19 марта, на первой неделе Великого поста, паломники Знаменского храма отправились на экскурсию по православным музеям Москвы. В один день нашим прихожанам предстояло помолиться за литургией в храме святителя Николая в Толмачах, побывать в музее русской иконы и Афонском подворье. Насыщенная программа не испугала наших путешественников, и многие взяли с собой в паломничество детей.
Первым посещённым местом был храм Святителя Николая в Толмачах. Это уникальный храм-музей, расположенный в Замоскворечье. Сегодня он обладает статусом домовой церкви при Третьяковской галерее. Здесь созданы все необходимые условия для хранения уникальных святынь, являющихся духовным и культурным достоянием нашего народа. Раз в год на праздник Святой Троицы из залов Третьяковской галереи в храм приносится икона «Троица», написанная Андреем Рублёвым. В интерьере храма представлено более 150 единиц хранения из собрания Третьяковской галереи. Так, например, в храме-музее в специально оборудованном киоте хранится величайшая святыня и всемирно известное произведение искусства – Владимирская икона Божией Матери. Её пребывание в храме при Третьяковской галерее подчёркивает религиозную и художественную ценность святыни. Здесь же находятся особо почитаемые иконы Божией Матери «Иверская» и «Утоли моя печали», Дмитровский крест и мощевик. Перед литургией паломники приложились к иконам Божией Матери «Владимирская» и Николая Чудотворца, мощам угодников Божиих. Многим удалось принять участие в таинстве Евхаристии.
Музей русской иконы не впервые встречает наших паломников. Увлекательная и познавательная экскурсия проходила в дружеской обстановке. И взрослые, и дети внимательно слушали рассказ экскурсовода, наперебой задавая ему самые неожиданные вопросы.
Завершилось наше путешествие на Афонском подворье в Москве. В Греции на священной горе Афон находится Свято-Пантелеймонов монастырь (Россикон, Новый Руссик). В Москве же, в районе Таганки, обустроено его представительство, Афонское подворье. Главный монастырский храм – святого великомученика Никиты на Швивой горке – возведён в XVI веке. На московском подворье хранятся частицы святых мощей целителя Пантелеймона и преподобного Силуана, переданные монастырю с Афона.
На обратном пути паломники посмотрели фильмы, посвящённые 200-летию Знаменского храма села Старая Кашира и истории паломничества. Поездка подарила всем множество новых знаний и впечатлений, главное из которых – то, что время Великого поста можно проводить интересно, с пользой для ума и души.
Скажи "храм искусства", и всякий поймет, что речь о музее. При том, что между храмами и искусством на деле сейчас идет нешуточная война. Она включает в себя и спор о культурных ценностях, когда-то изъятых у Церкви и переданных музеям, и настороженное отношение Церкви к художественным акциям, задевающим религиозные чувства верующих. Неожиданно один из самых известных в стране музейщиков, директор Эрмитажа Михаил Пиотровский и наместник знаменитой Александро-Невской лавры, епископ Выборгский Назарий (Лавриненко) решились выйти на настоящий диалог. Корреспондент "РГ" стал его свидетелем.
Время поиска решений
Что вы ставите целью вашего диалога?
Епископ Назарий: В начале у нас с Михаилом Борисовичем диалога не получалось. Каждый держался своей позиции. Но в последние годы стало очевидно, что надо начинать конструктивный разговор. Иначе мы доведем состояние дел до тупика. Святейший Патриарх советует нам во всех резонансных событиях обязательно разговаривать с людьми другой позиции. И вот мы с Михаилом Борисовичем встретились. Я после встречи не сказал "нам от музеев ничего не надо", и он не заявил "заберите все, что хотите", но, поговорив, мы увидели, где и какие возможны компромиссы.
Михаил Пиотровский: Я не люблю пренебрежения к разговорам: "Ну, мол, это все говорильня". Говорильня очень важная часть нашей жизни. Мы, во-первых, по-человечески общаемся друг с другом, а во-вторых, вырабатываем общие рецепты. Причем найденный рецепт решения вовсе не обязывает нас отказываться от принципиальных позиций. Хотя самое принципиальное для нас - это понимание, что культура и Церковь заняты одним делом: они делают человека лучше. Но по-разному.
Епископ Назарий: У нас есть замечательный пример взаимодействия - Эрмитаж вернул нам центральное паникадило Троицкого собора. Конечно, не без борьбы. Но тем не менее...
Михаил Пиотровский: Паникадило это попало в Эрмитаж после разграбления Троицкого собора. А когда во время войны у нас в Петровском зале страшным образом, без возможности восстановления, разбилась серебряная люстра, паникадило нас "спасло", освещая Малый Тронный зал. Но мы понимали, что есть смысл и в его возвращении в Троицкий собор. Поэтому мы, немало подискутировав, на заседании ученого совета решили: оно нам послужило, но его культурная роль сыграна, и мы можем его с благодарностью возвратить. Правда, у нас в Петровском зале потом долго ничего не было, но сейчас уже нашли.
Каких позиций вы придерживаетесь в вопросе о возвращении Церкви музейных ценностей?
Епископ Назарий: Как человек Церкви, я стою на позиции: то, что было у Церкви отнято, должно вернуться. Но вот просто так "взять и забрать", как и "взять и оставить", нельзя. Михаил Борисович не держит отнятое у себя на даче, да и я не на дачу хочу его взять. Эрмитаж госучреждение, Церковь - огромная общественная организация, надо учитывать все тонкости: и политику государства, и закон о музейных ценностях, и мнение множества людей, как церковных, так и светских. Я считаю, что время компромиссов еще не пришло. Нам надо до конца выяснить позиции, учесть все случившееся до нас, замолить чужие грехи. Но мы уже понимаем, что искать компромиссы можно и нужно. Для начала, мне кажется, мы должны были бы найти и принять "нулевой вариант". Для меня он выглядит так: из всего церковного, находящегося в музеях, прежде всего надо вернуть Чудотворные иконы и мощи. Они имеют сакральное значение и являются предметами поклонения. Тем более что музеи часто хранят Чудотворные иконы, которые по своей художественной ценности не так уж для них значимы. И мощи лежат где-то там в шкафах.
