Поэтесса эмили. Эмили дикинсон - стихотворения

ДИКИНСОН (Dickinson) Эмили (10 декабря 1830, Амхерст, шт. Массачусетс, США - 15 мая 1886, там же), американская поэтесса-лирик.

Дикинсон была второй из троих детей в семье; они оставались близкими всю жизнь. Младшая сестра Лавиния жила в родительском доме и не вышла замуж, а старший брат Остин жил в соседнем доме после женитьбы на подруге Эмили. Ее дед, Сэмюэл Фаулер, был одним из основателей Амхерст-колледжа, а отец, Эдвард Дикинсон, служил казначеем колледжа (1835-1872). Юрист, член Конгресса в 1853-55, он был строгим и скупым на ласку, хотя и не злым отцом. Мать Эмили не была близка с детьми.

Дикинсон училась в средней школе Амхерста в женской семинарии «Маунт Холиок» (1847-48). В семинарии наряду с обычным было обязательное религиозное образование, и на Дикинсон оказывали давление с целью сделать ее практикующей христианкой. Она, однако, устояла и, хотя многие ее стихи говорят о Боге, исповедовала скептицизм до самой смерти. При всех своих сомнениях, она была склонна к сильным религиозным чувствам; этот конфликт сообщил ее творчеству особую напряженность.

Под сильным впечатлением от творчества Р. У. Эмерсона и Э. Бронте Дикинсон около 1850 сама начала писать стихи. Ее литературным наставником был Бенджамин Ф. Ньютон, молодой человек, изучавший юриспруденцию в конторе ее отца. Лишь несколько ее стихотворений можно датировать периодом до 1858, когда она начала переписывать их в маленькие, сшитые от руки книжечки. Из ее писем 1850-х гг. возникает образ живой, остроумной, слегка застенчивой молодой женщины. В 1855 Дикинсон вместе с сестрой ездила в Вашингтон навестить отца, который тогда заседал в Конгрессе. По пути, они сделали остановку в Филадельфии, где она слушала знаменитого проповедника, преподобного Чарлза Уодсуорта - ему предстояло стать ее «дражайшим другом на этой земле». Он являл собой образ несколько романтический; говорили, что он познал в прошлом великое горе, а его красноречие на кафедре лишь подчеркивало склонность к размышлениям в одиночестве. Он и Дикинсон вступили в переписку по духовным вопросам; возможно, его правоверный кальвинизм по контрасту хорошо оттенял ее рассудочные построения. Его суровая строгая вера поколебала прекраснодушные представления о благом мироздании, характерные для Эмерсона и других трансценденталистов.

В 1850 Дикинсон начала переписываться с доктором Джосайей Дж. Холландом, его женой и с Сэмюэлом Баулзом. Холланд и Баулз редактировали «Springfield Republican» (Массачусетс), газету, которая уделяла место литературе и даже печатала стихи. Переписка продолжалась долгие годы, после 1850 Дикинсон адресовала большинство писем миссис Холланд, женщине, способной воздать должное утонченности и остроумию их автора. Дикинсон пыталась заинтересовать Баулза своими стихами, и для нее было большим ударом, когда он, человек ясного ума, но консервативных вкусов, не сумел их оценить.

К концу 1850-х гг., в период возросшей творческой активности, она полюбила человека, которого в черновиках трех писем назвала Мастером. Его невозможно отождествить ни с одним из друзей поэтессы, но им мог быть Баулз или Уодсуорт. Эта любовь просвечивает в строках ее стихов, «На меня права потеряли» и, «Какой восторг! Какой восторг!». Другие стихи раскрывают крушение этой любви, ее постепенное очищение и перерастание в любовь к Христу и духовное единение с ним.

