Краткое содержание пьесы А.П. Чехова "Вишневый сад" для подготовки к итоговому сочинению, для читательского дневника. Комедия в 4-х действиях.
Действующие лица:
Раневская Любовь Андреевна - помещица.
Аня - ее дочь, 17 лет.
Варя - ее приемная дочь, 24 лет.
Гаев Леонид Андреевич - брат Раневской.
Лопахин Ермолай Алексеевич - купец.
Трофимов Петр Сергеевич - студент.
Симеонов-Пищик Борис Борисович - помещик.
Шарлотта Ивановна - гувернантка,
Епиходов Семен Пантелеевич - конторщик.
Дуняша - горничная.
Фирс - лакей, старик 87 лет.
Яша - молодой лакей.
Действие 1
Комната, которая до сих пор называется детской. Лопахин и Дуняша ждут, когда со станции приедут Раневская и все, кто поехал ее встречать. Лопахин вспоминает, как Раневская жалела его в детстве (Лопахин - сын крепостного Раневской). Лопахин упрекает Дуняшу за то, что та ведет себя как барышня. Появляется Епиходов. Войдя, он роняет букет. Епиходов жалуется Лопахину, что с ним каждый день случается какое-нибудь несчастье. Епиходов уходит. Дуняша сообщает, что Епиходов сделал ей предложение. К дому подъезжают два экипажа. Появляются Раневская, Аня, Шарлотта, Варя, Гаев, Симеонов-Пищик. Раневская восторгается детской, говорит, что чувствует себя здесь ребенком. Оставшись наедине с Варей, Аня рассказывает ей о своей поездке в Париж: «Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно... Дачу свою около Ментоны она уже продала, у нее ничего не осталось, ничего. У меня тоже не осталось ни копейки, едва доехали. И мама не понимает! Сядем на вокзале обедать, и она требует самое дорогое и на чай лакеям дает по рублю. Шарлотта тоже. Яша тоже требует себе порцию...» Аня интересуется, сделал ли Лопахин предложение Варе. Та отрицательно качает головой, говорит, что ничего у них не выйдет, сообщает сестре, что в августе будут продавать имение, а самой ей хотелось бы ходить по святым местам. Дуняша заигрывает с Яшей, тот старается казаться заграничным франтом. Появляются Раневская, Гаев и Симеонов-Пищик. Гаев руками и туловищем делает движения, как будто играет на бильярде («От шара направо в угол», «От двух бортов в середину»). Раневская радуется, что Фирс еще жив, узнает обстановку: «Шкапик мой родной! (целует шкап)». Перед отъездом Лопахин напоминает хозяевам, что их имение продается за долги, и предлагает выход: разбить землю на дачные участки и отдавать их в аренду.
Однако для этого понадобится вырубить старый вишневый сад. Гаев и Раневская не понимают смысла проекта Лопахина, отказываются последовать его разумному совету под предлогом того, что их сад упоминается в «Энциклопедическом словаре». Варя приносит Раневской две телеграммы из Парижа, та рвет их, не прочитав. Гаев произносит напыщенную речь, обращенную к шкапу: «Дорогой, многоуважаемый шкап! Приветствую твое существование, которое вот уже более ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости; твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет, поддерживая в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывая в нас идеалы добра и общественного самосознания». Повисает неловкая пауза. Пищик принимает горсть пилюль, предназначенных Раневской. Он то пытается занять у хозяев 240 рублей, то засыпает, то просыпается, то бормочет, что его дочь Дашенька выиграет 200 тысяч по билету. Появляется Петя Трофимов - бывший учитель Гриши, сына Раневской, утонувшего несколько лет назад. Его называют «облезлым барином» и «вечным студентом». Варя просит Яшу повидаться с матерью, которая со вчерашнего дня ждет его в людской. Яша: «Очень нужно». Гаев заявляет, что есть много путей получить деньги, чтобы оплатить долги. «Хорошо бы получить от кого-нибудь наследство, хорошо бы выдать нашу Аню за очень богатого человека, хорошо бы поехать в Ярославль и попытать счастья у тетушки-графини». Тетка очень богата, но племянников она не любит: Раневская вышла замуж не за дворянина и вела себя не добродетельно. О себе Гаев говорит, что он - человек восьмидесятых годов, за убеждения ему досталось в жизни, но он знает мужиков и они его любят. Варя делится с сестрой своими проблемами: она ведет все хозяйство, старательно поддерживает порядок и на всем экономит. Уставшая с дороги Аня засыпает.
Действие 2
Поле, старая часовенка, старая скамья. Шарлотта рассказывает о себе: у нее нет паспорта, она не знает своего возраста, ее родители были циркачами, после смерти родителей одна немка выучила ее на гувернантку. Епиходов напевает романсы под гитару, рисуется перед Дуняшей. Та старается понравиться Яше. Входят Раневская, Гаев и Лопахин, который по-прежнему убеждает Раневскую отдать землю под дачи. Ни Раневская, ни Гаев не слышат его слов. Раневская жалеет о том, что тратит много и бессмысленно: ездит завтракать в дрянной ресторан, много ест и пьет, много дает на чай. Яша заявляет, что не может без смеха слышать голоса Гаева. Лопахин пытается докричаться до Раневской, напоминая о торгах. Однако брат и сестра утверждают, что «дачи и дачники - это так пошло». Сама Раневская чувствует себя неуютно («Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом»). Муж Раневской умер «от шампанского». Она сошлась с другим, уехала с ним за границу, три года ухаживала за предметом своей страсти, когда он заболел. В конце концов он бросил ее, обобрал и сошелся с другой. Раневская вернулась в Россию к дочери. В ответ на разумные предложения Лопахина она пытается склонить его к разговору о женитьбе на Варе. Появляется Фирс с пальто Гаева. Фирс считает освобождение крестьян несчастьем («Мужики при господах, господа при мужиках, а теперь все враздробь, не поймешь ничего»). Входит Трофимов, который возобновляет с Гаевым и Раневской вчерашний разговор о «гордом человеке»: «Надо перестать восхищаться собой. Надо бы только работать... У нас, в России работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно... Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют... все хорошие разговоры у нас для того только, чтобы отвести глаза себе и другим». Лопахин возражает ему, что сам он работает с утра до вечера. Он согласен, что на свете мало честных, порядочных людей («Я думаю: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные леса, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами»). Гаев напыщенно декламирует - монолог, обращенный к матери-природе. Его просят помолчать. Все собравшиеся постоянно произносят отрывочные фразы, никак не связанные между собой. Прохожий просит подаяние, и Раневская дает ему золотой. Варя в отчаянии пытается уйти. Раневская хочет ее удержать, сообщая, что просватала ее за Лопахина. Аня остается наедине с Трофимовым. Тот радостно уверяет ее, что они выше любви, зовет девушку вперед. «Вся Россия - наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест. Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов... Владеть живыми душами - ведь это переродило всех вас, живших раньше, и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней... Мы отстали, по крайней мере, лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом». Петя призывает Аню бросить в колодец ключи от хозяйства и быть свободной, как ветер.
Действие 3
Бал в доме Раневской. Шарлотта показывает карточные фокусы. Пищик ищет, у кого бы занять денег. Раневская говорит, что бал затеяли некстати. Гаев уехал на торги, чтобы купить имение по доверенности тетки на ее имя. Раневская настойчиво требует от Вари выходить за Лопахина. Варя отвечает, что не может сама делать ему предложение, а он или молчит, или шутит, и все богатеет. Яша весело сообщает, что Епиходов сломал бильярдный кий. Раневская призывает Трофимова окончить учебу, делится с ним своими сомнениями относительно отъезда в Париж: любовник забрасывает ее телеграммами. Она уже забыла, что он обобрал ее, и не желает, чтобы ей об этом напоминали. В ответ на упреки Трофимова в непоследовательности она советует ему завести любовницу. Варя выгоняет Епиходова. Возвращается Гаев, плачет, жалуется, что ничего не ел весь день и сильно страдал. Выясняется, что имение продано и купил его Лопахин. Лопахин горд, что купил имение, «прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами... Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь!» Аня утешает плачущую Раневскую, убеждает, что впереди целая жизнь: «Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу».