Михаил Пиотровский: Что касается мощей, я абсолютно согласен. Мы подготовили список - в Эрмитаже хранится около 50 частиц мощей - к возможной передаче их Церкви. Все было уже оговорено, но при передаче мощей в Кремле выяснилось, что вместе с частицами мощей должны быть переданы и мощехранительницы, которые представляют художественную ценность, и все в Москве застопорилось. И мы за ними остановились. Но все подготовлено к тому, чтобы это сделать. Мы, кстати, передали мощи святых Армянской церкви.
Епископ Назарий: Я бы поставил также вопрос и о возвращении Церкви евхаристических сосудов, потому что в них происходило Таинство Евхаристии. Есть вопросы и по надлежащему хранению святынь. Я видел сам лично при переезде Музея истории религии из Казанского собора, что богослужебные сосуды стоят в тех же самых ящиках, в которых их когда-то забирали из Церкви, без номеров, без учета.
Михаил Пиотровский: Каждый такой случай, я думаю, нужно обсуждать. Возможно, что для переезда ящики использовали вторично. На самом деле учет велся очень тщательно, поскольку всё, что забиралось из церквей, предназначалось для переплавки. А в музеях осталось то, что удалось спасти.
Вещь в другом контексте
Церковь хочет получить обратно когда-то взятое у нее, а музеи сопротивляются этому. Чем обосновывается это сопротивление?
Михаил Пиотровский: Историческая роль музеев всегда состояла в том, чтобы сохранять культурное наследие, частью которого является и церковное наследие, и дальше передавать его в несколько ином контексте. Скажем, христианство уничтожало античные скульптуры...
Епископ Назарий: Надеюсь, вы лучше меня знаете, что и с пирамид стесывали имя предыдущего фараона...
Михаил Пиотровский: Да, но в то же время - под эгидой христианства же - возникли музеи, куда античные скульптуры переходили уже как музейные вещи. Действительно, во времена революций попирались культурные ценности противников, но одна из функций музеев - вынимать вещи из предыдущего контекста, называть их искусством и, уже независимо, сохранять. И они, кстати, приобретают в музеях новые грани. Религиозные предметы, изъятые у Церкви и находившиеся в музеях в советское время, определенным образом воспитывали публику. В том числе и религиозно. К полотнам Рафаэля всегда приводили детей, чтобы рассказать им о Библии. И кто такой апостол Павел в советское время узнавали из картины великого Веронезе "Обращение Савла".
Епископ Назарий: Выставленная в музее, как картина, икона не теряет своего сакрального содержания, это так, но это не от музея зависит.
Михаил Пиотровский: Однако в музеи приходят люди, которые не придут в церковь. Поэтому очень важно, чтобы они встречались у нас с церковным искусством.
Епископ Назарий: Любой может прийти как в музей, так и в храм. Мы же не спрашиваем на пороге храма: верующий ты или нет? Человек приходит, и всё. Но хочу заметить, что музейные специалисты хорошо знают церковное искусство только с точки зрения искусства. А с точки зрения внутреннего духовного содержания, которым пропитана каждая деталь, увы, его не знают даже самые великие арткритики. Поэтому не надо обольщаться, что люди, которые ходят в музеи и не ходят в церковь, так уж поймут суть веры.
Михаил Пиотровский: Но в музее о многом узнают больше, чем в храме. Музеи - учреждения образовательные. Хотя, наверное, некоторые вещи можно узнать только в храме. В церкви и музее - разные контексты восприятия. И, учитывая возникшую новую музейную функцию по отношению к уже изъятой из церковного контекста вещи, нужно в каждом случае отдельно обсуждать и решать: здесь вынимание из контекста нормально, а здесь оно по большому счету не соответствует смыслу вещи, как в случае с мощами в музее.
Спор о раке
Михаил Пиотровский: И тут для нас очень показательна история, которая сейчас у всех на слуху: с надгробием Александра Невского. Это не икона, не предмет поклонения.
Епископ Назарий: Однако от сакрального начала рака не свободна. Соприкоснувшееся со святыми мощами для верующего также становится святыней. И икона освятится, если в нее будут помещены мощи.
Михаил Пиотровский: Но для нас это как раз вещь, изъятая из контекста и обретшая в музее новый контекст. Ее новая функция активно вписалась в жизнь Эрмитажа. Да, ее отняли у Церкви, но оглянемся на историю: когда-то Петр отнял мощи Александра Невского у Владимира и перенес в Петербург, не возвращать же их теперь во Владимир?
Епископ Назарий: Мощи не отчуждались из Церкви, они в ней остались, хотя, наверное, сами владимирцы не ликовали по поводу указа императора.
Михаил Пиотровский: Но теперь не мощи, а надгробие стоит в Зимнем дворце, вся внутренняя программа которого построена как символ военного торжества России: фельдмаршальский зал, военная галерея, Александр I на всех углах. И Александр Невский с его победами над немцами на Неве изображен на наших барельефах. И поэтому его надгробие совершенно замечательно вписалось в общую историческую и символическую "схему" Зимнего дворца. Наш Музей-дворец если что-то не принимает, так не принимает. А эту вещь он "принял". Миллионы людей приходят именно в Эрмитаж посмотреть на нее. Я считаю, что ничего плохого не будет, если надгробие останется в музее, а для хранения мощей святого будет изготовлена и освящена копия. Тем более что, будучи освященной и соприкоснувшись с мощами, эта копия приобретет сакральный смысл.
Епископ Назарий: Но если рака будет у нас, то и в храм больше людей будут идти. Но главное - она будет стоять на своем месте! Если что-то было сделано именно для хранения святыни в храме, согласитесь, есть торжество справедливости в том, чтобы оно соответствовало своему предназначению. И от ее музейной функции на этом месте не убавится. А вот в Эрмитаже, она, извините, стоит в Танцевальном зале.
