сбор податей, например, падала на выборных. Недоимки они вынуждены были покрывать собственными средствами, а если их не хватало, то средствами избирателей. «Это было не управление общины собственными делами, а выбор людей «к Государеву делу», на царскую службу. Таким образом общинное начало получило значительное участие в земском управлении; это было явление новое, создание Московских государей»91. В отличие от русских-западные средневековые общины были лишены державных прав, но им было оставлено самоуправление во внутренних делах. " Другими словами, по Чичерину, выборное управление в западных общинах рождалось изнутри и служило самим общинам, а в России - извне и служило либо вотчинникам, либо государству. К общественной самодеятельности русские крестьяне и торгово-посадское население были неспособны и нуждались в длительном государственном воспитании для приобретения этой способности. Согласиться с этим нельзя Но то, что русская монархия в указанное Чичериным время действительно стремилась расширить социальную опору, укрепить центральную власть и подчинить строптивых бояр с помощью земских сил, несомненно. Однако участие общий в государственном управлении, писал Чичерин, было временным явлением. Если кормленщики не соответствовали новому порядку, то и общинное управление т могло стать в его основе. Разрозненное и малозависимое от центральной власти, оно по мере укрепления последней заменялось правлением приказных людей, которое было органом самого государства. Этот процесс шел медленно и бессистемно. Все «три элемента областного правления - кормленщики, общины и приказные люди - существовали рядом...»92 Постоянно такое продолжаться не могло. А поскольку и приказное правление, не имевшее военной власти, оказалось недостаточным для управления, то оно было заменено воеводским, при котором чьяки стали помощниками воевод. Земские же выборные были в XVII в. вытеснены приказными людьми из управления, сохранив за собой только его низшую ступень. Поскольку в XVII в. не существовало разграничения функций в управлении, продолжал Чичерин, то сильные элементы подавили слабые. Воеводы не только фактически отстранили выборных от государственных дел, но и вмешивались в сугубо общинные дела. Но к концу XVII в. общинное управление начало возрождаться в городах. Одним из проявлений средневековья, по мнению ученого, было отсутствие административного разделения городов и сел. Только при Федоре Алексеевиче, писал он, начали понимать, что городская община отличается от сельской и именно в ней необходимы выборные учреждения. Поэтому города были отделены от сел и в них было восстановлено самоуправление93 Причина, вызывавшая коренные изменения, отмечал Чичерин, заключалась в закрепощении. До него и вольные и владельческие общины были поземельные, поскольку подати платили с земли. С закрепощением основой государства стала не земля, а народ. Независимо от местожительства подданные получили постоянные обязанности, что привело сначала к подворной, а затем к подушной подати. Полемизировавший с Чичериным Ю. Ф. Самарин упрекал его в том, что он принял во внимание только юридическую сторону вопроса, суть же в экономической сфере94 Отвечая Самарину, Чичерин подчеркивал, что право и экономика взаимосвязаны и в данном случае первое оказало решающее влияние на второе. Если люди не имеют права уходить с земли, а ее рано или поздно станет мало, то изменения экономических и общественных отношений неизбежны. Малоземелье порождает переделы, а вместо поземельной вводится подушная подать 95 Меняется и характер общины. Ранее владельческая и поземельная, она являлась союзом свободно поселившихся на землях одного владельца людей, временно соединенных общими к нему обязанностями. Теперь община стала сословной и государственной, объединив свон>х членов постоянными обязанностями к государству, которые накладывались на каждого, а земля давалась для их исполнения. Прикрепление сословий к определенному тяглу вызвало различия в положении крестьян и горожан. Пока повинности неслись с зем ли, разницы не было, ибо в городах были те же владельцы, что и в селах, но с появлением сословных общин выявились особенности городского населения, занятия которого были направлены на добывание денег и нуждались хотя бы в от-, носительной свободе. Труд крестьян требовал оседлости, а землевладелец, на которого они непосредственно работали, был посредником между ними и государством. С изъятием городов из частных рук посредники исчезли, а повинности горожан ограничились уплатой денег и службой государству, вследствие чего города образовали свободные общины, а с учреждением магистратов Петром I были постепенно отделены от уездов. Крестьянские же общины стали чисто крепостными. Правда, крестьяне в черносошных волостях имели права, схожие с правами горожан, но государство в своем развитии нуждалось в увеличении собственных средств, а опиралось преимущественно на землевладельцев. Поэтому черносошные села сливались с дворцовыми и вследствие этого теряли самостоятельность. С развитием поместной системы они раздавались помещикам. В результате при Петре I свободные общины сохранились только на окраинах. Причем, подчеркивал Чичерин, существенной разницы между государственными и крепостными крестьянами в поземельном отношении не было. И те и другие были прикреплены к земле и платили подушную подать96 Таким образом, община в России, по Чичерину, сначала была родовой, потом поземельной и, наконец, сословной. Естественно, что он не мог согласиться ни со славянофилами, ни с А. Гакстгаузеном, отстаивавшими неизменность общины. Подводя итог, Чичерин писал: 1) община, сохранившаяся до XIX в., - это не родовая, не патриархальная, а государственная, которая возникла не самостоятельно, а была создана правительством; 2) она не сходна с общинами других славянских народов; 3) она создана так же, как и весь государственный и общественный быт России; средневековая община не имеет общего с современной; 4) государственная община создана прикреплением к земле и введением подушной подати97 Воззрения Чичерина не могли не вызвать полемики. Так, еще в 1856 г. К. Д. Кавелин опубликовал отзыв на «Областные учреждения России в XVII веке». Давая высокую оценку труду бывшего ученика и заявляя о своей солидарности с его взглядами на историю XVII в., он оспаривал ряд положений Чичерина, посвященных предшествующему времени. Разделяя его мнение о служебном характере сословий, Кавелин не согласился с тем, что они созданы государством. Заролы ши сословий были, писал он, до образования государства. Общины же тогда имели большое значение: они сменяли и приглашали князей, а при благоприятных условиях добивались политической самостоятельности. Лишь усиление Московского государства ликвидировало постепенно политическую роль общин. Но и тогда общинный дух не угас. «Минин был результатом этой спасительной и патриотической деятельности общин...»98. Возможно ли, спрашивал Кавелин, чтобы Иван IV, привлекая общины к местному управлению, не опирался на предыдущий опыт, чтобы выборное начало, неотделимое от общины, было ранее неизвестно и создано распоряжением монарха? Думается, что эти рассуждения убедительнее чнче- ринских. После 1612 г., продолжал Кавелин, государственная роль общин прекратилась, а сами они распались на отдельные сословия, сохранив только слабые следы былого в низших классах. Окончательно сословия были сформированы обложением каждого из них определенными повинностями. По мере развития государства служебный характер сословий стал исчезать". Как видим, теорию закрепощения и раскрепощения сословий, пусть и в измененном виде, Кавелин принял. Что же касается его представления о распаде общины на сословия, то оно неверно. Последняя работа по русской истории, написанная Кавелиным десять лет спустя после его отзыва на монографию Чичерина, отразила возросшее научное влияние ученика на учителя. И это несмотря на разрыв личных отношений. Кавелин писал, что вплоть до XVII в. городское и сельское население «жило вполне под частным правом или под произволом княжеских слуг и кормленщиков... Переходы с места на место, договоры не с обществом, а с владельцем делали маловероятным существование самостоятельной жизни городских и сельских общин. «Таким образом, до XVII века мы не имеем никаких известий об общинной жизни великорусского народа, а те сведения, которые дошли до нас, делают существование прочного общинного быта невероятным...> Складываться же он начал под влиянием крепостного права. «Профессор Чичерин, - подчеркнул Кавелин, первый указал на податное, финансовое, * тягловое происхождение наших городских и казенных сельских общин» 100 Главным критиком воззрений Чичерина на общину был историк-славянофил И. Д. Беляев. Полемика этих ученых вызвала большой научный и общественный резонанс. Она оказалась в поле зрения В. И. Ленина, который, по воспоминаниям члена Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» М. А. Сильвина, «высоко ценил (Чичерина. - Л. И.) как реалиста, чуждого всякой романтики в вопросах научного исследований»101. Не прошел мимо дискуссии и К- Маркс, негативно оценивший воззрения Чичерина на общину102. Однако корреспондент Маркса Н. Ф. Даниельсон признал правоту теоретика государственной школы 103 И. Д. Беляев, отстаивая неизменность общины, утверждал, что в основе соединения людей в нее лежит народный дух, склад русского ума104 Отвечая Беляеву, Чичерин, в сущности, ничего не сказал нового по сравнению с высказанным им ранее. Возвращаясь к вопросу об основных чертах общинного быта XIX в., он писал, что главное его отличие от быта других народов в отсутствии собственной земли, а его сущность заключается: 1) в уравнительном землепользовании всех членов общины, которое поддерживается переделами земли; «2) в отсутствии права свободного распоряжения как отдельными участками, так и всею общинною землею». Ни первого, ни второго в древности, по мнению Чичерина, не было. Организация же внутреннего устройства общины была осуществлена лишь при Екатерине II и продолжается по сей день. В заключение, в пику Беляеву, Чичерин писал, что наша община не товарищеская, не мирская, ка"к полагают славянофилы, а государственная. Что же касается русского духа, то он выразился не в общинности, а.