Действие 4
Отъезжающие собирают вещи. Прощаясь с мужиками, Раневская отдает им свой кошелек. Лопахин собирается в Харьков («Я все болтался с вами, замучился без дела»). Лопахин пытается дать Трофимову в долг, тот отказывается: «Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!» Лопахин сообщает, что Гаев принял место служащего в банке, но сомневается, что тот долго задержится на новом месте. Раневская беспокоится, отправили ли больного Фирса в больницу, и устраивает Варе и Лопахину объяснение наедине. Варя сообщает Лопахину, что она нанялась в экономки. Лопахин так и не делает предложения. Прощаясь с Аней, Раневская говорит, что уезжает в Париж, где будет жить на деньги, присланные ярославской теткой. Аня планирует выдержать экзамен в гимназии, потом работать, помогать матери и читать вместе с ней книги. Шарлотта просит Лопахина подыскать ей новое место. Гаев: «Все нас бросают. Варя уходит... Мы стали вдруг не нужны». Неожиданно появляется Пищик, который раздаёт присутствующим долги. Англичане обнаружили на его земле белую глину, и он сдал им землю в аренду. Оставшись одни, Гаев и Раневская прощаются с домом и садом. Издалека их зовут Аня и Трофимов. Хозяева уезжают, запирают двери на ключ. Появляется Фирс, которого забыли в доме. Он болен. «Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву».
Действие происходит в имении Любови Андреевны Раневской.
Действие первое
Раннее майское утро. Цветут вишневые деревья.
Купец Ермолай Алексеевич Лопахин нарочно приехал в имение Раневской, чтобы встретить поезд, на котором она с дочерью прибывает из-за границы, где прожила пять лет. Приехал - и заснул сидя. Поезд опоздал на два часа. О Раневской Лопахин говорит с нежностью: «Хороший она человек. Легкий, простой человек». Отец Лопахина был простой грубый мужик, а про самого себя он говорит, что мужиком был - мужиком и остался. Вот только разбогател.
По дому слоняется конторщик Епиходов и жалуется: «Каждый день случается со мной какая-нибудь неприятность...»
Горничная Дуняша (одета и причесана, как барышня) между делом сообщает купцу, что Епиходов сделал ей предложение. «Человек он смирный, а только иной раз начнет говорить - ничего не поймешь... Человек он несчастливый... Его так и дразнят к нас: невезучий - его так и дразнят: «двадцать два несчастья», - вздыхает Дуняша.
Со станции прибывают Раневская и ее семнадцатилетняя дочь Аня с гувернанткой Шарлоттой Ивановной. С ними входят и встречавшие: брат Любови Андреевны Гаев, ее приемная дочь Варя двадцати четырех лет и сосед-помещик Симеонов-Пищик.
Из беседы Ани и Вари выясняется, что Аня не все пять лет жила с матерью в Париже. Варя отправила ее в сопровождении Шарлотты (нельзя же в семнадцать лет ехать одной!) к матери в Париж.
Аня: Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало так жаль мамы, так жаль, я обняла ее голову, сжала руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала...
Дачу свою около Ментоны она давно уже продала, у нее не осталось ничего.
Раневская не хочет понимать, что она - не богачка, что нужно экономить. В вокзальных ресторанах заказывает самое дорогое, швыряет лакеям на чай по рублю. Наглый ее лакей Яша тоже требует себе порцию.
У Вари дела плохи, проценты за огромный долг Раневской заплатить не удалось - и в августе будут продавать имение.
Аня надеется, что Лопахин сделает Варе предложение, но надежды напрасны. Варя возится целый день по хозяйству и все мечтает выдать сестру замуж за богатого человека, а сама хочет уйти в монастырь.
Заметно, что сестры очень любят друг друга.
В бане ночует студент Петя Трофимов - бывший репетитор утонувшего в семь лет сына Раневской Гриши.
Заботится о кофе для хозяйки дряхлый лакей Фирс. Раневская растрогана: «Мне хочется прыгать, размахивать руками. А вдруг я сплю! Видит бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, все плакала... Шкафик мой родной... (Целует шкаф.) Столик мой...»
Гаев. А без тебя тут няня умерла.
Любовь Андреевна (садится и пьет кофе). Да, царство небесное. Мне писали.
Лопахин говорит, что Раневская сделала ему много добра, он любит ее, «как родную, больше, чем родную», и он хочет сделать для нее что-нибудь хорошее.
Он выдвигает свой проект спасения имения от долгов: нужно разделить сад на дачные участки и сдавать в аренду. Это обеспечит Раневской как минимум двадцать пять тысяч годового дохода. Правда, придется снести старые постройки, в том числе и сам ветхий дом, и вырубить вишневый сад.
Любовь Андреевна с жаром возражает. Против и ее брат: и в «Энциклопедическом словаре» упоминается этот сад.
Лопахин говорит, что сад выродился, что на участках дачники могут заняться сельским хозяйством, «и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным...»
Но ни Раневская, ни ее брат (он постоянно и бессмысленно пересыпает свою речь бильярдными терминами: «От шара направо в угол! Желтого в середину!») не желают слушать разумных речей купца.
Гаев произносит речь, посвященную столетию стоящего в комнате книжного шкафа:
«Дорогой, многоуважаемый шкаф! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости; твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет...
Раневская глядит в окно на сад:
«О мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною... О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя... Если бы снять с груди и плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!»
Она уже собирается пойти поспать с дороги, но входит Петя Трофимов - как он говорит, только поздороваться.
Как и предвидела Варя, просившая Петю подождать до завтра, мать при виде студента вспоминает утонувшего сына и тихо плачет. После она упрекает Петю: «Отчего вы так подурнели? Отчего постарели?»
Трофимов. «Меня в вагоне одна баба назвала так: облезлый барин».
Варя говорит лакею Яше, что в людской уже два дня сидит его пришедшая из деревни мать. Хочет повидаться с сыном. Яша отмахивается: «Очень нужно! Могла бы и завтра прийти...»
Пищик просит у Раневской взаймы, она велит брату дать просящему денег.
Гаев. Сестра не отвыкла еще сорить деньгами... Хорошо бы... попытать счастья у тетушки-графини. Тетка ведь очень, очень богата... нас она не любит. Сестра, во-первых, вышла... не за дворянина и вела себя нельзя сказать, чтобы очень добродетельно. Она хорошая, добрая, славная, я ее очень люблю, но, как там ни придумывай смягчающие обстоятельства, все же, надо сознаться, она порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении.
Аня, случайно услышав эти слова, просит дядю, чтобы он уж лучше молчал.
Смущенный Гаев обещает изыскать все средства для того, чтобы имение не было продано: занять денег под векселя, поехать в Ярославль к бабушке-графине... «Всем существом моим клянусь!»
Аня верит дяде, покой возвращается к ней.
Действие второе
Поле недалеко от дома. Вечер. Солнце садится. Шарлотта, Яша и Дуняша сидят на скамье. Епиходов стоит, играет на гитаре.
Шарлотта. У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая. Когда я была маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала сальто-мортале и разные штучки... Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я - не знаю. Кто мои родители, может, они и не венчались... не знаю. (,Достает из кармана огурец и ест). Так хочется поговорить, а не с кем... Никого у меня нет.
Епиходов тоже жалуется, что не знает, «жить ему или застрелиться», и даже показывает револьвер. Его гложет тоска - Дуняша не ответила согласием на его предложение. Она, по ее собственному признанию, «страстно полюбила» лакея Яшу.
Тот зевает: «По-моему, так: ежели девушка кого любит, то она, значит, безнравственная...»
На смену предыдущей группе являются Раневская с братом и Лопахин. Любовь Андреевна заглядывает в кошелек. Удивляется, что осталось так мало денег - и куда они подевались, непонятно. Тут же рассыпает оставшиеся золотые...
Лопахин опять внушает ей, что нужно срочно отдать сад в аренду; Иначе имение будет продано с аукциона за долги! Никакая ярославская тетушка спасти Раневскую не может -столько денег, сколько нужно, она все равно не даст.
Раневская вяло возражает, что «дачи и дачники - это так пошло».
Лопахин. «Таких легкомысленных людей, таких неделовых, странных я еще не встречал. Вам говорят... а вы точно не понимаете...»
Любовь Андреевна не готова решиться на действие, она предпочитает перебирать свои грехи:
Я всегда сорила деньгами без удержу, как сумасшедшая, и вышла замуж за человека, который делал одни только долги. Муж мой умер от шампанского, - он страшно пил, и, на несчастье, я полюбила другого...
Утонул сын Гриша, и Раневская уехала за границу, оставив дочь, «чтобы никогда не видеть этой реки».
Любовь Андреевна купила во Франции дачу, ее любовник приехал туда и заболел. Она ухаживала за ним три года, больной был груб и капризен, совсем измучил ее - «душа моя высохла».
Дачу продали за долги, пришлось переехать в Париж в бедную квартирку. Любовник Раневскую бросил, ушел к другой, она пробовала отравиться...
И вот вернулась в Россию, к своей девочке...
Теперь получила телеграмму из Парижа: он просит прощения, умоляет вернуться.
Тут как раз к скамье подходят Варя, Аня и Трофимов. Лопахин подшучивает над Трофимовым: «Ему пятьдесят лет скоро, а он все еще студент».
На самом деле Трофимову около тридцати. Он философствует о гордом человеке, о необходимости работать, о предназначении интеллигенции, которая только себя так называет... А на самом деле «интеллигенты» ничего серьезного не читают, мужикам говорят «ты», «о науках только говорят, в искусстве понимают мало...».