Михаил Пиотровский: Нет, он называется Концертный, хотя концертов в нем никогда на бывает. Это всего лишь название одного из парадных залов Зимнего дворца. Не переименовывать же его?
Епископ Назарий: Но это все надо постараться объяснить. Потому что один из главных аргументов сторонников изъятия раки: она не там стоит. Мы с уважением относимся к музеям и работающим в них квалифицированным специалистам, столько сил отдавшим сохранению церковных ценностей. Та же самая рака святого Александра Невского была не один раз спасаема ими от переплавки! Эти усилия нужно высоко оценивать и быть благодарными. Но по поводу судьбы раки совет по культуре при Патриархе, сам Святейший Патриарх выработают позицию. И я, даже если буду иметь несколько другой взгляд, подчинюсь соборному разуму, как у нас это принято. Однако, самое главное, мы уже сейчас понимаем, что "разрулим" ситуацию. Это, не в шутку, резонансное дело, и надо искать максимально приемлемые способы его решения.
Михаил Пиотровский: Сначала надо копию изготовить. Кроме "нулевых решений", есть так называемые отложенные. Вопрос о надгробии Александра Невского можно пока отнести к таким. Я специально говорю "надгробие", "саркофаг", а не рака, потому что рака - это все-таки гроб деревянный...
Епископ Назарий:. ..который тоже находится в Эрмитаже.
Михаил Пиотровский: Да, он тоже у нас - это древняя, расписанная рака...
Это история требует прецедентного решения?
Михаил Пиотровский: Я давно - владыка знает - веду переписку по поводу надгробия. И моя позиция такова: раз возникшее после революции государство грабило и Церковь, и музеи, и идеология его часто была примитивно проста: забрать, продать, переплавить, то теперь моральная обязанность государства - возместить отобранное у Церкви. И долг государства не должен сводиться к легким формам передачи туда-сюда. Нужно решение, которое и вернет долг Церкви, и не повредит российской культуре.
Это не погоня за полутора тоннами серебра
У вас уже есть примеры решений, которое устраивало бы обе стороны?
Михаил Пиотровский: У лавры был знаменитый случай с Русским музеем...
Епископ Назарий: Я шесть или семь лет боролся за то, чтобы не передавать обратно в музей картину Григория Угрюмова "Торжественный въезд Александра Невского в город Псков...", которая была у нас на ответственном хранении, а ранее - до революции - была подарена Троицкому собору лавры Екатериной II. Я не отдавал ее, потому что слышал: "Вы заплатите, мы сделаем копию, а подлинник заберем". В конце концов все-таки Русский музей согласился сделать копию за свой счет. Мы привезли ее, и она встала у нас как на свое место. А подлинник мы передали музею на год раньше. Я потом говорил Владимиру Гусеву: "Когда мы передавали вам подлинник, прессы не было, зато какой пресс-бал вы закатили в Мраморном дворце на тему: "Русский музей написал копию в лавру!".
Михаил Пиотровский: Ситуации, когда Церковь и музеи идут навстречу друг другу, не надо замалчивать.
Владыка Назарий: У нас есть прецеденты взаимосотрудничества. К 1000-летию Крещения Руси музеи передали лавре 15 предметов для временного размещения. Мы ежегодно подаем о них сведения, подтверждаем нашу ответственность за них. За переданным нам продолжается музейный контроль..
Михаил Пиотровский: Эта история с передачей картины в музей - очень хороший пример. И мы очень ценим то, что делает Церковь.
Епископ Назарий: В нашей жизни публика обычно ищет только примеры твердолобости. Нет, если есть резон и серьезные аргументы, Церковь может идти на компромиссы. А не только "хапать", как пишут обозленные блогеры: "Церкви захотелось полторы тонны серебра". Но серебро важно лишь потому, что столь великому святому не подобает быть в пластмассе. Нам не нужно, чтобы государство привезло полторы тонны серебра слитком. Столько серебра мы за недолгое время перерабатываем в нашей официальной ювелирной мастерской, в которой оно превращается в кресты, ризы для икон. Так что полторы тонны серебра, если кому-то они так уж понадобятся для благого дела, мы смогли бы и сами подарить.
50 частиц мощей хранится в Эрмитаже. Музей приготовил их список для передачи Церкви
Музей в церкви
Михаил Пиотровский: Все-таки недаром одна из важных тем нашей кафедры на философском факультете "Музеи и церкви". Я думаю, что скоро станут актуальными церковные музеи, их надо развивать.
Епископ Назарий: До революции они были обычным делом. У нас в лавре было знаменитое Древлехранилище. И сейчас есть предметы, достойные музеефикации, и мы заканчиваем ремонт помещений под музей.
Михаил Пиотровский: Это особый тип музея. У нас на кафедре уже учатся люди, которые будут работать именно в церковных музеях.
Епископ Назарий: В светских музеях и в Церкви многое организовано по-разному. Научная реставрация, например, преследует цель максимально расчистить и зафиксировать сохранившееся изображение, а церковная восполняет его, но так, чтобы в любой момент можно было бы все снова вернуть в первоначальное состояние.
Михаил Пиотровский: Действительно, музейщикам по венецианской хартии ничего нельзя добавлять при реставрации картин. Хотя художники-реставраторы Эрмитажа тонируют изображение, чтобы человек видел целое. А в церкви, я считаю, допустима обратимая реставрация, о которой говорил владыка. И очень важно эти особенности церковной реставрации возродить и сохранить. И "церковная археология" - это отдельная археология, у нее свои эстетические принципы и немного другой настрой.
Основные кадры - эксперты, специалисты - для церковных музеев будут приглашаться из музейного мира или выращиваться внутри Церкви?
Епископ Назарий: В наших учебных заведениях появились иконописные отделения, читают курсы "церковной археологии". Но, конечно, самому музейному делу, искусствоведению, нам необходимо будет учиться у музеев. И я думаю, что они не откажут нам в помощи, несмотря на разногласия. Мы не можем с Михаилом Борисовичем позволить себе поссориться как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем.