«преимущественно в создании государства» 105. Если в решении главной проблемы дискуссии: была ли община неизменной или нет, прав оказался Чичерин, то в ряде вопросов обоснованнее была позиция Беляева. Так, он справедливо отстаивал способность крестьянства к самоуправлению. Отрицая господство частноправовых отношений в средневековой Руси, он верно считал русских князей государями, а не частновладельцами, не соглашался с тем, что суд кормленщиков был их частным делом. На эту же ошибку Чичерина указывал и Ю. Ф. Самарин, писавший, что в современной Англии военные чины продаются и покупаются, но это не означает, что англичане не понимают общественного значения военной службы. Вместе с тем оппоненты Чичерина не всегда внимательно изучали выдвигаемые им положения, на что ученый неоднократно обращал внимание. Так, Беляев необоснованно приписал ему непонимание того, что Иван IV привлек к местному управлению выборных от общин с целью ослабления боярства. В некоторых вопросах Беляев и Чичерин были правы только частично. Первый, например, полагал, что русский менталитет определяется об- щинностью, а второй - государственностью 106 Если под об- щинностью в данном случае понимать коллективизм и стремление к социальной справедливости, то Беляев прав, но прав и Чичерин, ибо государственность тоже свойственна русскому национальному самосознанию. Ответ Чичерина на замечания Беляева побудил последнего опубликовать еще одну статью, где он оспаривал аргументы соперника, но принципиально новых положений не внес. Споры с Чичериным ускорили работу Беляева над его главным произведением, ставшим первым монографическим исследованием истории крестьянства и положившим начало систематическому изучению этой важнейшей проблемы107 Но ни новая статья, ни монография Чичерина не убедили. Н. И. Цимбаев показал, что во время этой дискуссии выходят несколько историко-публицистических статей С. М. Соловьева, направленных против славянофильства. Естественно, что в вопросе об общине он поддержал Чичерина108. До крайности довел положения Чичерина шедший вслед за ним историк-государственник В. И.-Сергеевич, который не только считал, что община была создана правительством для обеспечения круговой порукой своевременной уплаты податей, но и доказывал, что в Древней Руси ее вообще не было. Возникла же она по распоряжению Ивана III, а ее первые зародыши можно обнаружить лишь в XIV в.109 Академик Б. Д. Греков не без основания усмотрел в концепции Сергеевича политическую подоплеку: поскольку община в представлении многих революционеров была ячейкой социализма, то Сергеевич, отрицавший ее существование в древности, стремился нанести удар по социалистическим теориям ио. Сторонником позднего происхождения общины был П. Н. Милюков111. Несколько иной была точка зрения А. Д. Гра- довского. Он полагал, что общиньц возникли самостоятельно, для собственных экономических нужд, но позднее ими воспользовалось государство. С установлением всеобщего закрепощения изменились и общины. Выполнение же ими государственных функций не укрепило, а лишило их самостоятельности112. Н. П. Павлов-Сильванский, отметив в современной ему общине два составных элемента - мирское самоуправление и общинное землевладение с переделами земли, указывал, что историки сосредоточили внимание на втором элементе, вокруг которого и вели споры. Сторонники исконности переделов, прежде всего Беляев, были опровергнуты, поскольку было доказано, что переделы впервые появились в XV-XVI вв. в результате помещичьего и государственного влияния, но оппоненты сочли, что раз переделы позднего происхождения, то такова же и община113. Указав в числе оппонентов Милюкова, Павлов-Сильванскии обошел Чичерина, который первым доказал различие между новой и древней общиной, но не отрицал существования последней. Таким образом, в изучении общины Чичерин оставил заметный след в историографии. Во-первых, он доказал, что община не существовала в неизменном виде, а эволюционировала, пройдя ряд этапов. Во-вторых, он оказал серьезное влияние не только на историков государственной школы, но и на другие направления в историографии. В-третьих, внутренняя жизнь общины осталась для Чичерина недоступной. Если Беляев ошибался, полагая, что общинный дух, самоуправление не менялись, то Чичерин ошибался еще больше, игнорируя этот дух, а крестьянское самоуправление сводя до инструмента для собирания податей, выполнения распоряжений барина и государства. Особое место среди критиков Чичерина занимал Н. Г Чернышевский. Рассматривая общину как предпосылку социализма, он, естественно, не мог согласиться с идеей ее государственного происхождения. Доводы Чернышевского, в отличие от Беляева, были чисто умозрительные, не подкрепленные источниками, но анализ выдвинутых Чичериным положений и вывод о невозможности создания общины правительственными распоряжениями выглядят вполне логично. Однако политические расчеты побудили Чернышевского отрицать эволюцию общины. Полемизируя с Чичериным, полагавшим, что неподвижность общин возможна только в неразвитом обществе, он утверждал, что подобный довод не доказательство. Историческое развитие начинается «с передовых классов» и очень медленно «достигает низших слоев народа... Факты доказывают, что историческими деятелями у нас доселе были только высшие сословия и, отчасти, города; о народе история упоминает редко...»114. Как видим, вопреки утверждениям советских историков, Чернышевский далеко не всегда рассматривал народ как созидательную силу на протяжении всей русской истории. Критиковавший воззрения Чичерина на общину Чернышевский (заметим, что критика носила доброжелательный характер) обратил внимание и на общеисторическую концепцию ученого, наиболее полно изложенную в его магистер ской диссертации. В советской историографии позиция Чернышевского освещалась через призму борьбы с буржуазной наукой. Так, А. Н. Цамутали утверждает, что Чернышевский «написал резкую и обстоятельную рецензию на книгу Чичерина об областных учреждениях...». Он также ссылается на выводы В. Е. Иллерицкого, согласно которым Чернышевский показал антинародный характер самодержавия, а итогом его борьбы против либеральных историков, прежде всего против Чичерина, было разоблачение их представления о надклассовой природе самодержавия, на основе документального материала, содержащегося в их же книгах115. Но ни резкой, ни обстоятельной рецензия не была. Цамутали и Илле- рицкий не учли, что в ней Чернышевский боролся не против Чичерина, а за него. Он заметил незаурядный талант ученого уже в первой его статье об общине. Диссертация окончательно убедила Чернышевского в правильности своего вывода. Ему было известно, что охранители рассматривали работу Чичерина как попытку дискредитировать допетровскую администрацию и долго препятствовали защите. Учтя все это, Чернышевский попытался привлечь ученого в свой лагерь. Отсюда многочисленные комплименты, указания на замечательный талант Чичерина, на то, что он в течение нескольких месяцев добился известности, которую другие дарования приобретают за несколько лет, что он сразу занял первые ряды в науке. «В его сочинениях обнаруживается светлый и сильный ум, обширное и основательное знание, верный взгляд на науку, редкая любовь к истине, благороднейший жар души; он имеет дар прекрасного изложения. Если, при таких силах, он не сделается в скором времени одним из корифеев наших, то разве в том случае, когда покинет ученую деятельность. Если же он будет продолжать трудиться для науки с тою ревностью, как начал, то, без сомнения, деятельность его составит эпоху в развитии науки, которую он избрал главным предметом своих занятий»116. Единомышленники Чичерина были сдержаннее в комплиментах. Заметим, что Чернышевский принял основное содержание монографии, но не согласился с общими выводами автора и в рецензии подчеркивал, что ученый безупречен в собственных изысканиях, посвященных специальным вопросам, но общей концепцией истории России не занимался и поэтому заимствовал существующую, ошибочность которой проявилась в его выводах. Под нею Чернышевский явно подразумевал официальную концепцию. Однако если другие, указывал он, под ее влиянием ошибались и в частных вопро сах, то Чичерин решал их самостоятельно. Отсюда его блестящий успех. Дело остается за тем, чтобы проявить самостоятельность и в общеконцептуальном плане. Конечно, Чернышевский приветствовал не любую самостоятельность, а только ту, которая подрывала устои. Будучи достаточно тонок, чтобы не призывать прямо Чичерина стать на его сторону, он «всего лишь» брался «разъяснить» ему, где его истинный путь. Однако общие выводы Чичерина вытекали из его специальных исследований. Весьма уязвимы и выдвинутые положения самого Чернышевского. Он писал, что удельная система была создана князьями, народ же им только подчинялся, но сам желал единства. С объединением вокруг Москвы жители вновь присоединенных земель тут же забывали, что когда-то жили врозь, и помнили только то, что они русские117 Но ведь тезис Чичерина о князьях как о единственно созидающей силе этим не был поколеблен. К тому же мнение Чернышевского о том, что желал народ, не подкреплялось в его работе никакими данными. Надежды Чернышевского на демократизацию Чичерина не оправдались. Его столкновение с Герценом, появление новой книги наглядно свидетельствовали, что он враг радикальной ломки общественных устоев, и тон Чернышевского кардинально меняется. Талант Чичерина не вызывал у него сомнения, но раз Чичерин оказался в другом лагере, то вождь демократов решил уничтожить противника и как ученого, и как публициста. Он представил сто как человека, возомнившего себя непогрешимым мудрецом, высокомерно присвоившим себе право оценивать убеждения других и выносить нм приговор. Между тем он несостоятелен как публицист, ибо совершенно не знает общества, к которому обращается. Кажется, он «готов доказывать готтентотам вред одностороннего увлечения учеными занятиями, доказывать рыбам опасность излишней болтливости, предостерегать белого медведя от пристрастия к тропическому климату»118 Можно перечислять и другие эпитеты. Несостоятелен Чичерин, по Чернышевскому, и как ученый, ибо не разбирается в вопросах, ставших главным.