Лопахин противопоставляет сетованиям вечного студента свой взгляд - купец встает в пятом часу утра, работает до вечера. Видит, как много вокруг непорядочных людей, особенно если дело пахнет деньгами. Он думает: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя Тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами...»
Заботливый Фирс приносит Гаеву пальто - становится прохладно.
Уходят все, кроме Трофимова и Ани.
Студент посмеивается над Варей - старшая сестра «боится, а вдруг мы полюбим друг друга... Она своей узкой головой не может понять, что мы выше любви... Мы идем неудержимо к той яркой звезде, которая горит там вдали! Вперед! Не отставай, друзья!»
Трофимов говорит, что дворянство во искупление грехов перед прошлым крепостничеством должно упорно трудиться. Не философствовать, не водку пить, а трудиться!
Он уговаривает Аню бросить дом и уйти, чтобы быть свободной, как ветер!
Наивная молоденькая девушка в восторге от этих призывов.
Аня! Аня!
Действие третье
Вечер в гостиной Раневской. Играет еврейский оркестр. Танцуют. Шарлотта показывает фокусы. Дата: двадцать второе августа - день торгов.
Ждут Гаева с известием. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч, чтобы купить имение на ее имя, но этих денег не хватит даже на выплату процентов. Однако Раневская надеется на какое-то чудо.
В нервном ожидании она-затевает разговор с Петей Трофимовым. Петя заявляет теперь уже ей, что он «выше любви». Он замечает, что Раневская опять подумывает о поездке в Париж, к тому ужасному человеку, что обобрал ее. Раневская обижена и рассержена:
Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит! И надо самому любить... Надо влюбляться! И у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешйой чудак, урод... Вы недотепа! В ваши годы не иметь любовницы!
Петя заявляет:^ «Между нами все кончено!» Убегает, падает с лестницы.
Раневская.
Какой чудак этот Петя...
Она просит прощения: «Ну, чистая душа... Пойдемте танцевать!»
И Трофимов с Раневской танцуют.
Фирс жалуется Яше на нездоровье, Яша равнодушно отвечает:
Надоел ты, дед. Хоть бы ты поскорее подох.
Яша просит Любовь Андреевну, если она опять поедет в Париж, забрать его с собой. Ему здесь оставаться невозможно: «народ необразованный» и на кухне плохо кормят, «а тут еще Фирс этот ходит, бормочет разные неподходящие слова...»
Является Гаев со слезами: «Имение продано!» Кто купил?
Я купил. Вишневый сад теперь мой! Мой!
Его переполняет радость: он, Ермолай, который мальчишкой по снегу босиком бегал, купил имение, где его отца и деда даже на кухню не пускали... Музыка, играй!
Спохватившись, купец высказывает свое сочувствие Раневской, желает, чтобы ее «нескладная несчастливая жизнь» как-нибудь переменилась. Аня пытается утешить плачущую мать:
Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя осталась твоя хорошая чистая душа... Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама!
Действие четвертое
Обстановка такая же, как в первом акте. Только занавеси сняты, нет картин. В глубине сцены сложены чемоданы и дорожные узлы. Яша держит поднос со стаканчиками, наполненными шампанским.
Приходят прощаться мужики. Любовь Андреевна отдает им свой кошелек. Слышны укоры Гаева: «Так нельзя, Люба! Так нельзя!»
Лопахин предлагает выпить шампанского. Возникает неловкая пауза. Пьет только Яша.
Пора на станцию.
Лопахин собирается в Харьков - с семейством Раневской он «замучился без дела». Трофимов едет в Москву, как всегда опаздывая к началу занятий. Лопахин сначала подшучивает, по своей давней привычке, над «вечным студентом», а потом предлагает ему денег на дорогу. Студент гордо отказывается:
Дай мне хоть двести тысяч, не возьму. Я свободный человек. И все, что так высоко и дорого цените вы все, богатые и нищие, не имеет надо мной ни малейшей власти... Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!
Лопахин. Дойдешь?
Трофимов. Дойду. Дойду или укажу путь другим, как дойти.
Слышно, как вдали стучат топором по дереву.
Раневская просит, чтобы пока она не уехала, не рубили сада.
Фирса было решено отправить в больницу. Аня спрашивает у Яши, сделано ли. Яша отмахивается, - должно быть, сделано. Высокомерный лакей отказывается проститься с матерью и рекомендует плачущей. Дуняше вести себя прилично - тогда и плакать не придется. Яша мыслями уже весь в Париже - насмотрелся на невежество, хватит!
Раневская собирается жить во Франции на те деньги, что прислала ярославская бабушка. Конечно, денег хватит ненадолго. Аня собирается выдержать экзамен в гимназии, начать работать и помогать маме. Шарлотту бросают без средств к существованию. Однако Лопахин обещает найти ей место. Любовь Андреевна пытается в последний раз сосватать Варю за Лопахина, но из их разговора ничего не получается. Варя нанялась в экономки в богатое имение. Она привыкла работать.
ЛюбовьАндреевна. О мой милый, мой нежный, прекрасный сад! Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай! Прощай!..
Слышно, как на ключ запирают все двери. Экипажи отходят.
В запертом доме остается всеми забытый дряхлый, больной Фирс - никто его в больницу не отправил. Он по привычке беспокоится, что хозяин не надел шубу - в пальто поехал. Обессилевший старик ложится и лежит неподвижно.
Слышно, как стучат топором по дереву.
Имение помещицы Любови Андреевны Раневской . Весна, цветут вишневые деревья . Но прекрасный сад скоро должен быть продан за долги. Последние пять лет Раневская и её семнадцатилетняя дочь Аня прожили за границей. В имении оставались брат Раневской Леонид Андреевич Гаев и её приемная дочь, двадцатичетырехлетняя Варя. Дела у Раневской плохи, средств почти не осталось. Любовь Андреевна всегда сорила деньгами. Шесть лет назад от пьянства умер её муж. Раневская полюбила другого человека, сошлась с ним. Но вскоре трагически погиб, утонув в реке, её маленький сын Гриша. Любовь Андреевна, не в силах перенести горя, бежала за границу. Любовник последовал за ней. Когда он заболел, Раневской пришлось поселить его на своей даче возле Ментоны и три года за ним ухаживать. А потом, когда пришлось продать за долги дачу и переехать в Париж, он обобрал и бросил Раневскую.
Гаев и Варя встречают Любовь Андреевну и Аню на станции. Дома их ждут горничная Дуняша и знакомый купец Ермолай Алексеевич Лопахин. Отец Лопахина был крепостным Раневских, сам он разбогател, но говорит о себе, что остался «мужик мужиком». Приходит конторщик Епиходов, человек, с которым постоянно что-нибудь случается и которого прозвали «двадцать два несчастья».
Наконец подъезжают экипажи. Дом наполняется людьми, все в приятном возбуждении. Каждый говорит о своем. Любовь Андреевна разглядывает комнаты и сквозь слезы радости вспоминает прошлое. Горничной Дуняше не терпится рассказать барышне о том, что ей сделал предложение Епиходов. Сама Аня советует Варе выйти за Лопахина, а Варя мечтает выдать Аню за богатого человека. Гувернантка Шарлотта Ивановна, странная и эксцентричная особа, хвалится своей удивительной собакой, сосед помещик Симеонов-Пищик просит денег взаймы. Почти ничего не слышит и все время бормочет что-то старый верный слуга Фирс.
Лопахин напоминает Раневской о том, что имение скоро должно быть продано с торгов, единственный выход - разбить землю на участки и отдать их в аренду дачникам. Раневскую предложение Лопахина удивляет: как можно вырубить её любимый замечательный вишневый сад! Лопахину хочется подольше остаться с Раневской, которую он любит «больше, чем родную», но ему пора уходить. Гаев обращается с приветственной речью к столетнему «многоуважаемому» шкафу, но потом, сконфуженный, вновь начинает бессмысленно произносить излюбленные бильярдные словечки.
Раневская не сразу узнает Петю Трофимова: так он изменился, подурнел, «милый студентик» превратился в «вечного студента». Любовь Андреевна плачет, вспоминая своего маленького утонувшего сына Гришу, учителем которого был Трофимов.
Гаев, оставшись наедине с Варей, пытается рассуждать о делах. Есть богатая тетка в Ярославле, которая, правда, их не любит: ведь Любовь Андреевна вышла замуж не за дворянина, да и вела себя не «очень добродетельно». Гаев любит сестру, но все-таки называет её «порочной», что вызывает недовольство Ани. Гаев продолжает строить проекты: сестра попросит денег у Лопахина, Аня поедет в Ярославль - словом, они не допустят, чтобы имение было продано, Гаев даже клянется в этом. Ворчливый Фирс наконец уводит барина, как ребенка, спать. Аня спокойна и счастлива: дядя все устроит.