Стихи Дикинсон 1850-х гг. сравнительно традиционны по чувству и форме, но примерно с 1860 они становятся экспериментальными как по языку, так и в просодии, хотя в метрическом отношении во многом опираются на поэзию английского автора церковных гимнов И. Уоттса, Шекспира и Библии короля Якова. Преобладающая у Дикинсон поэтическая форма - катрен трехстопного ямба, описанный в одной из книг Уоттса, находившейся в домашней библиотеке Дикинсон. Она также прибегала ко многим другим поэтическим формам и даже наиболее простым размерам церковных гимнов придавала сложность, постоянно изменяя ритм стиха в соответствии с замыслом: то, замедляя его, то, ускоряя, то перебивая. Она обновила стихосложение, широко используя неточные рифмы, в разной степени, отклоняющиеся от истинных, что тоже помогало передать мысль во всей ее напряженности и внутренней противоречивости. Стремясь к афористической лаконичности, она очищала поэтическую речь от лишних слов и следила за тем, чтобы оставшиеся были живыми и точными. Она свободно обращалась с синтаксисом и любила поставить привычное слово в неожиданный контекст, чтобы, озадачив читателя, привлечь его внимание и заставить открыть в этом слове новый смысл.

15 апреля 1862 Дикинсон отправила письмо и четыре стихотворения литератору Т. У. Хиггинсону, спрашивая его, есть ли в ее поэзии «жизнь». Хиггинсон посоветовал ей не печататься, однако признал оригинальность стихов и оставался «наставником» Дикинсон до конца ее жизни. После 1862 Дикинсон отклоняла все попытки друзей вынести ее поэзию на суд публики. В результате при жизни Дикинсон были опубликованы лишь семь ее стихотворений, пять из них - в «Springfield Republican».

Пик творческой активности Дикинсон - около 800 стихотворений - пришелся на годы Гражданской войны. Хотя темы своей поэзии она искала в себе самой, а не во внешних обстоятельствах, тревожная обстановка военных лет, вероятно, передалась ее творчеству, усилив его внутреннюю напряженность. Самым тяжелым оказался 1862, когда ее друзья были далеко и в опасности: Баулз находился на лечении в Европе, Уодсуорт получил новый приход и отбыл в Сан-Франциско, Хиггинсон служил офицером в армии северян. У Дикинсон началась болезнь глаз, отчего ей пришлось провести несколько месяцев в 1864 и 1865 на лечении в Кембридже, штат Массачусетс. Вернувшись в Амхерст, она уже никуда не уезжала, а с конца 1860-х гг. никогда не выходила за пределы дома и прилегающего к нему участка.

После Гражданской войны в поэтическом творчестве Дикинсон обозначился спад, но она все настойчивее стремилась строить свою жизнь по законам искусства. В ее письмах, которые порой достигают совершенства ее стихов, повседневный опыт поэта запечатлен с классической афористичностью. Когда, например, знакомый нанес ей обиду, прислав им с сестрой одно письмо на двоих, она ответила: «Общая слива - уже не слива. Вежливость не позволила мне претендовать на мякоть, а косточка мне не по вкусу». К 1870 Дикинсон носила только белое и редко выходила к гостям; ее затворничество ревностно охраняла сестра. В августе 1870 Хиггинсон посетил Амхерст и описал Дикинсон как «маленькую заурядную женщину», рыжеватую, во всем белом, которая вручила ему цветы в качестве «визитной карточки» и говорила «мягким, испуганным, задыхающимся, детским голосом».

Последние годы Дикинсон были омрачены скорбью из-за смерти многих любимых ею людей. Тяжелее всего она перенесла смерть отца и 8-летнего племянника Гилберта, что нашло отражение в самых проникновенных ее письмах. Судья Лорд из Сейлема, штат Массачусетс, в которого Дикинсон влюбилась в 1878, был ближайшим другом ее отца. Черновики ее писем к любимому раскрывают нежное позднее чувство, на которое Лорд отвечал взаимностью. Джексон, поэтесса и известная новеллистка, понимала величие стихов Дикинсон и безуспешно пыталась уговорить ее, их напечатать.

Вскоре после смерти Дикинсон ее сестра Лавиния решила опубликовать ее стихи. В 1890 увидели свет «Стихотворения» Эмили Дикинсон («Poems by Emily Dickinson») под редакцией Т. У. Хиггинсона и М. Л. Тодд. Между 1891 и 1957 вышло еще несколько сборников, включавшие неизданные стихотворения Дикинсон.