Церковь в музее
Как решился вопрос с дворцовой церковью в Эрмитаже? Будут ли в ней проходить службы?
Михаил Пиотровский: Церковь Зимнего дворца сейчас реставрируется, только что прошел конкурс на реставрацию иконостаса. В нем, кстати, есть части, я показывал владыке, которые в принципе можно восстановить. Мы уже обсуждали с ним, что, отреставрировав иконостас, мы поместим в киотах византийские иконы из самых лучших, что есть у нас, чтобы они были в двойной функции - музейной и церковной. И 25 декабря, в день изгнания неприятелей из пределов Отечества, обязательно будем проводить в храме церковную службу. Этот праздник был когда-то государственным, но потом из светского календаря выпал и остался только церковным. А мы хотели бы возродить его и в светском варианте: в церкви - молебен, в Зимнем дворце - маленький парад.
Епископ Назарий: Ну и престольный праздник обязательно...
Михаил Пиотровский: Да, но нам надо находить приемлемое для обеих сторон решение. Службы у нас не могут быть частыми, в музейном режиме нельзя жечь свечи, отпевать покойников и устраивать венчания.
Гарантии и технологии
Церковь может спокойно принять возвращаемые ей музеями ценности и гарантировать их сохранность?
Епископ Назарий: Мы часто слышим обвинение: Церковь не сумеет хранить музейные ценности. Доля правды в этом есть. Не любой храм или монастырь может квалифицированно хранить культурный шедевр. Но с полной ответственностью говорю: лавра может. У нас есть и реставрационная мастерская, и опытные специалисты, и возможность показывать предметы, обладающие большой культурной ценностью, в экспозиции нашего музея. Забирая к себе тот или иной раритет, мы точно не ограничиваем его музейную жизнь. Обнаружив в Федоровской церкви 30 надгробий над захоронениями грузинских царей, оказавшихся в российской столице после Георгиевского пакта, мы выложили столько денег, чтобы их музеефицировать - воссоздать, покрыть специальными стеклами! Но я не отрицаю, что есть храмы, где культурный шедевр можно потерять. Когда я иногда посещаю старинные храмы Ярославской области и вижу как заботливо протирают прекрасные иконы со вздыбившимся красочным слоем, меня это вводит в предынфарктное состояние. А к тому же еще и храм не отапливаемый, о вентиляции и не слышали... Хочется просто взять бригаду реставраторов и приехать на консервационные работы. Мне кажется, при Духовных академиях необходимы академические курсы для тех, кто хочет посвятить себя церковному искусству. И мы должны опираться на опыт музеев.
Церкви нужны современные музейные технологии?
Епископ Назарий: Конечно! Мы не дилетантски настроены, привлекаем к реставрационной работе только лицензированных специалистов, хотя они намного дороже. Михаил Борисович, вы не удивитесь, если я скажу, что некоторые работники Эрмитажа у нас трудятся...
Михаил Пиотровский: Ну почему бы и нет, если после основного рабочего дня.
Епископ Назарий: Монастырям и храмам кроме экспозиций нужны еще и специальные места хранения, устроенные по всем правилам, с обусловленной температурой и т.д. В связи с этим меня посетила вот какая "крамольная", но важная мысль. Если бы сложилось настоящее взаимопонимание у Церкви и музеев, наши иконы - культурные шедевры - мы могли бы при необходимости храниться в музейных хранилищах. С условием, что они остаются нашими, а, когда необходимо, мы берем их на службу или для экспозиции в церковном музее. Мы составляли бы договор о передаче их на хранение, а в качестве платы могли бы давать музею возможность их экспонировать.
Михаил Пиотровский: Правильно. Именно такие динамичные схемы должны работать в ХХI веке. При этом нужны система гарантий, электронное слежение и т. д. Я считаю, что музейные вещи временно могут быть в Церкви, а церковные - временно в музее и становится там объектом научного исследования. У нас есть опыт, и этот опыт важнее, чем спор.
Прямая речь
Михаил Пиотровский. Фото:Алексей Даничев / РИА Новости www.ria.ru
Епископ Назарий. Фото:Станислав Марченко
Михаил Пиотровский: Религиозные предметы, изъятые у Церкви и находившиеся в музеях в советское время, определенным образом воспитывали публику. В том числе и религиозно. К полотнам Рафаэля всегда приводили детей, чтобы рассказать им о Библии. И кто такой апостол Павел в советское время узнавали из картины великого Веронезе "Обращение Савла".
И в музее о многом узнают больше, чем в храме, поскольку музеи - учреждения образовательные. В Церкви и музее разные контексты восприятия. И нужно в каждом случае отдельно обсуждать и решать: здесь вынимание из контекста нормально, а здесь оно по большому счету не соответствует смыслу вещи, как в случае с мощами в музее.
Епископ Назарий: И вот мы с Михаилом Борисовичем встретились. Я после встречи не сказал "нам от музеев ничего не надо", и он не заявил "заберите все, что хотите", но, поговорив, мы увидели, где, как и какие возможны компромиссы. И у нас уже есть замечательный пример взаимодействия - Эрмитаж вернул нам центральное паникадило Троицкого собора.
Мы с уважением относимся к музеям и работающим в них квалифицированным специалистам, столько сил отдавшим сохранению церковных ценностей. Та же самая рака святого Александра Невского была ни один раз спасаема ими от переплавки! Эти усилия нужно высоко оценивать и быть благодарными.
Кстати
Ковчег с мощами более 30 святых перенесен из запасников Третьяковской галереи в храм-Музей святителя Николая в Толмачах. В ковчеге хранятся мощи таких святых, как апостолы Петр и Павел, святители Иоанн Златоуст, Василий Великий, Григорий Богослов, Николай Чудотворец.
"Сегодня вся Церковь радуется, потому что святые обрели свой дом", - сказал настоятель храма протоиерей Николай Соколов.