Лопахин не перестает уговаривать Раневскую и Гаева принять его план. Они втроем завтракали в городе и, возвращаясь, остановились в поле у часовни. Только что здесь же, на той же скамье, Епиходов пробовал объясниться с Дуняшей, но та уже предпочла ему молодого циничного лакея Яшу. Раневская и Гаев словно не слышат Лопахина и говорят совсем о других вещах. Так ни в чем и не убедив «легкомысленных, неделовых, странных» людей, Лопахин хочет уйти. Раневская просит его остаться: с ним «все-таки веселее».
Приходят Аня, Варя и Петя Трофимов. Раневская заводит разговор о «гордом человеке». По мнению Трофимова, в гордости нет смысла: грубому, несчастному человеку нужно не восхищаться собой, а работать. Петя осуждает интеллигенцию, не способную к труду, тех людей, кто важно философствует, а с мужиками обращается, как с животными. В разговор вступает Лопахин: он как раз работает «с утра до вечера», имея дело с крупными капиталами, но все больше убеждается, как мало вокруг порядочных людей. Лопахин не договаривает, его перебивает Раневская. Вообще все здесь не хотят и не умеют слушать друг друга. Наступает тишина, в которой слышится отдаленный печальный звук лопнувшей струны.
Вскоре все расходятся. Оставшиеся наедине Аня и Трофимов рады возможности поговорить вдвоем, без Вари. Трофимов убеждает Аню, что надо быть «выше любви», что главное - свобода: «вся Россия наш сад», но чтобы жить в настоящем, нужно сначала страданием и трудом искупить прошлое. Счастье близко: если не они, то другие обязательно увидят его.
Наступает двадцать второе августа, день торгов. Именно в этот вечер, совсем некстати, в усадьбе затевается бал, приглашен еврейский оркестр. Когда-то здесь танцевали генералы и бароны, а теперь, как сетует Фирс, и почтовый чиновник да начальник станции «не в охотку идут». Гостей развлекает своими фокусами Шарлотта Ивановна. Раневская с беспокойством ожидает возвращения брата. Ярославская тетка все же прислала пятнадцать тысяч, но их недостаточно, чтобы выкупить имение.
Петя Трофимов «успокаивает» Раневскую: дело не в саде, с ним давно покончено, надо взглянуть правде в глаза. Любовь Андреевна просит не осуждать её, пожалеть: ведь без вишневого сада её жизнь теряет смысл. Каждый день Раневская получает телеграммы из Парижа. Первое время она рвала их сразу, потом - сначала прочитав, теперь уже не рвет. «Этот дикий человек», которого она все-таки любит, умоляет её приехать. Петя осуждает Раневскую за любовь к «мелкому негодяю, ничтожеству». Сердитая Раневская, не сдержавшись, мстит Трофимову, называя его «смешным чудаком», «уродом», «чистюлей»: «Надо самому любить… надо влюбляться!» Петя в ужасе пытается уйти, но потом остается, танцует с Раневской, попросившей у него прощения.
Наконец появляются сконфуженный, радостный Лопахин и усталый Гаев, который, ничего не рассказав, тут же уходит к себе. Вишневый сад продан, и купил его Лопахин. «Новый помещик» счастлив: ему удалось превзойти на торгах богача Дериганова, дав сверх долга девяносто тысяч. Лопахин поднимает ключи, брошенные на пол гордой Варей. Пусть играет музыка, пусть все увидят, как Ермолай Лопахин «хватит топором по вишневому саду»!
Аня утешает плачущую мать: сад продан, но впереди целая жизнь. Будет новый сад, роскошнее этого, их ждет «тихая глубокая радость»…
Дом опустел. Его обитатели, простившись друг с другом, разъезжаются. Лопахин собирается на зиму в Харьков, Трофимов возвращается в Москву, в университет. Лопахин и Петя обмениваются колкостями. Хотя Трофимов и называет Лопахина «хищным зверем», необходимым «в смысле обмена веществ», он все-таки любит в нем «нежную, тонкую душу». Лопахин предлагает Трофимову деньги на дорогу. Тот отказывается: над «свободным человеком», «в первых рядах идущим» к «высшему счастью», никто не должен иметь власти.
Раневская и Гаев даже повеселели после продажи вишневого сада. Раньше они волновались, страдали, а теперь успокоились. Раневская собирается пока жить в Париже на деньги, присланные теткой. Аня воодушевлена: начинается новая жизнь - она закончит гимназию, будет работать, читать книги, перед ней откроется «новый чудесный мир». Неожиданно появляется запыхавшийся Симеонов-Пищик и вместо того, чтобы просить денег, наоборот, раздает долги. Оказалось, что на его земле англичане нашли белую глину.
Все устроились по-разному. Гаев говорит, что теперь он банковский служака. Лопахин обещает найти новое место Шарлотте, Варя устроилась экономкой к Рагулиным, Епиходов, нанятый Лопахиным, остается в имении, Фирса должны отправить в больницу. Но все же Гаев с грустью произносит: «Все нас бросают… мы стали вдруг не нужны».
Между Варей и Лопахиным должно, наконец, произойти объяснение. Уже давно Варю дразнят «мадам Лопахина». Варе Ермолай Алексеевич нравится, но сама она не может сделать предложение. Лопахин, тоже прекрасно отзывающийся о Варе, согласен «покончить сразу» с этим делом. Но, когда Раневская устраивает их встречу, Лопахин, так и не решившись, покидает Варю, воспользовавшись первым же предлогом.
«Пора ехать! В дорогу!» - с этими словами из дома уходят, запирая все двери. Остается только старый Фирс, о котором, казалось бы, все заботились, но которого так и забыли отправить в больницу. Фирс, вздыхая, что Леонид Андреевич поехал в пальто, а не в шубе, ложится отдохнуть и лежит неподвижно. Слышится тот же звук лопнувшей струны. «Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву».
Комедия в четырех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Раневская Любовь Андреевна, помещица.
Аня, ее дочь, 17 лет.
Варя, ее приемная дочь, 24 лет.
Гаев Леонид Андреевич, брат Раневской.
Лопахин Ермолай Алексеевич, купец.
Трофимов Петр Сергеевич, студент.
Симеонов-Пищик Борис Борисович, помещик.
Шарлотта Ивановна, гувернантка.
Епиходов Семен Пантелеевич, конторщик.
Дуняша, горничная.
Фирс, лакей, старик 87 лет.
Яша, молодой лакей.
Прохожий.
Начальник станции.
Почтовый чиновник.
Гости, прислуга.
Действие происходит в имении Л. А. Раневской.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Комната, которая до сих пор называется детскою. Одна из дверей ведет в комнату Ани. Рассвет, скоро взойдет солнце. Уже май, цветут вишневые деревья, но в саду холодно, утренник. Окна в комнате закрыты. Входят Дуняша со свечой и Лопахин с книгой в руке.
Л о п а х и н. Пришел поезд, слава Богу. Который час?
Д у н я ш а. Скоро два. (Тушит свечу.) Уже светло.
Л о п а х и н. На сколько же это опоздал поезд? Часа на два по крайней мере. (Зевает и потягивается.) Я-то хорош, какого дурака свалял! Нарочно приехал сюда, чтобы на станции встретить, и вдруг проспал... Сидя уснул. Досада... Хоть бы ты меня разбудила.
Д у н я ш а. Я думала, что вы уехали. (Прислушивается.) Вот, кажется, уже едут.
Л о п а х и н (прислушивается). Нет... Багаж получить, то да се...
Пауза.
Любовь Андреевна прожила за границей пять лет, не знаю, какая она теперь стала... Хороший она человек. Легкий, простой человек. Помню, когда я был мальчонком лет пятнадцати, отец мой покойный - он тогда здесь на деревне в лавке торговал - ударил меня по лицу кулаком, кровь пошла из носу... Мы тогда вместе пришли зачем-то во двор, и он выпивши был. Любовь Андреевна, как сейчас помню, еще молоденькая, такая худенькая, подвела меня к рукомойнику, вот в этой самой комнате, в детской. «Не плачь, говорит, мужичок, до свадьбы заживет...»
Пауза.
Мужичок... Отец мой, правда, мужик был, а я вот в белой жилетке, желтых башмаках. Со свиным рылом в калашный ряд... Только что вот богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик мужиком... (Перелистывает книгу.) Читал вот книгу и ничего не понял. Читал и заснул.
Д у н я ш а. А собаки всю ночь не спали, чуют, что хозяева едут.
Л о п а х и н. Что ты, Дуняша, такая...
Д у н я ш а. Руки трясутся. Я в обморок упаду.
Л о п а х и н. Очень уж ты нежная, Дуняша. И одеваешься как барышня, и прическа тоже. Так нельзя. Надо себя помнить.