предметом его исследования, - демократии, централизации и бюрократии. Тем не менее Чернышевский оставлял Чичерину шанс на исправление, заявляя, что источник его заблуждения в некритически воспринятой реакционной литературе. Однако надежды на благоприятный исход Чернышевский не питал119. В дореволюционной демократической литературе утверди: лась мысль о превосходстве Чернышевского над его противниками, включая, разумеется, и Чичерина. Так, Н. Ф. Даниельсон, обращая внимание К. Маркса на статью вождя революционной демократии «Г Чичерин как публицист», писал: «Это блестящая критическая работа, в которой автор с едким юмором опровергает главные мысли Чичерина»120 Советские историки восприняли этот подход, и в соответствии с ним Цамутали вслед за Иллерицким подчеркивал, что Чернышевский раскрыл антидемократическую сущность Чичерина 121. Однако говорить о победе Чернышевского над Чичериным нет оснований. Во-первых, победителем он мог казаться в глазах «прогрессивной» общественности, но пепрогрессивная видела его неприкрытую необъективность. Во-вторых, сущность своих взглядов Чичерин раскрыл сам и сделал это основательнее, чем кто-либо. Так что заслуги Чернышевского в этом нет. В-третьих, Цамутали и Иллерицкий полагали, что признание Чичерина антидемократом - это убийственная оценка. Мы же считаем, что именно демократы нанесли тогда ущерб стране. Солидное место в наследии Чичерина заняла проблема представительных учреждений. Тщательно изучая зарубежные учреждения, ученый, естественно, |у не мог обойти земские соборы, которые, по его мнению, больше всего походили на французские Генеральные штаты. Но, подчеркивал он, в условиях самодержавия и закрепощения сословий земские соборы имели гораздо меньшее значение, чем сходные учреждения на Западе. Были исключения вроде собора, избиравшего новую династию, но они были редки. На соборах, в отличие от Запада, не было и речи о полнтическах правах пли вмешательстве в государственные дела. Они оставались чисто совещательными и созывались, когда правительство находило это нужным. Ни инструкций избирателей, ни законодательной деятельности, только ответы различных чинов на заданные правительством вопросы, да и то ответы были нередко внушены правительством. Бедность содержания соборов наглядно свидетельствовала, что они не играли существенной роли в государстве 122 Дважды, продолжал Чичерин, верховная власть оказывалась в руках народа. Сначала - после пресечения династии Рюриковичей, затем - на Земском соборе 1613 г. Причем на последнем она в буквальном смысле принадлежала народу, поскольку среди выборных были крестьяне. Однако народные избранники не считали себя верховной властью и «созывались как будто единственно для того, чтобы угадать назначенного Богом царя»123 Ни об ограничении царских прерогатив, ни об обеспечении гражданских прав они не думали. Лишь немногочисленные бояре желали ограничения от произвола, но земля справедливо предпочитала самодержавие олигархии. Ограничения вводились только при Василии Шуйском, а по договору об избрании на престол Владислава предусматривалось их расширение. Но все эти попытки провалились, поскольку в первом случае сказалось недоверие к боярам народа, а во втором - нежелание последнего иметь царем поляка. Есть сведения, указывал Чичерин, что ограничительная запись была взята с Михаила, но даже если это и было, то никакого влияния на государственные дела она не оказала и никто на нее не ссылался. Однако неограниченная царская власть нуждалась в содействии земли, поэтому земские соборы при Михаиле были бесправны и вышли за совещательные рамки124. Но это продолжалось недолго, и они сначала вновь стали совещательными собраниями, а затем были отменены. Причина этого, разъяснял Чичерин, заключалась в чрезвычайной слабости общественных связей, в силу чего сословное представительство возникло не вследствие внутреннего развития общества, как на Западе, а было создано сверху государством для правительственных нужд. Более того, фактически на соборах была представлена не земля, а московские чины с добавлением иногородних дворян и детей боярских, находившихся на службе в Москве. Горожане также были представлены москвичами. Следовательно, Москва заменяла собою государство, что свидетельствовало об отсутствии понятий о правильной организации. В период Смутного времени нависшая над страной смертельная опасность пробудила общественную самодеятельность, но по мере стабилизации положения она стала угасать. Государство же, напротив, укреплялось и с накоплением собственных сил все менее нуждалось в соборах. В середине XVII в. одновременно с ликвидацией сословно-представительных учреждений в Европе они исчезли и в России. В последней это осуществилось легче, чем на Западе, ибо русская монархия была сильнее западной, а представительство - слабее. Поэтому «земские соборы исчезли не вследствие сословной розни или опасений монархов, а просто вследствие внутреннего ничтожества»125. Правда, продолжал ученый, от отдельных сословий собрания выборных созывались и позднее, но они носили другой характер. Последним из них была Уложенная комиссия Екатерины II. Но в развитии законодательства эти собрания никакой роли не сыграли, поскольку выборные были способны обсуждать готовые проекты, но не составлять законы. Поэтому такие учреждения имели меньшее значение, нежели земские соборы. И те и другие - свидетельство чрезвычайной слабости русского представительства, что естественно при крепостном строе. «Царь совещался с подданными, как помещик с своими крепостными, но государственного учреждения из этого не могло образоваться» 126. Лишь с раскрепощением дворянства в русском государстве появляются понятия «свобода» и «право». Пока же огромное большинство населения - крестьянство было закрепощено, они не могли развиваться. Только освобождение крестьян, подчеркивал Чичерин, создало предпосылки для появления представительных учреждений. Но политическая свобода не вытекает непосредственно из личной. Меньше всего к ней готов народ, только что вышедший из крепостной зависимости. Поэтому необходимо медленное и постепенное создание условий, «без которых введение представительного устройства может породить только смуту» 127 Как видим, работа Чичерина органически содержала в себе как научный, так и политические аспекты. Она появилась в период общественной борьбы по вопросу о будущем политическом устройстве России. Ученый не соглашался ни с поборниками сохранения абсолютизма на вечные времена, ни с жаждавшими его скорейшей замены. Первым он доказывал, что элементы представительства у нас были, следовательно, Россия - европейская страна и рано или поздно придет к конституционному режиму. Вторым говорил, что историческое представительство было ничтожно по своему содержанию, а поэтому все придется создавать практически на пустом месте. Отсюда неизбежен долгий и трудный процесс, подстегивать который опасно. Научная и политическая актуальность истории земских соборов породила обширную историографию проблемы. Поскольку она глубоко освещена Л. В. Черепниным 128, то мы ограничимся выяснением роли в ней Чичерина. В. О. Ключевский, также исследовавший проблему земских соборов, посвятил свою работу Чичерину, в которой писал, что тому «принадлежит едва ли не первое по времени цельное и превосходное изображение устройства, деятельности н значения земских соборов, основанное на изучении актов этого учреждения, какие были известны в то время. После этого образцового опыта ряд других исследователей продолжал изучение земских соборов, оспаривал, поправлял пли подтверждал взгляд на них, высказанный г Чичериным, пересматривая те же самые акты» 129 В исследовании самого Ключевского были учтены новые, не известные его предшественнику источники, однако выводы п суждения были в немалой степени схожи с чичерин- скпми. По он ошибался, полагая, что научная постановка проблемы принадлежит Чичерину. Мы разделяем мнение Черепнпна о приоритете здесь Соловьева. Чичерин, подчеркивал Черепнин, первый «поставил изучение земских соборов на почву сравнительно-исторического метода С появлением труда Чичерина вопрос о сходстве или различии между русскими земскими соборами и западными сословнопредставительными учреждениями стал предметом оживленной дискуссии в исторических трудах» 130 По обоснованному мнению Черепнина, дореволюционная историография делилась на два направления. Для первого характерно изучение земских" соборов на основе их сопоставления с западными сословно-представительными учреждениями, для второго - рассмотрение соборов как самобытного института, отличного от западных131. Чичерин был родоначальником первого направления. Этим и определяется его роль в историографии проблемы. Первоначально оно состояло из ученых, настаивавших на слабости представительного начала в России. Позднее возникла другая разновидность направления, сторонники которого максимально сближали земские соборы и сословно-представительные учреждения Запада. Отсюда неизбежность полемики. Пожалуй, наиболее острым критиком Чичерина был II. П. Павлов-Сильванский, опиравшийся на"предшествовавшие ему исследования о земских