В храме-Музее святителя Николая в Толмачах, который является отделом Третьяковки, уже 20 лет как возобновлены богослужения. Ранее в этот храм были перенесены на хранение великие христианские святыни: Владимирская икона Божьей Матери, Иверская икона Божией Матери, чудотворный Дмитровский крест.
Сергей Чапнин
Перенесение Торопецкой иконы из Русского музея в православный храм вызвало бурные общественные дискуссии. Против обычного обсуждение оказалось конструктивным и стало основой для создания двух законопроектов, один из них регулирует вопросы передачи религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной и муниципальной собственности, а второй – реставрации тех объектов религиозного назначения, которые имеют историческое и художественное значение и уже находятся в собственности религиозных организаций. Заявление министра культуры о том, что проекты законов уже готовы, вызвали новую волну дискуссий.
Забота о предметах церковного искусства – общее дело музеев, государства и Церкви. Однако ситуацию нельзя назвать благополучной. Что делать?
Основные принципы отношения к культурному наследию весьма просты. Во-первых, сохранность. Во-вторых, доступность. К сожалению, нельзя сказать, что современные музеи в России выполняют эти задачи успешно. Да, есть замечательные музейные хранители, есть музеи, которые могут оплачивать лучших реставраторов, но таких музеев немного. С сохранностью музейного фонда сегодня большие проблемы. С доступностью проблем не меньше. В экспозиции находится от 3 до 5 процентов музейных коллекций. Всё остальное лежит в запасниках, доступ в которые весьма затруднен. Таким образом, на сегодняшний день доступность музейных коллекций – это миф. По самым скромным подсчетам в запасниках российских музеев находятся более 200 000 икон, которые могут увидеть только специалисты.
Музеи заинтересованы в том, чтобы информация о состоянии музейных фондов оставалась тайной за семью печатями. О том, насколько остро стоит проблема, говорит конфликт между руководством Эрмитажа и аудиторами Счетной палаты, весьма подробно освещавшийся в СМИ в 2000-м году. Причиной конфликта стали выводы аудитора Счетной палаты Петра Черноморда, сделанные по результатам проверки Эрмитажа и утвержденные постановлением Коллегии Счетной палаты № 5 (197) от 18 февраля 2000 года.
Петр Черноморд формулирует проблемы жестко и однозначно: “Руководством Государственного Эрмитажа неправомерно поручалось выполнение реставрационных и иных работ коммерческим организациям, не имеющим лицензии на соответствующие виды деятельности Специальным научно-реставрационным производственным мастерским, не имеющим в нарушение Федерального закона “О лицензировании отдельных видов деятельности” лицензии на осуществление работ по ремонту и реставрации особо ценных объектов культурного наследия народов России. За 1998-1999 годы мастерскими неправомерно выполнены реставрационные работы на сумму 17,8 млн. рублей”.
В 2006-м году новый шок. Кражи из Эрмитажа с театральным возвратом одного из предметов через мусорный бак. Тогда во время внутримузейной проверки в русском отделе Эрмитажа была выявлена пропажа 221-го экспоната. Оказавшись под подозрением, прямо во время проверки скончалась одна из эрмитажных хранительниц – Лариса Завадская. Позднее ее муж, Николай Завадский, предстал перед судом по обвинению в краже более чем 70-ти экспонатов из числа пропавших. Суд приговорил Завадского к пяти годам лишения свободы, а также удовлетворил гражданский иск в пользу Эрмитажа в размере более 7,3 млн. рублей.
Комментируя пропажу, телеведущий и литератор Александр Архангельский заметил: “То, что пропала 221 единица хранения, это ужасно. Но почему все узнали о том, что они пропали? Потому что хранители и дирекция Эрмитажа по доброй воле внесли в общую опись, хранящуюся в музее, опись тех ценностей, которые находились в этом отделе. А что это за ценности? В основном то, что Советское государство украло у Церкви, и прятало, и заставляло музейщиков прикрывать свои действия. Музейщик обязан хранить. Такова его функция, он сам далеко не всегда интересуется, кто, откуда и по каким причинам передал предметы в музей. Ему в официальном порядке передали некие предметы, и он, исполняя государственный заказ, это все сохраняет. При этом сохраняется вот такая странная ситуация: в хранилище стоит ящик, в нем – шесть тысяч предметов. И есть маленькая тетрадочка, где содержится опись этих шести тысяч предметов”.
Дело о хищениях из Эрмитажа вызвало большой общественный резонанс – в результате была создана правительственная комиссия для проверки всех музейных фондов России. На конец октября 2008 года из 83 миллионов проверенных комиссией предметов, музеями не была предъявлена значительная часть – порядка 86 тысяч.
Описывая ситуацию в музеях, я далек от мысли, что в Церкви хранение культурных ценностей налажено лучше. И здесь есть свои проблемы: кражи икон из храмов перестали быть чем-то исключительным, реставрация ведется с серьезными ошибками и издержками, во многих епархиях нет никаких контролирующих реставрационную деятельность органов.
Забота о сохранении культурного наследия до сих пор не осознана как задача всей Церкви.
Конечно, есть положительные примеры организации охраны, реставрации и экспонирования, но сугубо церковных среди них крайне мало.
В основном это примеры удачного сотрудничества конкретных храмов и конкретных музеев: Троице-Сергиева Лавра, храм святителя Николая в Толмачах (теперь к историческому названию принято добавлять “при Третьяковской галерее”), московский Новодевичий монастырь (в ближайшее время мы станем свидетелями перевода монастырского комплекса из совместного с музеем исключительно в церковное ведение), очень перспективно выглядит ситуация на Соловках после того, как в 2009 году наместник Соловецкого монастыря назначен директором государственного музея.
Конечно, нельзя исключать из этой схемы и государство. Возникает уникальная, небывалая ситуация – государственное движимое имущество, имеющее особый статус охраны, безвозмездно передается Церкви. Отдельный закон – это хорошо и правильно, но этого мало. Необходим более масштабный документ – конкордат, иначе остается слишком много препятствий не только для развития полноценного сотрудничества по сохранению культурных ценностей, но и в других сферах.