Главные темы стихов Дикинсон, выраженные языком доверительной домашней беседы, - любовь, смерть и природа. Контраст между спокойной, уединенной жизнью поэта в доме, где она родилась и умерла, и глубиной и напряженностью ее немногословных стихов вызвал множество толков о ее личности и личной жизни. Стихи Дикинсон и ее письма рисуют страстную умную женщину и безупречного мастера, претворившего в искусство не только свою поэзию, но также переписку и саму жизнь.

До 25 лет вела жизнь, типичную для молодой девушки ее времени. Замуж не выходила и, по обычаю старых дев, постепенно отдалилась от общества. К 1860-м годам Дикинсон стала почти затворницей, а после 1870-х годов и вовсе не покидала дом. Вероятно, такую форму приняло у нее стремление всякого художника к уединению, поскольку именно тогда она всерьез посвятила себя поэзии. Нельзя исключать и того, что в ее отказе от мирской суеты были элементы религиозного отшельничества. Единственным из литераторов, с кем она поддерживала отношения, был писатель и критик Т.У.Хиггинсон.

Знакомясь с полным собранием ее лирики (1775 произведений), убеждаешься, что только около десятой их части являются настоящими произведениями искусства, а 25-50 из них можно причислить к шедеврам. Это небольшие стихотворения, поражающие красотой формы и богатством мысли. Дикинсон варьирует в своем творчестве несколько основных тем, и ее произведения можно разделить на 4 группы. Первую составляют стихотворения, в которых идет речь о принципах ее художественного творчества (стратегия мысли, воплощение ее в слове, соотношение "периферии" и "центра" в иерархии важных поэтических тем) и о восприятии поэтессой мира, т.е. о том, что в этом мире является для нее поэтически ценным. Она открывает читателю, какие стихи ей хочется писать и как их надо воспринимать. С последним пунктом ее эстетической теории - художественным восприятием - связана вторая группа стихотворений, посвященных природе. В самых простых из них делается попытка охватить все многообразие природных форм и явлений; когда выясняется, что это практически невозможно, она создает цикл более сложных произведений об исчезновении этих форм; далее, открыв для себя, что главное свойство материи - движение, она пишет ряд оригинальных стихотворений, в которых природа представлена как процесс. Если внешний мир ускользает от поэта, Дикинсон возвращается к своей единственной реальности - внутреннему миру, о чем свидетельствует третья группа ее стихотворений, где нашли воплощение два полюса человеческих эмоций - экстаз и отчаяние, они гораздо продуктивнее поэтически, нежели чувства более умеренные. Наконец, поскольку экстаз и отчаяние неотделимы от духовных устремлений личности и ее ожидания неотвратимого конца, они неизбежно вводят в творчество Дикинсон еще одну тему - надежду человека на бессмертие, и стихотворения этого раздела составляют вершину творчества поэтессы.

Академическое собрание стихотворений Дикинсон в 3-х томах было выпущено Т.Джонсоном в 1955; он же издал в 1958 трехтомник ее писем.

Из сотен прочитанных замечательных стихов Эмили Дикинсон я выбрала здесь самые любимые, сопроводив их прекрасным, на мой взгляд, переводом на русский язык. Авторов нескольких переводных стихов найти не смогла.

Эмили Элизабет Дикинсон (1830 , Амхерст, Массачусетс — 1886 года, там же ) — американская поэтесса.

При жизни опубликовала менее десяти стихотворений (большинство источников называют цифры от семи до десяти) из тысячи восьмисот, написанных ею. Даже то, что было опубликовано, подверглось серьёзной редакторской переработке, чтобы привести стихотворения в соответствие с поэтическими нормами того времени. Стихи Дикинсон не имеют аналогов в современной ей поэзии. Их строки коротки, названия, как правило, отсутствуют, и часто встречаются необычная пунктуация и использование заглавных букв. Многие её стихи содержат мотив смерти и бессмертия, эти же сюжеты пронизывают её письма к друзьям.