Входит Епиходов с букетом; он в пиджаке и в ярко вычищенных сапогах, которые сильно скрипят; войдя, он роняет букет.
Е п и х о д о в (поднимает букет). Вот садовник прислал, говорит, в столовой поставить. (Отдает Дуняше букет.)
Л о п а х и н. И квасу мне принесешь.
Д у н я ш а. Слушаю. (Уходит.)
Е п и х о д о в. Сейчас утренник, мороз в три градуса, а вишня вся в цвету. Не могу одобрить нашего климата. (Вздыхает.) Не могу. Наш климат не может способствовать в самый раз. Вот, Ермолай Алексеич, позвольте вам присовокупить, купил я себе третьего дня сапоги, а они, смею вас уверить, скрипят так, что нет никакой возможности. Чем бы смазать?
Л о п а х и н. Отстань. Надоел.
Е п и х о д о в. Каждый день случается со мной какое-нибудь несчастье. И я не ропщу, привык и даже улыбаюсь.
Дуняша входит, подает Лопахину квас.
Я пойду. (Натыкается на стул, который падает.) Вот... (Как бы торжествуя.) Вот видите, извините за выражение, какое обстоятельство, между прочим... Это просто даже замечательно! (Уходит.)
Д у н я ш а. А мне, Ермолай Алексеич, признаться, Епиходов предложение сделал.
Л о п а х и н. А!
Д у н я ш а. Не знаю уж как...Человек он смирный, а только иной раз как начнет говорить, ничего не поймешь. И хорошо, и чувствительно, только непонятно. Мне он как будто и нравится. Он меня любит безумно. Человек он несчастливый, каждый день что-нибудь. Его так и дразнят у нас: двадцать два несчастья...
Л о п а х и н (прислушивается). Вот, кажется, едут...
Д у н я ш а. Едут! Что ж это со мной... похолодела вся.
Л о п а х и н.. Едут в самом деле. Пойдем встречать. Узнает ли она меня? Пять лет не видались.
Д у н я ш а (в волнении). Я сейчас упаду... Ах, упаду!
Слышно, как к дому подъезжают два экипажа. Лопахин и Дуняша быстро уходят. Сцена пуста. В соседних комнатах начинается шум. Через сцену, опираясь на палочку, торопливо проходит Фирс, ездивший встречать Любовь Андреевну; он в старинной ливрее и в высокой шляпе; что-то говорит сам с собой, но нельзя разобрать ни одного слова. Шум за сценой все усиливается. Голос: «Вот пройдемте здесь...» Любовь Андреевна, Аня и Шарлотта Ивановна с собачкой на цепочке, одеты по-дорожному, Варя в пальто и платке, Гаев, Семеонов-Пищик, Лопахин, Дуняша с узлом и зонтиком, прислуга с вещами - все идут через комнату.
А н я. Пройдемте здесь. Ты, мама, помнишь, какая это комната?
Л ю б о в ь А н д р е е в н а (радостно, сквозь слезы). Детская!
В а р я. Как холодно, у меня руки закоченели. (Любови Андреевне.) Ваши комнаты, белая и фиолетовая, такими же и остались, мамочка.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Детская, милая моя, прекрасная комната... Я тут спала, когда была маленькой... (Плачет.) И теперь я как маленькая... (Целует брата, Варю, потом опять брата.) А Варя по-прежнему все такая же, на монашку похожа. И Дуняшу я узнала... (Целует Дуняшу.)
Г а е в. Поезд опоздал на два часа. Каково? Каковы порядки?
Ш а р л о т т а (Пищику). Моя собака и орехи кушает.
П и щ и к (удивленно). Вы подумайте!
Уходят все, кроме Ани и Дуняши.
Д у н я ш а. Заждались мы... (Снимает с Ани пальто, шляпу.)
А н я. Я не спала в дороге четыре ночи... теперь озябла очень.
Д у н я ш а. Вы уехали в великом посту, тогда был снег, был мороз, а теперь? Милая моя! (Смеется, целует ее.) Заждалась вас, радость моя, светик... Я скажу вам сейчас, одной минутки не могу утерпеть...
А н я (вяло). Опять что-нибудь...
Д у н я ш а. Конторщик Епиходов после Святой мне предложение сделал.
А н я. Ты все об одном... (Поправляя волосы.) Я растеряла все шпильки... (Она очень утомлена, даже пошатывается.)
Д у н я ш а. Уж я не знаю, что и думать. Он меня любит, так любит!
Аня (глядит в свою дверь, нежно). Моя комната, мои окна, как будто я не уезжала. Я дома! Завтра утром встану, побегу в сад... О, если бы я могла уснуть! Я не спала всю дорогу, томило меня беспокойство.
А н я. Выехала я на Страстной неделе, тогда было холодно. Шарлотта всю дорогу говорит, представляет фокусы. И зачем ты навязала мне Шарлотту...
В а р я. Нельзя же тебе одной ехать, душечка. В семнадцать лет!
А н я. Приезжаем в Париж, там холодно, снег. По-французски говорю я ужасно. Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, я обняла ее голову, сжала руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала...
В а р я (сквозь слезы). Не говори, не говори...
А н я. Дачу свою около Ментоны она уже продала, у нее ничего не осталось, ничего. У меня тоже не осталось ни копейки, едва доехали. И мама не понимает! Сядет на вокзале обедать, и она требует самое дорогое и на чай лакеям дает по рублю. Шарлотта тоже. Яша тоже требует себе порцию, просто ужасно. Ведь у мамы лакей Яша, мы привезли его сюда...
В а р я. Видела подлеца.
А н я. Ну что, как? Заплатили проценты?
В а р я. Где там.
А н я. Боже мой, Боже мой...
В а р я. В августе будут продавать имение...
А н я. Боже мой...
Л о п а х и н (заглядывает в дверь и мычит). Ме-е-е... (Уходит.)
В а р я (сквозь слезы). Вот так бы и дала ему... (Грозит кулаком.)
А н я (обнимает Варю, тихо). Варя, он сделал предложение? (Варя отрицательно качает головой.) Ведь он же тебя любит... Отчего вы не объяснитесь, чего вы ждете?
В а р я. Я так думаю, ничего у нас не выйдет. У него дела много, ему не до меня... и внимания не обращает. Бог с ним совсем, тяжело мне его видеть... Все говорят о нашей свадьбе, все поздравляют, а на самом деле ничего нет, все как сон... (Другим тоном.) У тебя брошка вроде как пчелка.
А н я (печально). Это мама купила. (Идет в свою комнату, говорит весело, по-детски.) А в Париже я на воздушном шаре летала!
В а р я. Душечка моя приехала! Красавица приехала!
Дуняша уже вернулась с кофейником и варит кофе.
(Стоит около двери.) Хожу я, душечка, цельный день по хозяйству и все мечтаю. Выдать бы тебя за богатого человека, и я бы тогда была покойной, пошла бы себе в пустынь, потом в Киев... в Москву и так бы все ходила по святым местам... Ходила бы и ходила. Благолепие!..
А н я. Птицы поют в саду. Который теперь час?
В а р я. Должно, третий. Тебе пора спать, душечка. (Входя в комнату к Ане.) Благолепие!
Входит Яша с пледом, дорожной сумочкой.
Я ш а (идет через сцену, деликатно). Тут можно пройти-с?
Д у н я ш а. И не узнаешь вас, Яша. Каковы вы стали за границей.
Я ш а. Гм... А вы кто?
Д у н я ш а. Когда вы уезжали отсюда, я была этакой... (Показывает от пола.) Дуняша, Федора Козоедова дочь. Вы не помните!
Я ш а. Гм... Огурчик! (Оглядывается и обнимает ее; она вскрикивает и роняет блюдечко.)
Яша быстро уходит.
Д у н я ш а (сквозь слезы). Блюдечко разбила...
В а р я. Это к добру.
А н я (выйдя из своей комнаты). Надо бы маму предупредить: Петя здесь.
В а р я. Я приказала его не будить.
А н я (задумчиво). Шесть лет тому назад умер отец, через месяц утонул в реке брат Гриша, хорошенький семилетний мальчик. Мама не перенесла, ушла, ушла без оглядки... (Вздрагивает.) Как я ее понимаю, если бы она знала!
А Петя Трофимов был учителем Гриши, он может напомнить...
Входит Фирс, он в пиджаке и белом жилете.
Ф и р с (идет к кофейнику, озабоченно). Барыня здесь будут кушать... (Надевает белые перчатки.) Готов кофий? (Строго, Дуняше.) Ты! А сливки?
Д у н я ш а. Ах, боже мой... (Быстро уходит.)
Ф и р с (хлопочет около кофейника). Эх ты, недотепа... (Бормочет про себя.) Приехали из Парижа... И барин когда-то ездил в Париж... на лошадях... (Смеется.)