Если же говорить о собственности, то отношение к ней должно быть дифференцированным. Например, можно выделить три категории церковного имущества, находящегося в музеях:
Первая – собственно музейные коллекции, формировавшиеся как до октябрьского переворота (например, часть коллекции Русского музея), так и переданные в музеи современными коллекционерами (полагаю, Церковь не будет требовать возвращения предметов из собрания Глеба Покровского, переданного в 2009 году в дар Центральному музею древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева).
Вторая – иконы и церковная утварь, спасенные от уничтожения, т.е. привезенные из экспедиций и т.п.
Третья – конфискованное (награбленное) большевиками церковное имущество.
Статус предметов в каждой из категорий должен быть по возможности четко определен. Возможно, необходимо разработать и общую шкалу степени сохранности. Возможно, следует по-разному относиться к шитью, к иконе, к утвари из металла и камня.
Говоря о том, что музейщики и реставраторы сохранили многие предметы церковного искусства, не стоит забывать, что не для музеев написаны иконы, не для музеев сшиты церковные облачения и покровы на раки святых. Это выражение веры, материальное свидетельство о сердечной молитве и личном опыте богообщения. Отчуждать эти предметы от храма, выносить их из литургического контекста далеко не всегда оправданно.
Тем более опасной выглядит риторика упоминавшегося выше Пиотровского, который утверждает, что “Музей – такая же святыня, как храм”. Другими словами, музей и храм равноправны не только в отношении к культурному наследию, но и в абсолютном, “священном” смысле. Возможно, попытка придать сакральный статус музею кому-то покажется наивной, но только на первый взгляд. За этими словами проглядывает еще одна попытка оторвать культуру от культа, придать культуре полную самостоятельность, сакральный статус, “уравнять в правах” с религией.
Любопытно, что это лишь промежуточная цель.
В том же абзаце Пиотровский проговаривается: “В церкви доступность вещи ограниченна. В музейном пространстве икона не теряет возможности общения с человеком, верующим или нет. В храме с человеком светским она не общается”. Другими словами конечная цель Пиотровского доказать, музей лучше, чем храм. Музей “сакральнее” храма. Но без подтасовки фактов доказать этот тезис невозможно.
Выше я уже говорил о том, что доступность культурных ценностей в музеях – миф. По всей видимости, Пиотровский это прекрасно понимает и пытается перекрыть один миф другим – о якобы недоступности иконы, находящейся в храме, для светского человека. Странное, безосновательное утверждение.
Государство и музейное сообщество сегодня не справляются с задачей сохранения культурных ценностей. Конечно, признать это трудно, но все-таки необходимо. Если же набраться мужества и сделать первый шаг, то вполне понятным становится и второй – поиск надежных партнеров для решения поставленной задачи. Русская Православная Церковь, безусловно, надежный и заинтересованный партнер.
Однако каждой из сторон следует изучить и оценить риски, которые при таком сотрудничестве возникают. Понятно, что передача ценностей не будет одномоментной.
Но в каких масштабах она будет происходить? Кто этим будет заниматься? Где и какие будут нужны помещения для экспозиций и хранения? Какой режим охраны потребуется? Что такое изготовление капсул для хранения отдельных святынь? Как организовать мониторинг состояния икон? Кто, как и где будет вести реставрационные работы такого значительного объема? Боюсь, что на эти вопросы сегодня не только нет ответа, но и сами вопросы еще не поставлены.
Церкви нужны не отдельные специалисты и не отдельные помещения, а целая система, которую предстоит создать практически с нуля. Парадокс же заключается в том, что сегодня в Церкви нет даже соответствующего административного учреждения. За культурное наследие в Церкви сегодня отвечают все и никто.
Между тем, еще в 2006 году в ходе консультаций между Управлением делами Московской Патриархии и Росохранкультурой звучали предложения по созданию Синодального отдела по культуре, в котором два основных отдела занимались бы движимым и недвижимым имуществом соответственно. Предполагалось, что такой синодальный отдел мог бы работать в тесном сотрудничестве с Росохранкультурой и его территориальными управлениями.
А пока эмоциональные дискуссии продолжаются… И на всплеске эмоций возникает ложная дилемма: или-или. Или музей, или храм. В пылу споров исключаются совместные проекты – церковные музеи, храмы с музейными экспозициями. И все-таки я не могу себе представить, что музеи и Церковь поссорятся, разойдутся в разные углы.
В 2007 году Борис Боярсков, в то время руководитель Росохранкультуры, утверждал, что Русская Православная Церковь является крупнейшим в стране пользователем и собственником объектов культурного наследия. Около 95% всех памятников религиозного назначения находится в пользовании либо в собственности приходов и монастырей РПЦ.
Церковь и музеи обречены на сотрудничество. Да, время от времени будут и конфликты. Но единственный разумный путь – всеми доступными средствами развивать взаимодействие. Для этого:
– государство должно создать необходимую правовую базу и предоставить финансовое обеспечение;
– музейщики должны отказаться от бесполезных попыток сакрализации своей деятельности и трезво оценить возможности по сохранению фондов;
– Церковь призвана осознать свою ответственность за культурное наследие и деятельно включиться в его сохранение.
Нам всем крайне необходима новая концепция музейной работы, организации экспозиции, но это тема отдельного разговора.
Единичного памятника культовой (преимущественно православной) архитектуры с целью сохранения и раскрытия его культурно-исторической ценности, на что направлена экспозиционная интерпретация.