Хотя большинство её знакомых знали о том, что Дикинсон пишет стихи, масштаб её творчества стал известен только после её смерти

Паук - сам из себя - прядет
Серебряный уток -
Разматывая, как танцор,
Мерцающий моток -
Его призванье - украшать
Убогость наших стен -
Как бы из пустоты - творя
Свой дивный гобелен -
Из мысли - целый мир соткать -
И радугу - из мглы -
Чтоб через час - комком свисать
С хозяйкиной метлы -

(пер. Григорий Кружков)

Семья Дикинсон занимала почтенное положение в Амхерсте, штат Массачусетс. Дед поэтессы был одним из основателей Амхерстского колледжа, где ее отец служил казначеем, одновременно занимаясь адвокатской практикой и политической деятельностью - однажды он даже избирался в Палату представителей Конгресса США. Выросшие дети не разлетелись из гнезда: старший брат Остин, женившись, жил в соседнем доме, младшая сестра Лавиния, как и Эмили, не вышла замуж.

Главным событием молодости Эмили Дикинсон стала, по-видимому, дружба с молодым адвокатом Бенджамином Ньютоном, проходившим практику в конторе ее отца. Он руководил чтением, учил восхищаться великой поэзией, понимать красоту и величие мира. В 1850 году он уехал из Амхерста, а три года спустя умер. Много позднее Дикинсон вспоминала: “Когда я была еще совсем девочкой, у меня был друг, учивший меня Бессмертию, - но он отважился подойти к нему слишком близко - и уже не вернулся”.

В разлуке с Ньютоном у Эмили созрела мысль посвятить свою жизнь поэзии. Но после смерти старшего друга источник ее стихов пересох. Новое дыхание пришло в конце 1850-х годов, в разгар эпистолярного романа с сорокалетним священником из Филадельфии Чарльзом Уодсвортом. Была ли это любовь, душевная привязанность или мистическая близость, ясно одно - это было чувство исключительной интенсивности. Оно породило настоящий творческий взрыв: подсчитано, что только за три года с 1862 по 1864 ею написано более семисот стихотворений.

В том же самом 1862 году случилось так, что Эмили Дикинсон завязала переписку с известным в Новой Англии литератором Томасом Хиггинсоном, ставшим на многие годы ее постоянным корреспондентом и “поэтическим наставником”, а также издателем первого ее сборника стихов - но уже после смерти поэтессы.

Я взял слова “поэтический наставник” в кавычки, потому что их отношения были своеобразны: в каждом письме Эмили просила у Хиггинсона оценки и совета, назвала себя смиренной ученицей, но ни разу не воспользовалась его советами и продолжала все делать по-своему. А он указывал на просчеты и огрехи в ее стихах - неправильные ритмы и рифмы, странную грамматику - все, что было индивидуальной, во многом новаторской манерой Дикинсон, и что сумели адекватно оценить лишь критики XX века.

Литературное наследие Эмили Дикинсон - около тысячи восьмисот стихотворений, большая часть которых была найдена в комоде после ее смерти, и три тома писем, многие из которых не менее замечательны, чем ее стихи.

Григорий Кружков

(из предисловия к собственным переводам стихов Е.Д.)

**************************************** **************************************** ******************

***
They say that "Time assuages" -
Time never did assuage-
An actual suffering strengthens
As Sinews do, with age-

Time is a Test of Trouble,
But not a Remedy-
If such it prove, it prove too
There was no Malady-

Сказали: "Время лечит".
Не лечит никогда.
Страданье, как и мышцы,
Лишь укрепят года.

Но время - как проверка
Для тех, кто уцелел.
С годами стало легче?
Ну, значит, не болел.

(перевод?)

Too few the mornings be,
Too scant the nigthts.
No lodging can be had
For the delights
That come to earth to stay,
But no apartment find
And ride away.

Здесь слишком кратки дни
И скудны ночи,
Чтобы могли они
Сосредоточить
Восторги, что здесь жить хотели,
Но не нашли приюта
И улетели.

(пер. Леонид Ситник)

The Road was lit with Moon and star—
The Trees were bright and still—
Descried I—by the distant Light
A Traveller on a Hill—
To magic Perpendiculars
Ascending, though Terrene—
Unknown his shimmering ultimate—
But he indorsed the sheen—

Звезда над полем - и луна
Осеребрила склон -
Далекий путник на холме
Сияньем окружен -
Какую он штурмует высь -
Печальный сын равнин?
Но эту даль и млечный свет -
Он оправдал - один -

(пер. Григорий Кружков)

To mend each tattered Faith
There is a needle fair
Though no appearance indicate
"Tis threaded in the Air

And though it do not wear
As if it never Tore
"Tis very comfortable indeed
And spacious as before

Чтоб аккуратно зачинить
Изодранную Веру -
Нужна невидимая нить -
Из воздуха - к примеру -

Стежок невидимой иглы -
Взгляните - вот как ловко -
И вновь она - целехонька -
Сияет, как обновка!