соборах В. И. Сергеевича, В. Н. Латкина и С. Ф. Платонова. По его мнению, устройство и полномочия земских соборов были сходны с аналогичными учреждениями Запада, за исключением английского парламента, да и то в более поздний период. В отличие от последнего Земский собор не имел конституционных гарантий, но их не имели и французские Генеральные штаты, и немецкие ландтаги. Представление же Чичерина о бедном содержании соборов, подчеркивал историк, проистекало от незнания острой социальной борьбы на них, вскрытой Платоновым 132. Решительно отрицавший мнение Чичерина о внутреннем ничтожестве соборов, Павлов-Сильванский был прав. Конечно, его рассуждения о социальном аспекте проблемы имели уязвимые стороны, но Чичерин, связавший происхождение земских соборов только с правительственными нуждами, ошибался больше. Вместе с тем Павлов-Сильванский чрезмерно сближал русские и западные представительные учреждения и практически оставлял без внимания различия. Диаметрально противоположным был подход к земским соборам славянофилов, видевших в них союз царя с народом, проявление русского национального бытия. В рассуждениях таких славянофилов, как К. С. Аксаков, было немало наивного, а выдвигаемые ими положения нередко не имели достаточного обоснования 133. Это облегчало их критику. Но рациональное зерно в рассуждениях славянофилов было. Подводя итог, скажем, что со времени появления работы Чичерина наука в изучении истории земских соборов сделала огромный шаг вперед, но спорных и нерешенных вопросов немало. Однако в любом случае труд Чичерина остается важной вехой в историографии. Накануне петровских преобразований процесс формирования органов управления, по мнению Чичерина, зашел в тупик. Отсутствие системы в законодательстве привело к административному хаосу. Более того, российское государство управлялось не на основании законов, а распоряжениями, которые отдавались отдельным должностным лицам. В результате случайная практическая потребность вызывала в одном месте одно распоряжение, а в другом другое. Такое положение, по Чичерину, отнюдь не свидетельство недомыслия царей. Оно порождено господством частного права. Но если в частном хозяйстве такой порядок уместен, ибо в нем все держится на личном контроле хозяина, то в обширном государстве такое управление несостоятельно. Необходимо было законодательство, учитывающее общегосударственные потребности, но возникнуть эмпирическим путем оно не могло. Нужна была теория, способная «дать ключ к систематическому устройству государственного организма...» Поскольку же русское государство образовалось не в результате соглашения различных общественных слоев, а создано одной властью, постольку все в нем необходимо было строить на теоретической основе. Но именно теоретического образования и не хватало государству, а возникнуть самостоятельно оно не могло. Отсюда необходимость заимствования. Западные народы взяли его из римского права, мы же должны были взять его у них134. Возникшую проблему решил Петр I, и в этом его величие. Чичерин особо подчеркивал, что Петр не только не был разрушителем традиций, но, напротив, продолжал дело московских государей. Не вследствие внешнего влияния, а в результате внутреннего развития Россия дошла до необходимости просвещения, что и осознал Петр I. «Да, велика была древняя Россия, ибо она могла произвести Петра!» Он был призван «к осуществлению тех идеалов государства, которые смутно носились в голове московских царей»135 Приведенные здесь высказывания Чичерина свидетельствуют, что ученый отстаивал закономерность петровских преобразований и в этом смысле превосходил тех своих предшественников, которые видели в них дело одного Петра. Но сосредоточение всего внимания на функционировании и эволюции административного механизма было серьезным недостатком. Однако-неверно судить о воззрениях Чичерина только по этим высказываниям и не, учитывать их дальнейшую эволюцию. В: Е. Иллерицкий, освещая в «Очерках истории исторической науки в СССР» воззрения Соловьева на петровские преобразования, писал, что первоначально он расценивал их как крутой поворот в истории, как революцию сверху. Позднее, в связи с поправением политических взглядов, подчеркивал эволюционный характер деятельности Петра, поддерживал общую всем государственникам формулу: «Народы в своей истории не делают прыжков». Аналогичные мыс^и, по мнению Иллерицкого, были высказаны Чичериным‘в письме к Герцену в 1856 г.136. Действительно, там было такое, но в том же письме Чичерин указывал на революцию, как на следствие упорной охранительной системы137 Позднее он снял имевшиеся у него противоречия. И, ратуя за эволюционный путь развития, указывал, что он возможен лишь при способности общества к обновлению. Но, писал ученый, «чаще всего господствует неразумный застой, за которым следуют внезапные скачки»138 Будучи диалектиком, он полагал, что-историческое развитие идет не путем органического роста, а через борьбу старого с новым. Однако признание скачков не означает, что их надо ждать с покорностью обреченных. За эволюционный путь, как за самый выгодный, надо бороться. Проводниками назревшего нового должны быть, считал ученый, сами власти. Но, к сожалению, они редко проявляют прозорливость. И дело не в интеллектуальной слабости, а в связи личных интересов законодателей со старым порядком. Отсюда защита старого до проявления его полной несостоятельности. Поскольку изменение старого уклада всегда задевает чьи-то интересы, порождая сопротивление, постольку только сильное правительство способно проводить преобразования и усмирять волнения. Наибольшую сложность представляют преобразования, ведущие к изменениям общественного строя. Их время составляет критическую эпоху в народной жизни. Менее глубоки преобразования, «имеющие в виду умножение государственных сил», но поскольку они зависят от состояния общества, то их быстрый рост невозможен без побуждения его к напряженной деятельности. Следовательно, «и эти реформы могут, при известных условиях, дать народной жизни совершенно новый толчок. Таково... было значение реформ Петра Великого» 139 Цель Петра, считал Чичерин, заключалась в создании сильного государства, не уступающего европейским. Для этого надо, было получить выход в море, но первое же сражение показало неподготовленность России. Нужны были войско, флот, а на них требовались деньги и люди.. Однако из-за татарского ига Россия была бедна и тем, и другим. Поэтому, напрягая же силы страны, Петр насаждал промышленность, торговлю, просвещение. Прошлое России дало закрепощение сословий. Петр сумел использовать доставшийся ему покорный материал на пользу отечества, разбил его косность и просветил его светом науки. Тем самым Петр подготовил соотечественников к будущему восприятию свободы 140. Критики Петра, продолжал Чичерин, не решаясь опровергнуть свершенного им дела, считают, что оно могло бы совершиться не так круто и без насилия. Чичерин допускал такую возможность, но полагал, что в таком случае опутанному холопскими отношениями русскому государству понадобились бы века для сближения с Европой, а его полу- азиатский быт сохранился бы навсегда. Как видим, Чичерин показал экономическую, культурную и военную обусловленность петровских преобразований. Однако, как и другие государственники, оставил в тени цену, которую пришлось уплатить за них народу, наличие целого ряда вредных мероприятий, грубого насилия, нередко не ускорявшего, а замедлявшего введение действительно нужного. Нежелание всерьезч вникнуть в теневые стороны петровского правления вело к тому, что в "данном вопросе государственники уступали даже тем ученым, которых они превосходили на целый порядок. Тот же Н. М. Карамзин во многом справедливо упрекал Петра I за чрезмерное подражание Европе, за высмеивание русских обычаев, ведущее к утрате национального самоуважения, за неоправданное гонение на русское платье и бороды, которые не мешали усвоению просвещения, за ущемление церкви. Карамзин понимал необходимость заимствования лучших европейских достижений, но, наблюдая современное ему общество, не без основания опасался, что увлечение Европой зашло за черту благоразумия. «Некогда называли мы всех иных европейцев неверными, теперь называем братьями; спрашиваю: кому бы легче было покорить Россию - неверным или братьям?»141. Чичерин же считал европейцев старшими братьями. Дело, начатое Петром, по мнению Чичерина, было завершено Екатериной II. Ее завоевания превратили Россию в великую державу. Царица проявляла заботу и о внутреннем благоустройстве, а теоретические знания умело сочетала с государственной предусмотрительностью. Поэтому, прежде чем претворять теорию в жизнь, она решила изучить потребности страны, созвав для этого Уложенную комиссию. Знакомство с ее членами, с их дебатами убедило царицу в том, что об изменении общественного строя не может быть и речи. Оно было бы возможно при наличии средних классов. В России же полностью преобладали дворяне. На них царица и сделала ставку 142. В советской историографии подчеркивалось лицемерие Екатерины II в социальной политике, прикрытие продворян- ского курса мнимопросветительской демагогией. Конечно, лицемерие было присуще императрице, но преувеличивать его нельзя. Если бы она обнаружила в стране реальную силу помимо дворянства, то она бы ею воспользовалась, но, поскольку ее не оказалось, Екатерина II ради укрепления собственной власти удовлетворила все чаяния дворянства. С теоретической точки зрения, писал Чичерин, вслед за Жалованными грамотами дворянству и городам следовало бы освободить крестьян. Но, понимая это, императрица видела практическую неосуществимость этой задачи. Государственный строй держался на дворянстве, следовательно, ослаблять материальную базу последнего, основанную на прикреплении крестьян, было нельзя. Проявив государственную мудрость, она, напротив, «распространила