Храм Спаса-на-крови в Петербурге
Музеем-храмом принято считать только памятник, музеефицированный как музей, когда средства музейной интерпретации направлены на раскрытие значения самого памятника. Церкви, приспособленные под посторонние экспозиции, не связанные с самим памятником, к музеям-храмам не относятся. Характер экспозиции в музее-храме диктуется в первую очередь сохранностью памятника. В зданиях высокой степени сохранности максимально сохраняется подлинный интерьер, дополняемый информацией по истории храма, его художественных особенностях, реставрации и т.п. При низкой степени сохранности в интерьере создается типологическая экспозиция храмового интерьера на определенную дату или в пустом интерьере создается экспозиция, раскрывающая историко-художественное значение памятника.
Петербург. Исаакиевский собор
Сеть музеев-храмов складывается в России в первое послеоктябрьское десятилетие. После 1927 г. происходит закрытие подавляющего большинства музеев-храмов как идеологически вредных. Этот тип музеев возрождается заново после Великой Отечественной войны, в 1970-80-е гг. Приобретает широкое распространение и многообразие форм. С начала 1990-х гг. Значительное число музеефицированных памятников культовой архитектуры были возвращены РПЦ, сохранившиеся музеи-храмы, как правило, совмещают функции музея и культового здания.
Наиболее известные музеи-храмы:
Москва:
В составе Музея-заповедника "Московский Кремль":
- Успенский собор
- Архангельский собор
- Благовещенский собор
- Церковь Ризположения
Церковь Покрова Богородицы в Филях
Церковь Грузинской Богоматери
Церковь Николы в Толмачах (в составе Гос. Третьяковской галереи)
Санкт-Петербург:
Исаакиевский собор
Церковь Спаса на Крови
Собор Петра и Павла Петропавловской крепости (в составе музеи Истории Петербурга)
Владимир:
Успенский собор (в совместном пользовании Владимиро-Суздальского музея-заповедника и Владимирской епархии)
Дмитровский собор
Суздаль:
Рождественский собор
Вологда:
Софийский собор
"Кижи", музей-заповедник:
Преображенская церковь
Покровская церковь
Каргополь:
Христорождественский собор
Куликово поле:
Церковь Сергия Радонежского
Новгород:
Софийский собор
Церковь Спаса на Ильине улице
Церковь Феодора Стратилата
Церковь Спаса на Нередице
Переславль-Залесский
Спасо-Преображенский собор
Псков
Спасо-Преображенский собор Мирожского монастыря
Церковь Николы со Усохи
Рязань
Успенский собор
Углич
Церковь Дмитрия на Крови
Юрьев Польский
Георгиевский собор
Ярославль
Спасо-Преображенский собор
Церковь Ильи Пророка
Рождественская церковь
История
Со времен средневековья храмы на Руси исполняли дополнительные функции средоточения реликвий и мемориальных объектов, произведений искусства, а также памятников в честь знаменательных событий, что роднит их с протомузеями. Первые попытки использовать помещения храмов в качестве музеев в России относятся к концу 19 в.
Церковь Троицы в Никитниках. Москва
Процесс массового превращения храмов в музеи начался в России после Октябрьской революции в условиях антирелигиозной пропаганды и национализации церковного имущества. Придание статуса музеев памятникам культовой архитектуры было оптимальным, а нередко - единственным путём сохранения наиболее ценных из них. К сер. 1920-х гг. в музеи были превращены десятки храмов Московской, Новгородской, Ярославской, Рязанской и других губерний. Деятельность этих музеев контролировалась созданным в рамках Наркомпроса Управлением музеями-усадьбами, музеями-храмами и музеями-монастырями. Изначально музеефикация производилось путём простой фиксации памятника со всеми предметами его интерьера, однако превращение наиболее значительных храмов (соборы Московского Кремля, церковь Вознесения в Коломенском, Петропавловский собор в Петрограде) в музеи включала научное исследование, реставрацию и в отдельных случаях - воссоздание интерьера на оптимальную дату. Известно немало примеров конструктивного взаимодействия музеев и церкви с целью сохранения культурного наследия; совместное использование культовых построек музеем и общиной нередко инициировалось самими священнослужителями.
После 1927 г. большая часть музеев-храмов была закрыта; многие культовые здания снесены или приспособлены под краеведческие и другие экспозиции, не связанные с памятником, таким образом, музеи-храмы как особый вид музеев почти перестал существовать. Лишь отдельные храмы, как правило, с высокохудожественными росписями и иконостасами, сохранялись в 1930-50-е гг. как самостоятельные объекты музейного показа (церковь Троицы в Никитниках, Москва; церковь Ильи Пророка, Ярославль); единичными были в это время случаи организации новых музеев-храмов (собор Рождества Богородицы, Суздаль) и совместного использования памятника музеем и епархией (Успенский собор во Владимире).
Новый этап развития музеев-храмов в конце 1950-х гг. связан с пересмотром отношения к древнерусскому наследию и образованием сети музеев-заповедников , в состав многих из которых вошли храмовые сооружения. Экспозиции музеев-храмов этого времени строились с использованием значительного числа письменных и фотодокументов, археологических находок с целью ознакомить посетителя с историей памятника и его реставрацией (в настоящее время продолжается деятельность российских реставраторов по восстановлению уничтоженных фашистами росписей новгородских храмов Спаса на Нередице, Успения на Волотовом поле, Спаса на Ковалеве и др.). В храмах, сооруженных в честь значительных событий, стремились организовывать экспозицию, посвящённую этому событию (в соборе Спасо-Бородинского монастыря - Бородинскому сражению, в храме Сергия Радонежского на Красном холме - Куликовской битве, в Архангельском соборе Нижегородского кремля - Козьме Минину, сюда же был перенесен прах великого нижегородца, и борьбе с польско-литовской интервенцией). Памятники культовой архитектуры, не имеющие высокой историко-культурной ценности, можно было использовать под любые экспозиции и выставки.