(пер. Григорий Кружков)

How much the present moment means
To those who"ve nothing more —
The Fop — the Carp — the Atheist —
Stake an entire store
Upon a Moment"s shallow Rim
While their commuted Feet
The Torrents of Eternity
Do all but inundate —

Как много значит миг для тех,
Кто только им богат!
Повеса - Щеголь - Атеист -
Лелеют - будто клад -
Один быстротекущий миг -
Пока у самых ног
Вскипает - затопляя их -
Бессмертия поток -

(пер. Григорий Кружков)

A Word dropped careless on a Page
May stimulate an eye
When folded in perpetual seam
The Wrinkled Maker lie

Infection in the sentence breeds
We may inhale Despair
At distances of Centuries
From the Malaria -

Одна случайная строка
Порой зацепит глаз -
Когда творца простыл и след -
Сильна зараза фраз -

И через целые века,
Быть может, ты вдохнешь -
Того отчаянья туман -
Той малярии дрожь.

(пер. Григорий Кружков)

I held a Jewel in my fingers -
And went to sleep -
The day was warm, and winds were prosy -
I said ""Twill keep" -

I woke - and chid my honest fingers,

The Gem was gone -

And now, an Amethyst remembrance

Is all I own -

Я сжала аметист в руке -
И спать легла -
“Он мой, - шептала я сквозь сон -
В нем нету зла”.
Проснулась - где мой талисман?
Исчез - во сне -
Лишь аметистовая грусть -
Осталась мне -

(пер. Григорий Кружков)

If you were coming in the Fall,
I"d brush the Summer by
With half a smile, and half a spurn,
As Housewives do, a Fly.

If I could see you in a year,
I"d wind the months in balls---
And put them each in separate Drawers,
For fear the numbers fuse---

If only Centuries, delayed,
I"d count them on my Hand,
Subtracting, til my fingers dropped
Into Van Dieman"s Land,

If certain, when this life was out---
That yours and mine, should be
I"d toss it yonder, like a Rind,
And take Eternity---

But, now, uncertain of the length
Of this, that is between,
It goads me, like the Goblin Bee---
That will not state--- its sting.

Шепни, что осенью придешь -
И лето я смахну,
Как надоевшего шмеля,
Прилипшего к окну.
А если год придется ждать -
Чтобы ускорить счет -
Смотаю месяцы в клубки
И суну их в комод.
И если впереди - века,
Я буду ждать - пускай
Плывут века, как облака
В заокеанский рай -
И если встреча суждена
Не здесь - в ином миру,
Я жизнь сдеру - как шелуху -
И вечность изберу -
Но мне - увы - неведом срок -
И день в тумане скрыт -
И ожиданье - как оса
Голодная - язвит.

(пер. Григорий Кружков)

It dropped so low - in my Regard -
I heard it hit the Ground -
And go to pieces on the Stones
At bottom of my Mind -
Yet blamed the Fate that flung it - less
Than I denounced Myself,
For entertaining Plated Wares
Upon My Sliver Shelf -

Столь низко пал - в моих глазах -
Я видела - как он -
Вдруг раскололся на куски -
Издав печальный звон -
Но не судьбу бранила я -
А лишь себя одну -
Что вознесла - такой предмет -
В такую вышину -

(пер. Григорий Кружков)

Not all die early, dying young—
Maturity of Fate
Is consummated equally
In Ages, or a Night—

A Hoary Boy, I"ve known to drop
Whole statured—by the side
Of Junior of Fourscore—"twas Act
Not Period—that died.

Не всяк умерший молодым
Безвременно поник -
Бывает юноша - седым,
Ребячливым - старик.
Судьба свершается над тем,
Кто стать собой успел -
Деяний счет, а не годов
Решает - кто созрел.