В а р я. Фирс, ты о чем?
Ф и р с. Чего изволите? (Радостно.) Барыня моя приехала! Дождался! Теперь хоть и помереть... (Плачет от радости.)
Входят Любовь Андреевна, Гаев и Симеонов-Пищик; Симеонов-Пищик в поддевке из тонкого сукна и шароварах. Гаев, входя, руками и туловищем делает движение, как будто играет на бильярде.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Как это? Дай-ка вспомнить... Желтого в угол! Дуплет в середину!
Г а е в. Режу в угол! Когда-то мы с тобой, сестра, спали вот в этой самой комнате, а теперь мне уже пятьдесят один год, как это ни странно...
Л о п а х и н. Да, время идет.
Г а е в. Кого?
Л о п а х и н. Время, говорю, идет.
Я желаю побеспокоить вас, Авдотья Федоровна, на пару слов.
Д у н я ш а. Говорите.
Е п и х о д о в. Мне бы желательно с вами наедине... (Вздыхает.)
Д у н я ш а (смущенно). Хорошо... только сначала принесите мне мою тальмочку... Она около шкапа... Тут немножко сыро...
Е п и х о д о в. Хорошо-с... принесу-с... Теперь я знаю, что мне делать с моим револьвером... (Берет гитару и уходит наигрывая.)
Я ш а. Двадцать два несчастья! Глупый человек, между нами говоря. (Зевает.)
Д у н я ш а. Не дай бог, застрелится.
Я стала тревожная, все беспокоюсь. Меня еще девочкой взяли к господам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые-белые, как у барышни. Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего боюсь... Страшно так. И если вы, Яша, обманете меня, то я не знаю, что будет с моими нервами.
Я ш а (целует ее). Огурчик! Конечно, каждая девушка должна себя помнить, и я больше всего не люблю, ежели девушка дурного поведения.
Д у н я ш а. Я страстно полюбила вас, вы образованный, можете обо всем рассуждать.
Пауза.
Я ш а (зевает). Да-с... По-моему, так: ежели девушка кого любит, то она, значит, безнравственная.
Приятно выкурить сигару на чистом воздухе... (Прислушивается.) Сюда идут... Это господа...
Дуняша порывисто обнимает его.
Идите домой, будто ходили на реку купаться, идите этой дорожкой, а то встретятся и подумают про меня, будто я с вами на свидании. Терпеть этого не могу.
Д у н я ш а (тихо кашляет). У меня от сигары голова разболелась... (Уходит.)
Яша остается, сидит возле часовни. Входят Любовь Андреевна, Гаев и Лопахин.
Л о п а х и н. Надо окончательно решить,- время не ждет. Вопрос ведь совсем пустой. Согласны вы отдать землю под дачи или нет? Ответьте одно слово: да или нет? Только одно слово!
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Кто это здесь курит отвратительные сигары... (Садится.)
Г а е в. Вот железную дорогу построили, и стало удобно. (Садится.) Съездили в город и позавтракали... желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию...
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Успеешь.
Л о п а х и н. Только одно слово! (Умоляюще.) Дайте же мне ответ!
Г а е в (зевая). Кого?
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. (глядит в свое портмоне). Вчера было много денег, а сегодня совсем мало. Бедная моя Варя из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох, а я трачу как-то бессмысленно. (Уронила портмоне, рассыпала золотые.) Ну, посыпались... (Ей досадно.)
Я ш а. Позвольте, я сейчас подберу. (Собирает монеты.)
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Будьте добры, Яша. И зачем я поехала завтракать... Дрянной ваш ресторан с музыкой, скатерти пахнут мылом... Зачем так много пить, Леня? Зачем так много есть? Зачем так много говорить? Сегодня в ресторане ты говорил опять много и все некстати. О семидесятых годах, о декадентах. И кому? Половым говорить о декадентах!
Л о п а х и н. Да.
Г а е в (машет рукой). Я неисправим, это очевидно... (Раздраженно, Яше.) Что такое, постоянно вертишься перед глазами...
Я ш а (смеется). Я не мог без смеха вашего голоса слышать.
Г а е в (сестре). Или я, или он...
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Уходите, Яша, ступайте...
Я ш а (отдает Любови Андреевне кошелек). Сейчас уйду. (Едва удерживается от смеха.) Сию минуту... (Уходит.)
Л о п а х и н. Ваше имение собирается купить богач Дериганов. На торги, говорят, приедет сам лично.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. А вы откуда слышали?
Л о п а х и н. В городе говорят.
Г а е в. Ярославская тетушка обещала прислать, а когда и сколько пришлет, неизвестно...
Л о п а х и н. Сколько она пришлет? Тысяч сто? Двести?
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Ну... Тысяч десять-пятнадцать, и на том спасибо.
Л о п а х и н. Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я еще не встречал. Вам говорят русским языком, имение ваше продается, а вы точно не понимаете.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Что же нам делать? Научите, что?
Л о п а х и н. Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю все одно и то же. И вишневый сад, и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь же, поскорее,- аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтобы были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Дачи и дачники - это так пошло, простите.
Г а е в. Совершенно с тобой согласен.
Л о п а х и н. Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили! (Гаеву.) Баба вы!
Г а е в. Кого?
Л о п а х и н. Баба! (Хочет уйти.)
Л ю б о в ь А н д р е е в н а (испуганно). Нет, не уходите, останьтесь, голубчик. Прошу вас. Может быть, надумаем что-нибудь!
Л о п а х и н. О чем тут думать!
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Не уходите, прошу вас. С вами все-таки веселее.
Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом.
Г а е в (в глубоком раздумье). Дуплет в угол. Круазе в середину...
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Уж очень много мы грешили...
Л о п а х и н. Какие у вас грехи...
Г а е в (кладет в рот леденец). Говорят, что я все свое состояние проел на леденцах... (Смеется.)
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. О, мои грехи... Я всегда сорила деньгами без удержу, как сумасшедшая, и вышла замуж за человека, который делал одни только долги. Муж мой умер от шампанского,- он страшно пил,- и, на несчастье, я полюбила другого, сошлась, и как раз в это время,- это было первое наказание, удар прямо в голову,- вот тут на реке... утонул мой мальчик, и я уехала за границу, совсем уехала, чтобы никогда не возвращаться, не видеть этой реки... Я закрыла глаза, бежала, себя не помня, а он за мной... безжалостно, грубо. Купила я дачу возле Ментоны, так как он заболел там, и три года я не знала отдыха ни днем, ни ночью; больной измучил меня, душа моя высохла. А в прошлом году, когда дачу продали за долги, я уехала в Париж, и там он обобрал меня, бросил, сошелся с другой, я пробовала отравиться... Так глупо, так стыдно... И потянуло вдруг в Россию, на родину, к девочке моей... (Утирает слезы.) Господи, Господи, будь милостив, прости мне грехи мои! Не наказывай меня больше! (Достает из кармана телеграмму.) Получила сегодня из Парижа... Просит прощения, умоляет вернуться... (Рвет телеграмму.) Словно где-то музыка. (Прислушивается.)
Г а е в. Это наш знаменитый еврейский оркестр. Помнишь, четыре скрипки, флейта и контрабас.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Он еще существует? Его бы к нам зазвать как-нибудь, устроить вечерок.
Л о п а х и н (прислушиваясь). Не слыхать... (Тихо напевает.) «И за деньги русака немцы офранцузят». (Смеется.) Какую я вчера пьесу смотрел в театре, очень смешно.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. И, наверное, ничего нет смешного. Вам не пьесы смотреть, а смотреть бы почаще на самих себя. Как вы все серо живете, как много говорите ненужного.
Л о п а х и н. Это правда. Надо прямо говорить, жизнь у нас дурацкая...
Мой папаша был мужик, идиот, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна, и все палкой. В сущности, и я такой же болван и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Жениться вам нужно, мой друг.
Л о п а х и н. Да... Это правда.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. На нашей бы Варе. Она хорошая девушка.
Л о п а х и н. Да.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Она у меня из простых, работает целый день, а главное, вас любит. Да и вам-то давно нравится.
Л о п а х и н. Что же? Я не прочь... Она хорошая девушка.
Пауза.
Г а е в. Мне предлагают место в банке. Шесть тысяч в год... Слыхала?
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Где тебе! Сиди уж...
Фирс входит; он принес пальто.
Ф и р с (Гаеву). Извольте, сударь, надеть, а то сыро.
Г а е в (надевает пальто). Надоел ты, брат.
Ф и р с. Нечего там... Утром уехали, не сказавшись. (Оглядывает его.)
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Как ты постарел, Фирс!
Ф и р с. Чего изволите?
Л о п а х и н. Говорят, ты постарел очень!
Ф и р с (не расслышав). А еще бы. Мужики при господах, господа при мужиках, а теперь все враздробь, не поймешь ничего.