К 1980-м гг. относятся попытки дополнить интерьеры музеев-храмов музыкой, игрой света, театрализованным действом, тем самым восстанавливая эмоциональную насыщенность. Популярными стали концерты духовной музыки, хорового пения в М.-х. (собор Смольного монастыря в Ленинграде, церковь Вознесения в Коломенском в Москве). Предпринимались попытки воссоздания "синтеза искусств" (коим, по мысли П. Флоренского, является храмовое действо) с использованием технических возможностей: так, показ интерьера церкви Ризположения в Московском Кремле осуществлялся при помощи аудиовизуальных средств. В начале 21 в. предпринята попытка "виртуальной реконструкции" в реальном выставочном пространстве интерьера разрушенной в годы Великой Отечественной войны церкви Успения на Волотовом поле.
С начала 1990-х гг. значительное число культовых построек передано Русской православной церкви, другие начали использоваться совместно музеями и епархиями (Успенский собор Кремля, церковь Вознесения в Коломенском, церковь Покрова в Филях (Москва), Петропавловский собор (С.-Петербург), Софийский собор (Новгород). Число музеев-храмов сильно сократилось, лишь отдельные памятники культовый архитектуры, прошедшие реставрацию в 1990-х гг., получили статус музеев: собор Воскресения (Спаса на Крови) в Санкт-Петербурге, церковь Входа в Иерусалим в Тотьме Вологодской обл. Наиболее характерный вариант музея-храма к концу 20 в. - памятник с полностью реконструированным убранством интерьера, в котором по определенным христианским праздникам проводится богослужение.
Литература
Головкин К.Г. Обзор законодательных и нормативных актов Российской Федерации о передаче недвижимого имущества культового назначения конфессиональным объединениям (1990-2000) // Наследие и современность. Информационный сборник. - Вып. №9. - М., 2002. - С. 171-195 (Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева);
Государственно-церковные отношения в России (опыт прошлого и современное состояние). - М., 1996;
Давыдова А.С. Вопросы сохранения и использования интерьеров памятников древнерусской архитектуры в музейных целях //Вопросы охраны, реставрации и пропаганды памятников истории и культуры. - М.,1979. - С.31-36. (Сб.науч. трудов/ НИИ культуры);
Новодевичий монастырь
Новодевичий монастырь перестал функционировать в 1922 году, тогда же в его стенах был организован музей. В начале 30-х годов музей вошел в структуру Исторического музея Москвы. Музейная коллекция здесь создавалась на основе богатейшей ризницы монастыря. Помимо этого интерес представляет весь архитектурный ансамбль монастыря, относящийся к постройке 16-18 веков. Многие экспонаты музея появились в Новодевичьем монастыре из бывших закрытых церквей и монастырей Москвы и области.
Музей примечателен тем, что его постоянная экспозиция складывалась в течение многих десятилетий. Надо отдать дань уважения бывшим директорам и хранителям музея, которые не позволили изъять из монастыря ни одного экспоната. В настоящее время в фондах музея находится свыше 10 000 единиц хранения.
Экспозиция музея Новодевичьего монастыря
Основными экспонатами музея является богатейшая коллекция живописи, ведь Новодевичий монастырь всегда занимал привилегированное положение. В нее входят иконы, которые принадлежали многочисленным церквям монастыря. Есть здесь и уникальные экспонаты – надгробные иконостасы царевен, являющихся родственницами Петра Первого, а также иконы из келий монахинь монастыря. Многие иконы ведут свою историю с 16-17 веков. Борис Годунов в 1600 году своим указом подарил Новодевичьему монастырю свыше 600 икон, ранее входивших в иконостас Смоленского собора. В конце 17века в состав монастыря вошли еще семь церквей, для которых писали иконы знаменитые изографы Оружейной палаты – Федор Зубов, Симон Ушаков, Василий Пахомов. Большую художественную ценность представляет икона «Иоанн Предтеча», которая выполнена в окладе из черненого серебра, датируемая 16 веком. Эта икона входила в келейное собрание царицы Ирины Годуновой. В экспозиции выставлена коллекция икон и более позднего периода, относящиеся к 18-20 векам.
Значительную часть экспозиции составляет коллекция драгоценных тканей, многие из которых были привезены в монастырь из разных стран мира. Здесь в мастерской монастыря из них шили парадные ризы, фелони и стихари для священнического облачения. При Новодевичьем монастыре работала вышивальная мастерская, в которой создавались удивительные образа, шитые шелком и золотом. До настоящего времени сохранились вышитые работы мастериц 16 века – «Похвала Богородице» и «Богоматерь Смоленская».
Ценную экспозицию музея составляет коллекция предметов с вкладными надписями. Здесь представлены вклады Петра Первого, Ивана Грозного, царевны Софьи Алексеевны, боярина Хитрово, игуменьи Дуровой и других исторических личностей.
Часть экспозиции посвящена изделиям из металла, ювелирным изделиям, рукописным книгам и документам, относящимся к разным историческим эпохам.
Структура музейного комплекса Новодевичьего монастыря
С 1994 года здесь опять начал функционировать женский монастырь, однако это, по-прежнему, действующий музейный комплекс. Новодевичий монастырь представляет собой настоящую крепость, выложенную из кирпича и белого камня. Основные постройки монастыря датируются 17 веком. Часть главного входа в музей составляет великолепная надвратная церковь Преображения. В самом центре комплекса размещается пятиглавый Смоленский собор с резным позолоченным иконостасом, выполненным мастерами Оружейной палаты. Старая колокольня с каменным кружевом до сих пор оглашает окрестности звоном колокола, отлитым при Иване Грозном.
Образцом русской соборной архитектуры является Успенский храм с трапезной и известной святыней – иконой Иверской Божьей Матери. Издавна монастырь был приютом для особ царской семьи, которые попадали сюда по собственной воле или вопреки ей. На территории монастыря сохранились палаты Ирины Годуновой, Евдокии Лопухиной, Евдокии Милославской и Надпрудная башня, в которой была заточена царевна Софья.
Известные объекты Новодевичьего монастыря
Живописный парк с большим прудом;
- кладбище при монастыре, где покоятся известные всей стране поэты, писатели, актеры и политические деятели.
Новодевичий монастырь – крупный музейный комплекс и архитектурный ансамбль, расположенный в живописном месте столицы.