(пер. Григорий Кружков)

To pile like Thunder to its close
Then crumble grand away
While Everything created hid
This — would be Poetry —

Or Love — the two coeval come —
We both and neither prove —
Experience either and consume —
For None see God and live —

Нагромоздить миры - как гром -
И разнести их в прах -
Чтоб содрогнулись все и вся -
Вот это - о стихах -

И о любви - они равны -
То и другое - Вспых -
И - Тьма - кто Бога увидал -
Тому не быть в живых -

(пер. Григорий Кружков)

The Dying need but little, Dear,
A Glass of Water’s all,
A Flower’s unobtrusive Face
To punctuate the Wall,

A Fan, perhaps, a Friend’s Regret
And Certainty that one
No color in the Rainbow
Perceive, when you are gone.

Что нам потребно в смертный час?
Для губ - воды глоток,
Для жалости и красоты -
На тумбочке цветок,
Прощальный взгляд - негромкий вздох -
И - чтоб для чьих-то глаз -
Отныне цвет небес поблек
И свет зари погас.

A word is dead
When it is said,
Some say.
I say it just
Begins to live
That day.

Мысль умирает, говорят,
Лишь произнесена.
А я скажу,
Что в этот миг
Рождается она.

ЭМИЛИ ДИКИНСОН

Уважаемые Джером Сэлинджер, Харпер Ли и Томас Пинчон, обратите внимание! В пантеоне литературных затворников вы все занимаете лишь второе место. Первое же принадлежит скромной поэтессе из Амхерста, штат Массачусетс, которая воплотила в жизнь образ автора-отшельника задолго до того, как вы, трое писателей, избегающих оказываться в центре внимания, появились на свет.

Насколько же Эмили Дикинсон любила уединение? Настолько, что часто, «навещая» знакомых, разговаривала с ними через дверь, оставаясь в соседней комнате. Настолько, что при виде приближающихся к ее дому незнакомцев бежала прочь с криками: «Дженет! Ослы!» (цитата из «Дэвида Копперфилда», ее любимого романа). Настолько, что друзья, проделавшие длинный путь, чтобы повидаться с ней, зачастую заставали ее не в настроении общаться. «Эмили, чертова шельма! - распекал Дикинсон ее приятель Сэмюэл Боулз в одной из подобных ситуаций. - Кончай дурить! Я приехал к тебе из самого Спрингфилда, так что немедленно спускайся!» Эмили сдалась, вышла из своей комнаты и как ни в чем не бывало завела с Боулзом беседу.

Почему Дикинсон находила в отшельничестве такое удовольствие? На подобные вопросы она обычно отвечала уклончиво, жестами изображая, как запирается в своей комнате, и давая понять, что вот такой поворот ключа - это и есть выражение максимальной свободы. Некоторые связывают ее бегство от мира с психологическими последствиями несчастной любви. Другие полагают, что таким образом она отреагировала на смерть ее пса Карло, который неизменно сопровождал Эмили во время прогулок по городу. Может быть, она просто пыталась избежать церковных служб. «Некоторые чтят воскресенье, отправляясь в церковь, - заметила однажды Дикинсон, - а я чту его, оставаясь дома». Какова бы ни была причина, в 1869 году поэтесса открыто заявила: «Я никогда не сойду с земли моего отца и не войду ни в один другой дом или город». И она соблюдала этот обет до конца своей жизни.

Честно говоря, отгороженность Эмили Дикинсон от мира не была такой уж абсолютной. Она продолжала общаться по понте со своими друзьями и родственниками. Играла роль счастливой домохозяйки - пекла хлеб, занималась садом и теплицами, ухаживала за своей прикованной к постели матерью. Еще она пыталась наладить контакт с соседскими детишками, спуская им из окна второго этажа всякие угощения в корзинке. Иногда Эмили выходила из дома и принимала участие в их играх, но стоило ей заметить приближение взрослого, как она тут же убегала и снова растворялась в своем мире темноты и одиночества.