Г а е в. Помолчи, Фирс. Завтра мне нужно в город. Обещали познакомить с одним генералом, который может дать под вексель.
Л о п а х и н. Ничего у вас не выйдет. И не заплатите вы процентов, будьте покойны.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Это он бредит. Никаких генералов нет.
Входят Трофимов, Аня и Варя.
Г а е в. А вот и наши идут.
А н я. Мама сидит.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а (нежно). Иди, иди... Родные мои... (Обнимая Аню и Варю.) Если бы вы обе знали, как я вас люблю. Садитесь рядом, вот так.
Все усаживаются.
Л о п а х и н. Наш вечный студент все с барышнями ходит.
Т р о ф и м о в. Не ваше дело.
Л о п а х и н. Ему пятьдесят лет скоро, а он все еще студент.
Т р о ф и м о в. Оставьте ваши дурацкие шутки.
Л о п а х и н. Что же ты, чудак, сердишься?
Т р о ф и м о в. А ты не приставай.
Л о п а х и н (смеется). Позвольте вас спросить, как вы обо мне понимаете?
Т р о ф и м о в. Я, Ермолай Алексеич, так понимаю: вы богатый человек, будете скоро миллионером. Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает все, что попадается ему на пути, так и ты нужен.
Все смеются.
В а р я. Вы, Петя, расскажите лучше о планетах.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Нет, давайте продолжим вчерашний разговор.
Т р о ф и м о в. О чем это?
Т р о ф и м о в. Мы вчера говорили долго, но ни к чему не пришли. В гордом человеке, в вашем смысле, есть что-то мистическое. Быть может, вы и правы по-своему, но если рассуждать попросту, без затей, то какая там гордость, есть ли в ней смысл, если человек физиологически устроен неважно, если в своем громадном большинстве он груб, неумен, глубоко несчастлив. Надо перестать восхищаться собой. Надо бы только работать.
Г а е в. Все равно умрешь.
Т р о ф и м о в. Кто знает? И что значит - умрешь? Быть может, у человека сто чувств и со смертью погибают только пять, известных нам, а остальные девяносто пять остаются живы.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Какой вы умный, Петя!..
Л о п а х и н (иронически). Страсть!
Т р о ф и м о в. Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Все, что недосягаемо для него теперь, когда-нибудь станет близким, понятным, только вот надо работать, помогать всеми силами тем, кто ищет истину. У нас, в России, работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты», с мужиками обращаются, как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота... И, очевидно, все хорошие разговоры у нас для того только, чтобы отвести глаза себе и другим. Укажите мне, где у нас ясли, о которых говорят так много и часто, где читальни? О них только в романах пишут, на деле же их нет совсем. Есть только грязь, пошлость, азиатчина... Я боюсь и не люблю очень серьезных физиономий, боюсь серьезных разговоров. Лучше помолчим!
Л о п а х и н. Знаете, я встаю в пятом часу утра, работаю с утра до вечера, ну, у меня постоянно деньги свои и чужие, и я вижу, какие кругом люди. Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей. Иной раз, когда не спится, я думаю: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами...»
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Вам понадобились великаны... Они только в сказках хороши, а так они пугают.
В глубине сцены проходит Епиходов и играет на гитаре.
(Задумчиво.) Епиходов идет...
А н я (задумчиво). Епиходов идет...
Г а е в. Солнце село, господа.
Т р о ф и м о в. Да.
Г а е в (негромко, как бы декламируя). О природа, дивная, ты блещешь вечным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь...
В а р я (умоляюще). Дядечка!
А н я. Дядя, ты опять!
Т р о ф и м о в. Вы лучше желтого в середину дуплетом.
Г а е в. Я молчу, молчу.
Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Это что?
Л о п а х и н. Не знаю. Где-нибудь далеко в шахтах сорвалась бадья. Но где-нибудь очень далеко.
Г а е в. А может быть, птица какая-нибудь... вроде цапли.
Т р о ф и м о в. Или филин...
Л ю б о в ь А н д р е е в н а (вздрагивает). Неприятно почему-то.
Пауза.
Ф и р с. Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.
Г а е в. Перед каким несчастьем?
Ф и р с. Перед волей.
Пауза.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Знаете, друзья, пойдемте, уже вечереет. (Ане.) У тебя на глазах слезы... Что ты, девочка? (Обнимает ее.)
А н я. Это так, мама. Ничего.
Т р о ф и м о в. Кто-то идет.
Показывается прохожий в белой потасканной фуражке, в пальто; он слегка пьян.
П р о х о ж и й. Позвольте вас спросить, могу ли я пройти здесь прямо на станцию?
Г а е в. Можете. Идите по этой дороге.
П р о х о ж и й. Чувствительно вам благодарен. (Кашлянув.) Погода превосходная... (Декламирует.) Брат мой, страдающий брат... выдь на Волгу: чей стон... (Варе.) Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать...
Варя испугалась, вскрикивает.
Л о п а х и н (сердито). Всякому безобразию есть свое приличие!
Л ю б о в ь А н д р е е в н а (оторопев). Возьмите... вот вам... (Ищет в портмоне.) Серебра нет... Все равно, вот вам золотой...
П р о х о ж и й. Чувствительно вам благодарен! (Уходит.)
В а р я (испуганная). Я уйду... я уйду... Ах, мамочка, дома людям есть нечего, а вы ему отдали золотой.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Что же со мной, глупой, делать! Я тебе дома отдам все, что у меня есть. Ермолай Алексеич, дадите мне еще взаймы!..
Л о п а х и н. Слушаю.
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Пойдемте, господа, пора. А тут, Варя, мы тебя совсем просватали, поздравляю.
В а р я (сквозь слезы). Этим, мама, шутить нельзя.
Л о п а х и н. Охмелия, иди в монастырь...
Г а е в. А у меня дрожат руки: давно не играл на бильярде.
Л о п а х и н. Охмелия, о нимфа, помяни меня в твоих молитвах!
Л ю б о в ь А н д р е е в н а. Идемте, господа. Скоро ужинать.
В а р я. Напугал он меня. Сердце так и стучит.
Л о п а х и н. Напоминаю вам, господа: двадцать второго августа будет продаваться вишневый сад. Думайте об этом!.. Думайте!..
Уходят все, кроме Трофимова и Ани.
А н я (смеясь). Спасибо прохожему, напугал Варю, теперь мы одни.
Т р о ф и м о в. Варя боится, а вдруг мы полюбим друг друга, и целые дни не отходит от нас. Она своей узкой головой не может понять, что мы выше любви. Обойти то мелкое и призрачное, что мешает быть свободным и счастливым, вот цель и смысл нашей жизни. Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там вдали! Вперед! Не отставай, друзья!
А н я (всплескивая руками). Как хорошо вы говорите!
Сегодня здесь дивно!
Т р о ф и м о в. Да, погода удивительная.
А н я. Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишневого сада, как прежде. Я любила его так нежно, мне казалось, на земле нет лучше места, как наш сад.
Т р о ф и м о в. Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест.
Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов... Владеть живыми душами - ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя, уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней... Мы отстали по крайней мере лет на двести, и у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом. Поймите это, Аня.
А н я. Дом, в котором мы живем, давно уже не наш дом, и я уйду, даю вам слово.
Т р о ф и м о в. Если у вас есть ключи от хозяйства, то бросьте их в колодец и уходите. Будьте свободны как ветер.
А н я (в восторге). Как хорошо вы сказали!
Т р о ф и м о в. Верьте мне, Аня, верьте! Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент, но я уже столько вынес! Как зима, так я голоден, болен, встревожен, беден, как нищий, и - куда только судьба не гоняла меня, где я только не был! И все же душа моя всегда, во всякую минуту, и днем и ночью, была полна неизъяснимых предчувствий. Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его...
А н я (задумчиво). Восходит луна.
Слышно, как Епиходов играет на гитаре все ту же грустную песню. Восходит луна. Где-то около тополей Варя ищет Аню и зовет: «Аня! Где ты?»
Т р о ф и м о в. Да, восходит луна.
Вот оно, счастье, вот оно идет, подходит все ближе и ближе, я уже слышу его шаги. И если мы не увидим, не узнaем его, то что за беда? Его увидят другие!
Опять эта Варя! (Сердито.) Возмутительно!
А н я. Что ж? Пойдемте к реке. Там хорошо.
Антона Павловича Чехова.
Имение помещицы Любови Андреевны Раневской. Весна, цветут вишневые деревья. Но прекрасный сад скоро должен быть продан за долги. Последние пять лет Раневская и её семнадцатилетняя дочь Аня прожили за границей. В имении оставались брат Раневской Леонид Андреевич Гаев и её приемная дочь, двадцатичетырехлетняя Варя. Дела у Раневской плохи, средств почти не осталось. Любовь Андреевна всегда сорила деньгами. Шесть лет назад от пьянства умер её муж. Раневская полюбила другого человека, сошлась с ним. Но вскоре трагически погиб, утонув в реке, её маленький сын Гриша. Любовь Андреевна, не в силах перенести горя, бежала за границу. Любовник последовал за ней. Когда он заболел, Раневской пришлось поселить его на своей даче возле Ментоны и три года за ним ухаживать. А потом, когда пришлось продать за долги дачу и переехать в Париж, он обобрал и бросил Раневскую.