крепостное право и на Малороссию, с целью теснее слить ее с Россией. Мало- российские помещики охотно отдали свои местные привилегии взамен полученного им крепостного права» 143. Последнее высказывание не согласуется с исторической концепцией самого же Чичерина. Если Россия вступила в полосу постепенного раскрепощения сословий, то ввиду невозможности освобождения крестьян, по политическим соображениям, по крайней мере, не следовало расширять крепостничество. Оно же не только расширялось, но и ужесточалось, о чем Чичерин не писал. Несомненный рост могущества русского государства заслонил от него оборотную сторону успехов. Екатерина II действительно сумела превратить дворянство в свою опору. Добилась она и необходимой консолидации украинского дворянства с великорусским. Но достигалось это за счет народа. Подчеркнем, что царица не ввела крепостное право на Украине, а только завершила процесс его оформления, который шел задолго до нее144, и, как убедительно показал Н. И. Ульянов, решающую роль в нем сыграли украинские помещики 145. Чичерин не обратил внимание на это обстоятельство, а оно очень важно. Его современник Н. И. Костомар9в писал, что дворянство, и крепостничество, расколовшие некогда единую украинскую нацию, были искусственно созданы русским правительством ради укрепления своего господства над Украиной 146 Позднее эту идею довели до крайности шовинисты-самостийники. Большинство из них были выходцами из украинского дворянства, но обвинять предков за крепостничество они не собирались. Учтем, что отношения центра с украинской верхушкой складывались непросто, и окончательно решить эту проблему Екатерине II, вопреки мнению Чичерина, не удалось. Если трудящимся Великой и Малой Руси нечего было делить между собой, то позиция украинского дворянства была двойственной. В своем большинстве оно было потомками казацкой старшины, сформировавшейся в период польского владычества. Старшины ненавидели польских панов, но хотели жить, как они, - самовольно и самовластно. Заслуги казачества, включая старшину, в борьбе за освобождение Украины несомненны, но полуанархист- ская вольница не могла создать прочного общественного быта и мешала обретению независимости. Понимая недостаток собственных сил, наиболее дальновидные старшины, прежде всего Б. Хмельницкий, стремились к воссоединению с Россией. Но оно не могло быть безболезненным, ибо старшины хотели московской помощи, но не желали московского правления, а этого не потерпело бы ни одно централизованное государство. Конечно, увидеть в этом конфликт деспотизма с демократией, особенно если это отвечает политическим расчетам, соблазнительно, но это антиисторический подход. Великорусия была окружена не менее могущественными врагами, нежели Украина, но благодаря концентрации сил, готовности народа жертвовать личными интересами сумела выстоять и создать могучее государство, которое при всех его недостатках обеспечило национальную и религиозную независимость. Без него и Малая и Белая Русь остались бы в вечной кабале. Старшины же и реестровые казаки готовы были отдать жизнь за родину, но поступиться волей, выдаваемой ими за свободу Украины и бывшую на самом деле присвоенным ими правом на своеволие и буйство, они не хотели. Положение усугублялось тем, что в отличие от донских казаков украинские на протяжении длительного времени имели дело не со своим, а с польским государством, что порождало у них антигосударственные настроения, преодолеть которые было нелегко. Во многом из-за них Польша, не превосходившая Украину ни материальными, ни людскими ресурсамл, держала ее в подчинении, несмотря на военную доблесть казаков. Гипотетически можно предположить, что старшинам при благоприятных обстоятельствах удалось бы создать свое государство, но оно напоминало бы Речь Посполитую, а этот тип государственности был обречен. Н. И. Ульянов убедительно показал, что идеализация казаков беспочвенна, а представление об установлении ими демократии на Украине является мифом147 Историка стоит упрекнуть за преувеличение теневых сторон казачества и недооценку его заслуг, но его мнение о том, что именно народ стремился к воссоединению, а старшины занимали двойственную политику и что угли сепаратизма тлели среди их потомков, справедливо. Еще С. М. Соловьев, анализируя ситуацию на Украине после смерти Б. Хмельницкого, писал: «Присоединение к S Москве было делом народного большинства, и большинство это до сих пор не имело никакой причины раскаяться в своем деле». Старшину же и украинская шляхта, тяготившиеся подчинением Москве, опять потянулись к Польше148. Это во многом предопределило потерю Правобережной Украины И Белоруссии. Опиравшиеся на чужеземцев предатели сумели увлечь за собой и часть казаков. Расплачиваться за это пришлось народу. Польша не знала централизованного деспотизма, но царившая там воля была панской, обрекавшей простого человека на бесправие, на перспективу в любую минуту оказаться на колу. Учтя все это, украинский народ не пошел позднее за Мазепой, предпочтя власть Пет- pa I, а ведь его рука была тяжелее руки Алексея Михайловича, при котором Украина воссоединилась с Россией, В потере Правобережной Украины и Белоруссии отчасти повинно и российское правительство, в ряде случаев навлекшее на себя справедливое недовольство. Однако обоюдовыгодный компромисс был вообще невозможен, ибо самодержавная власть и казачий суверенитет несовместимы. Поэтому уничтожение Екатериной II гетманского правления было естественным и исторически оправданным завершением процесса укрепления центральной власти. Но часть потомков старшины не примирилась с этим и тлеющий сепаратизм находил в них почву. Мы уже писали о близорукой политике правительства, оставившей на Украине и Белоруссии польских помещиков. Пользуясь снисходительностью русских властей, последние вели целенаправленную русофобскую пропаганду и всячески способствовали вызреванию украинского сепаратизма. Н. И. Ульянов отмечал большую роль в становлении сепаратизма польских идеологов. Из их работ самостийники почерпнули многие идеи и аргументы 149. Логика поляков понятна. Развал единой Руси открывал возможность для восстановления Польши. Главное усилие поляки и сепаратисты направляли, по словам Ульянова, на внедрение общественное сознание мысли о том, что украинцы не русские. Сначала появилось представление о двух ветвях русского народа, потом - об отдельных народах, наконец, об их противоположности. Русские же власти либо безучастно наблюдали за происходящим, либо пытались противодействовать, но крайне непоследовательно и неудачно. С марксистской точки зрения такая политика объясняется классовыми соображениями, по нашему же мнению, она следствие утраты национальных ориентиров. Никакая классовая солидарность не помешала Ивану III выселить новгородскую элиту и этим покончить с вековым новгородским сепаратизмом. Жестокость такой акции несомненна, но она отвечала интересам отечества, включая и интересы трудового населения Новгорода. Если бы Екатерина II или ее наследники, вместо того чтобы искать подходы к перманентным смутьянам, поступили бы так же, то поколебать единство России стало бы невозможно. К сожалению, Чичерин никогда, в отличие от Соловьева, не занимался историей Украины, и это оФрицательно сказалось на его общерусской концепции. Завершая рассмотрение исторических взглядов Чичерина, необходимо сказать следующее. Ему принадлежит видное место в отечественной историографии, и определяется оно прежде всего тем, что ученый был главным теоретиком государственной школы. Отличительной особенностью Чичерина как историка было то, что его суждения основывались на источниках. Это признавали и его научные противники. Однако его приверженность к документальному обоснованию имела и слабую сторону. Исследователь такого уровня- не мог не понимать недостаточность источниковой базы науки того времени. Отсюда должна бы вытекать осторожность в выводах. Чичерин же нередко проявлял безапелляционность в выводах, полагая, что раз нет письменного свидетельства, то нет и явления. Это порождало нередкие расхождения между теорией общественного развития Чичерина ц его суждениями о русской истории. Ученый объяснял это своеобразием России, а само своеобразие рассматривал как следствие географической обездоленности страны и отсутствия у нее цивилизованного наследства. Фактически русское своеобразие выглядит у Чичерина отсталостью. Величие же страны заключалось в преодолении трудностей, реализации заложенных в нее европейских потенций и добровольном сближении с Западом, превосходство которого для Чичерина было несомненно. Именно западнический подход к проблемам национальной истории самое слабое место Чичерина. Однако признание принципа историзма, наличия закономерностей в историческом процессе, стремление к объективности, пусть и не всегда правильно понимаемой, установление зависимости политики от социально-экономических отношений свидетельствуют о том, что Чичерин был выдающимся представителем историографии своего времени. Схема русской истории, созданная Чичериным, оказала большое влияние на развитие исторической науки. У ученого было немало весомых.