Кстати, это был действительно темный мир - ив прямом, и в переносном смысле. Современные исследователи полагают, что Дикинсон страдала ревматическим притом - болезненным воспалением радужной оболочки глаза, заставлявшим ее избегать какого бы то ни было света. Дикинсон училась в женской семинарии колледжа Маунт-Холиок, но когда от нее потребовали подписать клятву принадлежности к христовой вере, она отказалась и покинула стены учебного заведения. Не найдя утешения ни в учебе, ни в религии, Эмили обратилась к поэзии. Дикинсон написала около двух тысяч безымянных, сжатых и туманных по смыслу стихотворений, используя свои собственные, ни на что не похожие синтаксис и пунктуацию. При жизни поэтессы было опубликовано всего несколько произведений, да и те не вызвали широкого резонанса. Критики подняли на смех «бессвязность и бесформенность ее виршей», охарактеризовав Дикинсон как «эксцентричную, мечтательную, полуграмотную затворницу, живущую в одной из захудалых деревушек Новой Англии, которая не может безнаказанно пренебрегать законами тяготения и грамматики». Обозреватель из журнала «Ат-лантик» был еще менее сдержан в эпитетах: «Эти стихи явно принадлежат перу гиперчувствительной, замкнутой, не умеющей держать себя в руках, хотя и хорошо воспитанной истеричной старой девы».

Неудивительно, что поэтесса оставила распоряжение после смерти сжечь все ее произведения. Ее сестра Лави-ния попыталась было выполнить волю Эмили, но, уже предав огню сотни бумаг и писем, она открыла один из ящиков письменного стола поэтессы и нашла коробочку для рукоделия, в которой хранилось более тысячи стихотворений, написанных от руки, - некоторые были нацарапаны на оборотной стороне рецептов, другие просто на каких-то старых бумажных обрывках. Ни у одного из стихотворений не было названия или порядкового номера, многие представляли собой лишь фрагменты чего-то большего. При помощи сердобольной соседки Мэйбл Лумис Лавиния сумела подготовить их к публикации. Первый маленький сборник стихов Эмили Дикинсон увидел свет в 1890 году. За пять месяцев было распродано шесть тиражей. Прошло более двадцати лет, с тех пор как красавица из Амхерста скрылась от мира в своем убежище, и вот наконец ее самые сокровенные мысли о жизни, смерти, Боге и силе воображения стали достоянием всего мира. Пройдет еще полвека, и Дикинсон войдет в пантеон величайших поэтов Америки.

БЕЛОЕ ЧУДО

С сохранившихся дагерротипов на нас смотрит бледная, худая и совершенно безобидная на вид женщина. Однако она умела заставлять людей понервничать. «Я не встречал никого, кто так вытягивал бы из меня душевные силы, - признался после первой встречи с Эмили Томас Вентворт Хиггинсон, ее наставник в литературе. - Як ней и пальцем не прикоснулся, и тем не менее она словно осушила меня до дна. Я рад, что мы с ней не соседи». Пожалуй, лучшим примером манерности Дикинсон были ее легендарные абсолютно белые наряды - возможно, они служили тонким намеком на пуританское понимание греха, а может быть, просто давали повод лишний раз не выходить из дома и не ездить к дорогим портным. Впрочем, каковы бы ни были истинные причины, Дикинсон оставалась верна своему белоснежному гардеробу до конца. После смерти ее облачили в белый фланелевый саван и похоронили в белом гробу.

ПРОСТО РАССЛАБЬСЯ, И ТЫ УСЛЫШИШЬ…

Есть расхожее мнение, что почти любое стихотворение Дикинсон можно пропеть на мотив «Желтой розы Техаса» или религиозного гимна «Удивительная благодать». Может быть, поэтесса-провидица передает нам какие-то сигналы сквозь пространство и время? Нет, вряд ли. Просто большинство ее произведений написаны четырехстопным ямбом, тот же самый ритм используется и в упомянутых песнях.