Гаев и Варя встречают Любовь Андреевну и Аню на станции. Дома их ждут горничная Дуняша и знакомый купец Ермолай Алексеевич Лопахин. Отец Лопахина был крепостным Раневских, сам он разбогател, но говорит о себе, что остался «мужик мужиком». Приходит конторщик Епиходов, человек, с которым постоянно что-нибудь случается и которого прозвали «тридцать три несчастья».
Наконец подъезжают экипажи. Дом наполняется людьми, все в приятном возбуждении. Каждый говорит о своем. Любовь Андреевна разглядывает комнаты и сквозь слезы радости вспоминает прошлое. Горничной Дуняше не терпится рассказать барышне о том, что ей сделал предложение Епиходов. Сама Аня советует Варе выйти за Лопахина, а Варя мечтает выдать Аню за богатого человека. Гувернантка Шарлотта Ивановна, странная и эксцентричная особа, хвалится своей удивительной собакой, сосед помещик Симеонов-Пишик просит денег взаймы. Почти ничего не слышит и все время бормочет что-то старый верный слуга Фирс.
Лопахин напоминает Раневской о том, что имение скоро должно быть продано с торгов, единственный выход — разбить землю на участки и отдать их в аренду дачникам. Раневскую предложение Лопахина удивляет: как можно вырубить её любимый замечательный вишневый сад!
Лопахину хочется подольше остаться с Раневской, которую он любит «больше, чем родную», но ему пора уходить. Гаев обращается с приветственной речью к столетнему «многоуважаемому» шкафу, но потом, сконфуженный, вновь начинает бессмысленно произносить излюбленные бильярдные словечки.
Раневская не сразу узнает Петю Трофимова: так он изменился, подурнел, «милый студентик» превратился в «вечного студента». Любовь Андреевна плачет, вспоминая своего маленького утонувшего сына Гришу, учителем которого был Трофимов.
Гаев, оставшись наедине с Варей, пытается рассуждать о делах. Есть богатая тетка в Ярославле, которая, правда, их не любит: ведь Любовь Андреевна вышла замуж не за дворянина, да и вела себя не «очень добродетельно». Гаев любит сестру, но все-таки называет её «порочной», что вызывает недовольство Ани. Гаев продолжает строить проекты: сестра попросит денег у Лопахина, Аня поедет в Ярославль — словом, они не допустят, чтобы имение было продано, Гаев даже клянется в этом. Ворчливый Фирс наконец уводит барина, как ребенка, спать. Аня спокойна и счастлива: дядя все устроит.
Лопахин не перестает уговаривать Раневскую и Гаева принять его план. Они втроем завтракали в городе и, возвращаясь, остановились в поле у часовни. Только что здесь же, на той же скамье, Епиходов пробовал объясниться с Дуняшей, но та уже предпочла ему молодого циничного лакея Яшу. Раневская и Гаев словно не слышат Лопахина и говорят совсем о других вещах. Так ни в чем и не убедив «легкомысленных, неделовых, странных» людей, Лопахин хочет уйти. Раневская просит его остаться: с ним «все-таки веселее».
Приходят Аня, Варя и Петя Трофимов. Раневская заводит разговор о «гордом человеке». По мнению Трофимова, в гордости нет смысла: грубому, несчастному человеку нужно не восхищаться собой, а работать. Петя осуждает интеллигенцию, не способную к труду, тех людей, кто важно философствует, а с мужиками обращается, как с животными. В разговор вступает Лопахин: он как раз работает «с утра до вечера», имея дело с крупными капиталами, но все больше убеждается, как мало вокруг порядочных людей. Лопахин не договаривает, его перебивает Раневская. Вообще все здесь не хотят и не умеют слушать друг друга. Наступает тишина, в которой слышится отдаленный печальный звук лопнувшей струны.
Вскоре все расходятся. Оставшиеся наедине Аня и Трофимов рады возможности поговорить вдвоем, без Вари. Трофимов убеждает Аню, что надо быть «выше любви», что главное — свобода: «вся Россия наш сад», но чтобы жить в настоящем, нужно сначала страданием и трудом искупить прошлое. Счастье близко: если не они, то другие обязательно увидят его.
Наступает двадцать второе августа, день торгов. Именно в этот вечер, совсем некстати, в усадьбе затевается бал, приглашен еврейский оркестр. Когда-то здесь танцевали генералы и бароны, а теперь, как сетует Фирс, и почтовый чиновник да начальник станции «не в охотку идут». Гостей развлекает своими фокусами Шарлотта Ивановна. Раневская с беспокойством ожидает возвращения брата. Ярославская тетка все же прислала пятнадцать тысяч, но их недостаточно, чтобы выкупить имение.
Петя Трофимов «успокаивает» Раневскую: дело не в саде, с ним давно покончено, надо взглянуть правде в глаза. Любовь Андреевна просит не осуждать её, пожалеть: ведь без вишневого сада её жизнь теряет смысл. Каждый день Раневская получает телеграммы из Парижа. Первое время она рвала их сразу, потом — сначала прочитав, теперь уже не рвет. «Этот дикий человек», которого она все-таки любит, умоляет её приехать. Петя осуждает Раневскую за любовь к «мелкому негодяю, ничтожеству». Сердитая Раневская, не сдержавшись, мстит Трофимову, называя его «смешным чудаком», «уродом», «чистюлей»: «Надо самому любить… надо влюбляться!» Петя в ужасе пытается уйти, но потом остается, танцует с Раневской, попросившей у него прощения.
Наконец появляются сконфуженный, радостный Лопахин и усталый Гаев, который, ничего не рассказав, тут же уходит к себе. Вишневый сад продан, и купил его Лопахин. «Новый помещик» счастлив: ему удалось превзойти на торгах богача Дериганова, дав сверх долга девяносто тысяч. Лопахин поднимает ключи, брошенные на пол гордой Варей. Пусть играет музыка, пусть все увидят, как Ермолай Лопахин «хватит топором по вишневому саду»!
Аня утешает плачущую мать: сад продан, но впереди целая жизнь. Будет новый сад, роскошнее этого, их ждет «тихая глубокая радость»…
Дом опустел. Его обитатели, простившись друг с другом, разъезжаются. Лопахин собирается на зиму в Харьков, Трофимов возвращается в Москву, в университет. Лопахин и Петя обмениваются колкостями. Хотя Трофимов и называет Лопахина «хищным зверем», необходимым «в смысле обмена веществ», он все-таки любит в нем «нежную, тонкую душу». Лопахин предлагает Трофимову деньги на дорогу. Тот отказывается: над «свободным человеком», «в первых рядах идущим» к «высшему счастью», никто не должен иметь власти.
Раневская и Гаев даже повеселели после продажи вишневого сада. Раньше они волновались, страдали, а теперь успокоились. Раневская собирается пока жить в Париже на деньги, присланные теткой. Аня воодушевлена: начинается новая жизнь — она закончит гимназию, будет работать, читать книги, перед ней откроется «новый чудесный мир». Неожиданно появляется запыхавшийся Симеонов-Пищик и вместо того, чтобы просить денег, наоборот, раздает долги. Оказалось, что на его земле англичане нашли белую глину.
Все устроились по-разному. Гаев говорит, что теперь он банковский служака. Лопахин обещает найти новое место Шарлотте, Варя устроилась экономкой к Рагулиным, Епиходов, нанятый Лопахиным, остается в имении, Фирса должны отправить в больницу. Но все же Гаев с грустью произносит: «Все нас бросают… мы стали вдруг не нужны».
Между Варей и Лопахиным должно, наконец, произойти объяснение. Уже давно Варю дразнят «мадам Лопахина». Варе Ермолай Алексеевич нравится, но сама она не может сделать предложение. Лопахин, тоже прекрасно отзывающийся о Варе, согласен «покончить сразу» с этим делом. Но, когда Раневская устраивает их встречу, Лопахин, так и не решившись, покидает Варю, воспользовавшись первым же предлогом.
«Пора ехать! В дорогу!» — с этими словами из дома уходят, запирая все двери. Остается только старый Фирс, о котором, казалось бы, все заботились, но которого так и забыли отправить в больницу. Фирс, вздыхая, что Леонид Андреевич поехал в пальто, а не в шубе, ложится отдохнуть и лежит неподвижно. Слышится тот же звук лопнувшей струны. «Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву».
Материал предоставлен интернет-порталом briefly.ru, составитель Е. В. Новикова