достижений. Так, он установил связь между разложением родовых отношений и возникновением Киевской Руси, не считал варягов создателями русской государственности, хотя и писал, что они положили начало власти. Велика роль Чичерина в изучении духовных и договорных грамот князей. Правда, в научный оборот их ввел еще в XVIII в. М. М. Щербатов. Но именно Чичерин доказал, что междукняжеские отношедия в удельный период определялись не столько степенью родства, сколько договорными отношениями. Другое дело, что он считал их частными. В понимании же роли родовых отношений в истории России Чичерин превосходил и Кавелина, и Соловьева. Ученый правомерно рассматривал XV в. как поворотную точку в истории России, поскольку в это время возникло централизованное государство. Ошибка его состояла в том, что нецентрализованное он де считал государством. Несомненным вкладом Чичерина в науку были его исследования, посвященные общине. Он первым доказал, что, вопреки сложившемуся мнению, она не была неизменной и не являлась сугубо славянским явлением. Но внутренний мир общины остался для ученого недоступен. Преувеличивал он и степень правительственного влияния на нее. Ученый также показал закономерность реформ Петра I, но, будучи западником, непомерно идеализировал преобразователя. Вместе с тем представления Чичерина о бродячей Руси, будто бы существовавшей до закрепощения сословий, сама теория закрепощения и раскрепощения сословий, получившие широкое распространение fe историографии вплоть до эпохи империализма, неверны. По Чичерину, княжеская, а затем царская власть была демиургом русского исторического процесса на протяжении веков. Действительно, власть играла в России большую роль, нежели в любой другой европейской стране. Тем не менее ее преувеличение у Чичерина несомненно. Исключив активное участие народа из государственного строительства, ученый фактически превратил татар в позитивный фактор русской истории, утверждая, что, приучив народ к покорности, они тем самым облегчили создание нашей государственности. Чичерин правомерно считал терпеливость русского народа его характерной чертой, но интерпретировал это терпение неверно, поскольку фактически отождествлял его с покорностью. Вольно или невольно, но он приближался к выводу о том, что в основе русского терпения лежит холопье чувство. Русофобы именно так и говорят. Правда, Чичерин указывал на сознательное служение государству, но из покорности грсудар- ственное сознание не рождается. Терпение же - это*не покорность из страха перед силой, а добровольное перенесение тягот, нередко и жертвенность во имя высших целей. Русский человек терпел ради сохранения своего рода и во имя веры и отечества. В последнем случае обязательным условием терпения было убеждение в том, что принцип, на котором основана власть, справедлив. И хотя непосредственное общение с носителями власти чаще всего рождало негативное к ним отношение, но пока сохранялась вера, что где- то на самом верху, прежде всего в лице царя правда жива, терпение не иссякало. Тезис Чичерина об активной роли государства и пассивности народа получил широкое распространение в историографии и удерживался вплоть до 1917 г. В демократической, а затем в советской литературе Чичерина сурово упрекали за него. Но если Чичерин преувеличивал роль русского государства, то его критики, во-первых, преуменьшали ее, а во-вторых, не учитывали, что ученый никогда не был апологетом государства и полагал, что в пореформенной России государственное влияние должно быть сокращено, а личности и обществу предоставлена определенная самостоятельность. Мнение же Чичерина о пассивности русского народа неверно. Конечно, самостоятельные действия народа разрозненны и ограниченны. Для решения крупномасштабных задач нужна организация, а самой мощной организацией является государство. Особенность России в том, что в силу объективных обстоятельств организатором было» постоянно именно оно. Отсюда вывод Чичерина: вплотчь до середины XIX в. в России все делалось государством. Доля истины в этом есть. Одна-ко влияние русского народа на свое государство было. Безусловно, в эпоху дворянской гегемонии это влияние практически исчезло. Усиление позиции буржуазии не изменило ситуацию, и это имело трагические последствия. В критическую минуту народ не захотел защищать государство, и оно рухнуло. * * * Завершая изучение наследия Б. Н. Чичерина, мы приходим к выводу, что его труды - не только выдающийся вклад в науку и замечательный памятник общественно-политической мысли, но и актуальны по сей день. Успешное строительство новой России - могучей, процветающей, свободной, опирающейся на отечественные культурно-исторические традиции, - возможно только при тщательном изучении представителей «золотого фонда» русской мысли. К их числу несомненно относится Чичерин. Это не значит, что Россию надо строить непосредственно по Чичерину. Последний не мыслил ее процветания без всесторонней вестернизации. Но утрата национальной самобытности обернется для страны, не принадлежащей к западной цивилизации, тяжелыми последствиями. Однако у Чичерина было немало мыслей и идей, правильность которых подтвердила жизнь. Даже ошибки мыслителя такого масштаба весьма поучительны, а их анализ обогащает и науку, и практику.
Основными историческими источниками по данной теме являются авторские работы ведущих теоретиков российского либерализма XIX века А.Д. Градовского, К.Д. Кавелина и Б.Н. Чичерина.
Из научных работ А.Д. Градовского для нас представляют интерес следующие его статьи: «О современном направлении государственных наук», «Общество и государство», «Государство и прогресс», «История местного управления в России»
В работе «О современном направлении государственных наук» автор даёт анализ причинам разрыва между политической наукой и политической практикой, отмечает негативное влияние этого разрыва. Он отмечает, что «наука, не имеющая доступа к практическим вопросам государственной жизни, кидается в область утопии; из полезной общественной силы она делается элементом разрушительным», «общество, не участвующее в государственной жизни не в силах сдерживать утопических стремлений и делается их жертвою», «когда мы с этой же точки зрения говорим, что общество должно участвовать в государственных делах, это значит, что государство должно отказаться от некоторых своих прав в пользу общества, которое как бы завоёвывает их от государства» . Этот источник представляет для нас интерес тем, что в нём даётся теоретическое обоснование возможности участия общества в государственных делах при абсолютной монархии.
В работе «Общество и государство» А.Д. Градовский критикует договорную теорию происхождения государства, даёт разбор иных вопросов теории государства и права, но для нас представляет важность одна из глав этой работы, а именно «Либерализм и социализм». Половина этой обширной главы посвящено подробному анализу либеральной доктрины в её историческом развитии. Показаны исторические корни либерализма, преимущественно на примере французской истории, отмечается, что либерализм был доктриною просвещённых средних классов европейского общества, желавших сбросить с себя и с народа бремя абсолютизма. А.Д. Градовский пишет о космополитичности либерализма. «В понятие общечеловеского пропадали не только маркизы, герцоги, графы, бароны, прелаты, крестьяне, мастера и подмастерья, но и французы, немцы, турки, индусы, негры и готенготы». По мнению А.Д. Градовского, задача либерализма состоит в том, чтобы напоминать об естественных правах человека, изложить их в точных формулах. «Всё, что нарушает или стесняет свободу человека противно природе человека, попирает права разума и природы. Свобода одного ограждается только свободою другого; за этою границею она переходит в произвол и насилие» Градовский, А.Д. Общество и государство / А.Д. Градовский // Градовский, А.Д. Сочинения / А.Д. Градовский. - СПб.: Наука, 2001. - С. 31-56.. С консервативных позиций критикуется оборотная сторона либерализма - атомизация общества. В работе даётся также подробный анализ социалистической доктрины, которая подвергается критике. Безусловно, указанный труд А.Д. Градовского помогает уяснить представление российских либералов о собственной идеологии, и других идейных течениях рассматриваемого времени.
В статье «Государство и прогресс» А.Д. Градовский анализирует взгляды известного деятеля Великой французской революции Филиппа Бюше. Подробно излагая работы Бюше, автор делится с читателем и своими мыслями. Вот они-то и представляют для нас научный интерес. В своей работе известный либеральный профессор предстаёт перед нами как консерватор, защитник и поборник традиций. Он пишет о том, что «охранение своих исторически выработанных идей, передача из рода в род великих национальных целей - вот истинное назначение общества». Он считает правительство, а не общество двигателем прогресса. Все эти и другие мысли А.Д. Градовского, высказанные в указанной статье, очень важны для понимания сущности консервативного либерализма.
«История местного управления в России» - известная научная работа А.Д. Градовского, состоящая из трёх глав: «государство и провинция», «общественные классы в России XVI и XVII века», «административное деление и местное управление в России XVI и XVII века». Исходя из предмета и объекта данного исследования, для нас представляет интерес только глава «Государство и провинция», в которой доказывается необходимость местного самоуправления для лучшего управления государством в целом. Работа помогает уяснить отношение А.Д. Градовского к институту местно самоуправления в пореформенной России.
Из публицистических работ А.Д. Градовского выделим только две: «Надежды и разочарования» и «Реформы и народность».
В статье «Надежды и разочарования» А.Д. Градовский полемизирует с противниками продолжения и углубления Великих реформ 60-70 годов XIX столетия. Это статья важна для нас тем, что позволяет понять не только отношение либералов к последствиям Великих реформам, но и их аргументы, которые они выдвигали в защиту своего требования продолжения реформ.
В статье «Реформы и народность» А.Д. Градовский утверждает, что правительству следует искать опору в земствах, всемерно поощрять земство с целью противостоять революционерам-социалистам. А.Д. Градовский защищает в своей статье либералов от нападок консервативных публицистов, которые обвинили первых в антинародности и в поддержке революционеров. Статья важна тем, что показывает отношение либералов к консерваторам и революционерам.
Другими источниками по данной теме являются работы Б.Н. Чичерина.