СЛОВО НА БУКВУ «Л»

Когда соседи прозвали Дикинсон «талантливой, но не такой, как все», они, возможно, даже не подозревали, насколько были правы. Ученые все чаще высказывают точку зрения, что любимица Америки, поэтесса - синий чулок была в действительности скрытой лесбиянкой. В качестве свидетельства тайной жизни, которую якобы вела Эмили Дикинсон, сторонники лесбийской теории приводят ее сложные взаимоотношения со школьной учительницей Сьюзен Гилберт, которая в 1856 году вышла замуж за брата поэтессы Остина. Дикинсон и Гилберт сошлись необычайно близко. Они обменивались целыми потоками писем, многие из которых смахивали на любовные записки. Вот что писала Эмили своей будущей невестке в апреле 1852 года:

«Сладкий час, благословенный час, как бы мне перенестись к тебе или вернуть тебя сюда хоть ненадолго, только для одного краткого поцелуя, только чтобы прошептать… Я думала об этом весь день, Сьюзи, и я ничего больше не боюсь, а когда я пошла в церковь, эти мысли настолько переполняли меня, что для слов пастора совсем не оставалось места. Когда он произнес: «Наш Отец небесный», - я подумала: «О, милая Сью»… Я часто целыми неделями думаю: «О, дорогая!» - думаю о любви и о тебе, и мое сердце преисполняется теплом, а дыхание замирает. Солнца сейчас нет, но я чувствую солнечный свет, проникающий в мою душу и превращающий любое время в лето, а любую колючку - в розу. И я молюсь, чтобы это летнее солнце светило и Моей Далекой, и чтобы птицы вокруг нее тоже пели!»

А что думала сама Сьюзен Гилберт по поводу столь восторженных речей? Нам никогда этого не узнать. После смерти Эмили семейство Дикинсонов сожгло все письма Сьюзен, обращенные к поэтессе. Может быть, семья опасалась, что правда об отношениях двух родственниц выйдет наружу?

ПИШИ О ТОМ, ЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ

Общеизвестное писательское правило: «Пиши только о том, что знаешь», - к Эмили Дикинсон неприменимо. В некоторых своих стихотворениях она описывает морское побережье, а ведь Дикинсон ни разу в жизни не была на море.

ЭМИЛИ ДИКИНСОН БЫЛА НАСТОЛЬКО НЕЛЮДИМОЙ, НТО ЗАСТАВЛЯЛА ВРАЧЕЙ «ОБСЛЕДОВАТЬ» ЕЕ ЧЕРЕЗ ЗАКРЫТУЮ ДВЕРЬ.

НАСТАВНИК И УЧЕНИЦА

После смерти Дикинсон прошло уже больше ста лет, а ученые до сих пор не смогли доподлинно узнать, кто же скрывается за загадочным обращением «наставник», которое встречается в целой серии страстных любовных писем, написанных поэтессой, когда ей было чуть больше тридцати. Предполагается, что после установления личности, которой были адресованы эти послания (судя по всему, то был мужчина-любовник намного старше нее), будет гораздо легче расшифровать психосексуальную подоплеку поэзии Дикинсон. Среди претендентов на звание «дорогого наставника»: преподобный Чарлз Уодсворт, священник из Филадельфии; Сэмюэл Боулз, редактор газеты из Спрингфилда; и профессор Уильям Смит Кларк, основатель и президент Массачусетского сельскохозяйственного колледжа.

ВЕРНОСТЬ СВОЕМУ СЛОВУ

Дикинсон не изменила своему отшельническому образу жизни даже на пороге смерти. Когда у нее заподозрили неизлечимую форму нефрита, она позволила доктору осмотреть себя только через полузакрытую дверь.

ЗОВ ИЗДАЛЕКА

Очевидно, Дикинсон чувствовала приближение конца. Незадолго до смерти она отослала своим двоюродным сестрам Луизе и Фрэнсис торопливо нацарапанную записку: «Маленькие кузины, меня зовут обратно. Эмили». Это краткое прощание: «Меня зовут обратно», - стало эпитафией поэтессы.

МОЛЧАЛИВЫЙ, НО БЕСПОЩАДНЫЙ

Однажды самый неразговорчивый из президентов Америки Калвин Кулидж посетил Амхерст, побывал в доме великой поэтессы и остался разочарован - если, конечно, его традиционно немногословный комментарий выражал именно разочарование. После длительной и подробной экскурсии по дому поэтессы президенту позволили рассмотреть несколько редких и ценных рукописей Дикинсон, на что Молчун Калвин отреагировал так: «Написано ручкой, да? А я диктую».