В своей статье «Различные виды либерализма» Б.Н. Чичерин подчёркивает, что без свободы нельзя обойтись в «благоустроенном государстве» и что «человек - не средство для чужих целей, он сам абсолютная цель». Автор выделяет три разновидности либерализма: уличный либерализм, для представителей которого характерна нетерпимость к иному мнению и популизм, оппозиционный либерализм, характеризующийся односторонностью оценок, и охранительный либерализм, сущность которого состоит в примирении начала свободы с началами власти. Симпатии либерального автора всецело на стороне охранительного либерализма. Интересно отметить, что именно в этой своей статье Б.Н. Чичерин выдвинул свой известный лозунг «либеральные меры - сильная власть», дав ему подробное обоснование. Данная работа Б.Н. Чичерина, безусловна, важна для понимания сущности консервативного либерализма.
Другой важной для нас работой Б.Н. Чичерина является статья «Конституционный вопрос в России», написанная после русско-турецкой войны 1877-1878 года и последующего снижения налоговых поступлений. В своей работе он выступает против идей демократического цезаризма («равенство бесправия - худший из всех возможных общественных порядков») и ратует за начало введения конституционных форм правления («самодержавие, которое везде играет роль воспитателя юных народов, не соответствует уже эпохи их зрелости»). Работа важна для нас тем, что, во-первых, показывает эволюцию взглядов Б.Н. Чичерина по конституционному вопросу, во-вторых, показывает отношение Б.Н. Чичерина к сословным привилегиям дворянства.
Безусловно, фундаментальной работой является научный труд Б.Н. Чичерина «Собственность и государство». Здесь Чичерин опровергает те крайние точки зрения на роль государства в жизни общества и отдельного человека, которые были особенно популярны в его эпоху. В своей работе, посвященной критике концепций социализма и марксизма, Чичерин обращается, прежде всего, к экономической стороне жизни общества и понятию «собственности». Наперекор всем требованиям, сводящимся к убеждению в необходимости радикального вмешательства государства в структуру отношений собственности, либеральный автор отстаивает идею полной свободы экономических отношений, подлежащих ограничению в самой минимальной степени (с современных позиций, можно констатировать, что автор стоит на радикальных позициях экономического либерализма). Можно также сказать, что книга «Собственность и государство» стала первым капитальным опровержением философской и экономической теорий социализма и коммунизма в русской философской традиции.
Важным историческим источником является совместно написанное К.Д. Кавелиным и Б.Н. Чичериным «Письмо к издателю» (А.И. Герцену). В этом письме два известных российских либерала пытаются доказать А.И. Герцену, что в России нет почвы для революции, как и необходимости в ней: «русские люди всё-таки бунтовать не станут, потому что нет у нас бунтовщиков». В письме, написанном до отмены крепостного права, предложена программа-минимум российского либерализма на тот момент: «мы думаем о том, как бы освободить крестьян без потрясения всего общественного организма, мы мечтаем о введении свободы совести в государстве, об отменении или, по крайней мере, об ослаблении цензуры». Большое внимание в письме уделено критике социалистических идей, которых придерживался А.И. Герцен. Указанный источник позволяет прояснить отношение либералов к социал-демократическому лагерю.
Из творческого наследия К.Д. Кавелина наибольший интерес представляет работа «Дворянство и освобождение крестьян», написанная уже после крестьянской реформы. К.Д. Кавелин отмечает, что крестьянской реформой остались недовольны и крестьяне, и дворяне, но считает, что это недовольство должно пройти. Осознавая критическое положение дворянства после отменены крепостного права, автор пытается дать свой ответ на вопрос: что же станет теперь с дворянством? Прогноз либерального идеолога был следующим: дворянство трансформируется в класс земледельцев и постепенно сравняется во всех гражданских правах с прочими сословиями. Признаком принадлежности к высшему сословию станут не рождение и пожалование, а наличие крупного землевладения, таким образом «высшее сословие будет продолжением и завершением низшего, а низшее - служить питомником, основанием и исходною точкою для высшего». К.Д. Кавелин предупреждает дворян о недопустимости сословного эгоизма: «исключительность, привилегии, узкий, близорукий эгоизм - вот подводные камни, о которых разбились и разрушились высшие сословия в большей части государств». В своей работе К.Д. Кавелин пишет также о недопустимости принятия «дворянской конституции», в тоже же время, считая, что недворянская конституция просто невозможна из-за низкого уровня образования большинства населения. Данный исторический источник позволяет выяснить позицию К.Д. Кавелина по сословному и конституционному вопросу.
Исторические взгляды К.Д. Кавелина можно проследить по трём его работам: «Взгляд на юридический быт древней России», «Краткий взгляд на русскую историю», «Мысли и заметки о русской истории». Эти работы можно охарактеризовать сразу все вместе, так как, высказанные в них мысли идентичны. К.Д. Кавелин сравнивает исторические пути Европы и России, отмечает своеобразие российской истории, но делает заключение о принадлежности русского народа к европейской семье. Цель российской и европейской истории общая - безусловное признание прав и достоинства человека. В работах рассматриваются все исторические периоды, рисуется картина закрепощения и раскрепощения сословий. Основное внимание в работах уделено фигуре Петра I, который выразил собою стремление прогрессивного меньшинства, которое тяготилось бытом тогдашнего времени, и стоял в его главе. Но эпоха петровских реформ наступила, по Кавелину, не внезапно, она была подготовлена всей предыдущей историей. Можно сказать, что Кавелин восхищается Петром I и его вкладом в отечественную историю.
В советское время по вполне понятным причинам либеральная мысль в Российской империи второй половины XIX столетия не исследовалась в полной мере, даже более того в достаточной мере. Было написано огромное количество монографической литературы, посвященной социалистической мысли (так называемому революционно-демократическому лагерю), а монографии, касающиеся либеральной проблематике можно сосчитать по пальцем двух рук. К сожалению, в постсоветском периоде количество выпущенных монографий не изменило ситуацию кардинальным образом.
К общетеоретическим работам, посвящённым российскому либерализму XIX столетия относится монография В.В. Ведерникова, В.А. Китаева, А.В. Луночкина «Конституционный вопрос в русской либеральной публицистике 60-80-х гг. XIX века». В монографии характеризуются взгляды крупнейших идеологов российского либерализма 1860-1880-х годов по вопросам конституционных преобразований, прослеживаются изменения, которые произошли в понимании либералами проблемы ограничения самодержавия в России. Авторы подчёркивают, что пока либералы видели в неограниченной монархии надёжный инструмент разрешения социальных противоречий, но политика ограничения уже проведённых реформ, недоверие правительства к общественной инициативе разрушали надежду на возможность либеральных преобразований в условиях господства авторитарного режима. По мнению авторов, это не могло не вести к изживанию в либеральной среде иллюзий относительно реформаторских возможностей бюрократического самодержавия и к преодолению скепсиса в отношении идеи представительства.
Другой общетеоретической работой является монография В.А. Китаева «От фронды к охранительству. Из истории русской либеральной мысли 50-60 годов XIX века», выпущенная издательством «Мысль» в 1972 году. В этой монографии освещены следующие ключевые проблемы: «западники в либеральном движении середины 50-х годов XIX века», «государство и государственное устройство в системе историко-политических взглядов западников», проблема сословно-классовых отношений и крестьянский вопрос в воззрениях либералов, «западники и революционная демократия». Предпочтение отдается революционной демократии.
По новому освещается либерализм и его роль в политической жизни XIX века в работе А.В. Оболонского «Драма российской политической истории: система против личности». (Москва. Институт государства и права РАН. 1994 г.) В этой работе подчёркивается персоноцентризм либеральной идеологии, в отличие от системацентризма социалистической доктрины и российского консерватизма. Либеральный курс рассматривается как нереализованная альтернатива имперской и советской систем власти. По мнению автора, последовательное воплощение либеральной программы в действительность, должно было размыть самую основу существующего порядка, в корне изменить принципы взаимоотношений в российском обществе, поскольку менялись его главные компоненты: в общественной морали различные модификации традиционализма постепенно должны были уступить этике индивидуализма, стал бы вырабатываться новый тип политической культуры, в котором развивались бы иные, не деспотические, а либеральные стереотипы политического поведения, наконец, модернизировалась бы шкала социальных ценностей. Однако, режим не проявил достаточной гибкости, а давление на него либеральных кругов общества оказалось слишком слабым.
Общетеоретические проблемы затронуты и в монографии А.Н. Верещагина «Земский вопрос в России: политико-правовые отношения» Работа выпущена издательством «Международные отношения» в 2002 году. Автор подробно освещает взгляды либеральных теоретиков Кавелина, Чичерина, Градовского по ряду ключевых тем: по вопросу о местном самоуправлении, по конституционному вопросу, по вопросу о правах человека, по вопросу сословных отношений. А.Н. Верещагин подчёркивает, что главной точкой опоры для либерализма была сама верховная власть, к которой и апеллировали либеральные теоретики, по мысли которых единение власти и общества должно произойти в сфере местного самоуправления. Автор не только освещает концепции местного самоуправления, но и анализирует их, указывая сильные и слабые стороны.
К общетеоретическим работам можно также отнести монографию В.Д. Зорькина «Чичерин: из истории политической и правовой мысли» (Москва, «Юридическая литература», 1984 год). Кратко характеризуя жизненный и творческий путь Б.Н. Чичерина (в первой главе) автор основное внимание уделяет разбору теоретических концепций либерально настроенного профессора. Рассматриваются две таких концепции: учение Б.Н. Чичерина о праве и государстве (глава II). Отмечается, что Б.Н. Чичерин выступал с резкой критикой позитивистской теории государства и права и строил свою политико-правовую философию на основе неогегельянства. Указывается отличие подходов Гегеля и Чичерина, рассматриваются взгляды Б.Н. Чичерина по самым различным вопросам теории государства и права (развитие государственности, исторические пути России и Запада, формы государственного устройства). В последней главе В.Д. Зорькин рассматривает применимость политических идеалов Б.Н. Чичерина к российской действительности.
Среди работ, рассматривающих либерализм не с общетеоретических позиций, а в контексте эпохи, «духа времени», в системе взаимодействия людей разных взглядов можно выделить монографию С.С. Секиринского и В.В. Шелохаева «Либерализм в России: очерки истории (середина XIX века - начало XX века)», увидевшую свет в 1995 году. Авторы стремились проследить эволюцию отношений либерализма с властью и обществом в динамике поколений и судеб видных деятелей либерального склада, раскрыть характер взаимодействия разных слагаемых либеральной традиции на этапе её становления во второй половине XIX столетия и показать либерализм как относительно целостное явление оппозиционной культуры в начале XX столетия. В работе делается попытка раскрыть логику взаимодействия либеральной идеи с общественно-политической реальностью имперской России. Монография представляет собой серию очерков по истории. Первый раздел, посвященный XIX веку, состоит из трёх глав: «Дворянская вольность и царская служба: наследие Петра против учений Монтескье и Констана», «Либеральная автократия: от идеи к воплощению», «Самодержавие и либералы после освобождения».
Примерно такой же подход, только в плохом исполнении, можно увидеть в монографии под общей редакцией Б.С. Итенберга «Революционеры и либералы». Работа выпущена издательством «Наука» к столетию со дня рождения историка Б.П. Козьмина и выдержана в официальном идеологическом ракурсе советской эпохи. Это несколько бросается в глаза, так как работа написана в 1990 году, то есть за год до крушения советской системы. Ветры перемен этой монографии не коснулись, и это хорошо видно по редакционной статье Б.И. Итенберга «Революционеры и либералы в пореформенной России», где автор отказывает либерализму в праве на самостоятельное звучание, рассматривает его как жалкое подобие то революционеров - социалистов, то консерваторов. Работа посвящена как революционерам, так и либералам и в основном затрагивает частные вопросы, например, статья Е.А. Дудзинской посвящена общественно-политической деятельности А.И. Кошелева в пореформенное время, А.С. Нифонтова рассматривает письма русского посла Н.А. Орлова в 1959-1865 годах, а В.Я. Гросул пишет о том, как газета «Общее дело» смотрит на события в юго-восточной Европе в 80-ые годы XIX века.
Безусловно, интересной работой является монография эмигрантского историка В.В. Леонтовича «История либерализма в России (1762-1924)». В своей монографии автор делает акцент на анализе того, как либеральная идея выражалась, преломляясь в деятельности российских императоров. Таким образом, автор обращает наше внимание не столько на саму систему идей, а, сколько на то, как эти идеи выражаются в конкретной политике. Особенность позиции автора заключается в том, что он считает настоящим либерализмом лишь либерализм консервативный. В.В. Леонтович полагает, что либерализм должен решительно предпочитать просвещенный абсолютизм революционной диктатуре.
Среди работ, посвященных персоналиям, хотелось бы выделить монографию «Российские либералы» под редакцией Б.С. Итеберга и В.В. Шельхаева, выпущенная в 2001 году издательством «Росспэн». В работе представлена галерея российских либералов XIX и начала XX века. В целом в указанном научном труде делается акцент не на идеологические воззрения того или иного либерального автора (хотя эти воззрения и освещаются), а на его биографию и деятельность. В работе освещена жизнь и деятельность таких либералов, как Александр Иванович Тургенев, Константин Дмитриевич Кавелин, Борис Николаевич Чичерин, Александр Дмитриевич Градовский, Владимир Александрович Черкасский, Андрей Николаевич Бекетов, Николай Андреевич Белоголовый. В разделах, посвященных К.Д. Кавелину, Б.Н. Чичерину, А.Д. Градовскому подробно изложены их идеологические воззрения, их оценки политической ситуации в Российской империи. В монографии освещены и либеральные деятели первой четверти XX века.
В «Новом издательстве» в 2004 году в рамках проекта «Либеральная миссия» вышла подобная предыдущей монография «Российский либерализм: идеи и люди». Её составитель известный политолог Алексей Кара-Мурза. В монографии освещены биографии и взгляды М.М. Сперанского, А.И. Тургенева, Т.Н. Грановского, А.А. Краевского, И.С. Аксакова, А.И. Кошелева, К.Д. Кавелина, Б.Н. Чичерина, К.Н. Романова, А.В. Головнина, Д.Н. Замятнина, А.И. Васильчикова, А.В. Никитенко, Н.А. Белогового, В.А. Гольцева, М.И. Венюкова, М.М. Стасюлевича, В.О. Ключевского, а также либеральные деятели первой четверти XX века. Как нетрудно увидеть, в список либералов включены славянофилы и представители либеральной бюрократии, включая князя Константина Николаевича Романова.
Во второй половине XIXв. в российской историографии оформляется государственная школа, основателями которой стали К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин. Представители этой школы говорили не только о государстве, но и о народе. Основной проблемой для них был характер связи и взаимоотношения государства и народа.
Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885)в историографии мог бы занимать место, близкое к С. М. Соловьеву, но жизнь так сложилась, что ему мало пришлось заниматься историей. Он происходил из дворянской семьи. В 1834 г. наставником для подготовки к поступлению в университет был приглашен В. Г. Белинский. Влияние его было решающим, и Кавелин стал западником. В 1835 г. он поступил на юридический факультет Московского университета. После успешной защиты магистерской диссертации на тему «Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства в период времени от Уложения до учреждения о губерниях» (1844) Кавелин был назначен адъюнктом по кафедре истории русского законодательства. Его курс был первым в России опытом стройной философии истории русского права и пользовался громадным успехом среди слушателей. В 1857 г. Кавелин был приглашен на кафедру гражданского права в Петербургский университет.
Свою общую концепцию русской истории Кавелин дал уже в первой своей статье «Взгляд на юридический быт Древней Руси» (1847). Он четко определил этапы эволюции российского государства: 1) господство родовых отношений (до образования Киевской державы); 2) с приходом князей Рюрикова дома их род (семья) начинает владеть сообща всей русской землей; 3) в процессе оседания князей по различным городам княжеский род превратился в множество отдельных независимых владений; 4) начинается обратный процесс – собирание земель московскими Рюриковичами, таким образом, создалась огромная вотчина – Московское государство; 5) только в результате Петровской реформы Московское царство действительно преобразовалось в политическое государственное тело и стало державой в настоящем значении слова. Основными устоями русской общественности Кавелин считал общинное землевладение и самоуправление крестьянства, освобожденного от помещиков и чиновников, земские учреждения и мировой суд. Постепенно Кавелин пришел к убеждению, что для успеха административных реформ необходимы переработка общественных нравов и выяснение отношений личности к обществу. Борис Николаевич Чичерин (1828–1904) – один из крупнейших русских историков-юристов, человек, одаренный мощным, склонным к систематизации умом. В философском отношении был последователем Гегеля – самый выдающийся из русских гегельянцев. Чичерин происходил из старого состоятельного дворянского рода Тамбовской губернии. Получив тщательную подготовку дома, поступил в Московский университет, где слушал лекции Грановского и Кавелина. В 1861 г. Чичерин был назначен профессором Московского университета по кафедре истории русского права.
Чичерин был выдающимся преподавателем, мастером ясно излагать свои глубоко продуманные мысли. Он пробыл профессором семь лет, но в 1868 г. ушел из университета (вместе с двумя другими профессорами) из-за бесцеремонного нарушения университетского устава ректором. В 1881 г. был избран московским городским головой, но, высказав идею создания народного представительства при земском и городском самоуправлении, был удален с должности. После того Чичерин жил то в своем имении, то в Москве.
Чичерин очень высоко ставил значение государства. Государство, по его мысли, призвано быть сферой свободного развития свободной личности. В своей работе «О народном представительстве» Чичерин говорит, что государство опирается на «средние классы». Понятие «класса» у Чичерина носит характер своего рода общественно-психологической категории. К истории русского права относятся следующие выдающиеся труды Чичерина: «Областные учреждения России в XVII веке» (1859); «Опыты по истории русского права» (1859) и «О народном представительстве» (1866) – исследование о Земских соборах. К философским произведениям Чичерина принадлежат его «История политических учений» (5 томов) (1877); «Наука и религия» (1879), «Основания логики и метафизики» (1894) и «Философия права» (1901).