Всех людей, с которыми мы встречаемся в жизни, можно подразделить на несколько групп. Всего более зависит наша жизнь от тех из наших близких, с которыми мы находимся под одной кровлей, и от тех, с которыми мы постоянно общаемся. По промыслу Божьему мы сведены в жизни с ними, и через них мы имеем возможность более всего приобрести “прибыли” для Царства Небесного на выданные нам Господом таланты – силы и времени. Здесь в качестве общего и первого правила надо поставить себе Евангельскую заповедь быть всем слугою (Мф. 20, 26).
Не все христиане в силах духовно помогать ближним, просвещать их истиною, приводить к вере, укреплять духовную радость. Это преимущественно задачи старцев, пастырей, духовных наставников и духовно зрелых христиан. Поэтому те христиане, которые могут помогать ближним духовно, не должны пренебрегать этим и по силам оказывать необходимую помощь малодушным, смущенным, огорченным, заблуждающимся и слабым в вере, надежде и уповании.
Старец Алексей Мечев так говорил об отношениях с окружающими: “Окружающие люди – вот где вы должны трудиться. Это ваша земля, ваша нива, ваш участок, посланный нам от Господа для возделывания. К душе ближнего надо подходить тихо, осторожно, как к какому-нибудь нежному, распускающемуся цветку. Нужно ближнего успокоить, его беречь от всяких неприятностей, жить его жизнью, забыть себя совсем. Все для него. В голове должна быть одна мысль, как бы его не потревожить, как бы его не обидеть, как бы его утешить, чем бы его успокоить. Резкости не должно быть никакой. Все нежно, все любовно, все тихо”.
Мы должны “разгружать” друг друга: когда видим, что человеку тяжело, нужно подойти к нему, взять на себя его груз, облегчить, помочь чем можно. Выслушивая других, мы берем на себя их груз. Ведь горе, рассказанное другому, – уже полгоря. Так поступая, входишь в жизнь других: живя ими, можно совсем отречься от своего “я”, совсем про него забыть. О том же пишет святой праведный Иоанн Кронштадтский: “Береги всемерно свое сердце или искренность сердечную, способность сочувствия ближним и в их радостях и скорбях, и как яда смертельного беги холодности и равнодушия к разным бедам, напастям, болезням, нуждам людским; ибо в сочувствии, особенно деятельном, вырабатывается любовь и доброта христианина. Оставляй долги должникам своим с радостью, как радуется добрый сын тому, что имеет случай исполнить волю любимого отца своего”.
Вот основные законы общежития, отклонение от которых есть нарушение заповеди о любви. Поэтому суровость, недружелюбие, нелюдимость, жестокость есть духовные пороки сердца, которые надо лечить. По этому вопросу апостол Павел дает такое указание Римлянам: Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью, в почтительности друг друга предупреждайте; в усердии не ослабевайте (Рим. 12, 10). Епископ Феофан Затворник указывает, что во всех делах и даже в мелочах надо бояться в чем-либо затруднять ближних. Так он советует – “Старайся всегда писать разборчиво”.
Высоко ценит и щедро награждает Господь духовные подвиги отрекшихся от мира, живущих в затворах, пустынях и уединении. Но не то спрашивает Господь у тех, кто живет в миру и постоянном общении с ближними. Здесь Господь ценит прежде всего взаимную любовь, мир и согласие во взаимоотношениях.
Для тех, кто в силе это делать, повторяем, самым важным делом по отношению к близким является поддержание в них бодрого, радостного настроения, укрепление их мужества и веры. “Утешайте, укрепляйте и ободряйте всех, кого только можете и чем только можете”, – дают такой совет старцы. Здесь позволительны и невинные шутки, и веселые рассказы, и истории с основой нравоучения.
Неизменно бодрым и веселым был всегда старец Амвросий Оптинский, любивший пошутить, говорить в рифму и старавшийся всячески поддерживать веселость и бодрость в своих духовных детях. Так же поступал и преподобный Серафим Саровский. Вот одно из наставлений, преподанное им одной из начальствующих Дивеевских сестер. Она рассказывает: “Вот, бывало, спросит: что, матушка, ты с сестрами завтракаешь, когда они кушают?” – “Нет, батюшка”, – скажешь.
– Что же так, матушка? Нет, ты, радость моя, не хочешь кушать, не кушай, а садись всегда за стол с ними. Они, знаешь, придут усталые, унылые, а как увидят, что ты сама села и ласкова, и весела с ними, и бодра духом, ну и они приободряются, и возвеселятся, и покушают-то более с великой радостью. Ведь веселость не грех, матушка, она отгоняет усталость, а от усталости ведь уныние бывает и хуже его нет, оно все приводит с собою.
Вот и я, как поступил в монастырь-то, матушка, на клиросе тоже был и какой веселый-то был, радость моя, бывало, как ни приду на клирос-то, братья устанут, ну и уныние нападет на них, и поют уже не так, а иные и вовсе не придут. Все соберутся, я и веселю их, они и усталости не чувствуют. Ведь дурное что говорить ли, делать ли нехорошо и в храме Божием не подобает, а сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех перед лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был, – вовсе не грешно, матушка”.
“Держись проще и веселее, – советует о. Александр Ельчанинов, – христианин не должен представлять собою какую-то мрачную фигуру, изможденную аскетическим подвигом и служащую живым укором для других людей”.
Часто в жизни бывает, что нас окружают люди, чуждые нам по духу. Значит ли, что мы должны стараться как-то изолироваться от них, не входить в их интересы, не разделять их скорбей, не служить им в этом, в чем это бывает возможно? Конечно, нет. Вот как об этом пишет епископ Михаил Таврический: “Мы не от мира сего, это однако не значит, что мы должны внутренне чуждаться тех людей, с которыми сводит нас действительная жизнь, и мечтать о других существах, которые более подходили бы к нашему идеалу. Да, мы должны быть как можно дальше от всего худого и в нас, и в других. Наш долг бороться с этим неустанно и беспощадно.
Но ведь это худое есть то, что отчуждает людей друг от друга и производит между ними вражду и нестроения. Удаляясь от этого, христианин именно уходит из этого стихийного мира, где люди – взаимные враги, в тот мир, где они могут быть друзьями и братьями. Но этот мир не в мечтательной выси фантазии, а как раз в той же самой среде и в тех же самых людях, среди которых мы живем”.
Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби, – учит Евангелие (Мф. 10, 16). Простота ничего не имеет общего с глупостью и ограниченностью. Простой человек всегда приятный – “легкий” для окружающих человек, которого легко понимать. Он говорит бесхитростно, правдиво и не требует напряжения ума у собеседника, чтобы угадывать, что еще невысказанное скрывается за его словами.
Между тем, как обычно бывает с мирскими людьми, мы всегда невольно с большой нагрузкой работаем умом, чтобы подсознательно угадать, что имеет человек в уме и на сердце по отношению к нам и к сказанному в дополнение к тем словам и чувствам, которые он высказал и выказал. Как говорил старец Парфений Киевский: “В простых сердцах почивает Дух Святый. Простота внутренняя должна изливаться и на все внешнее наше, – простота во всем: в речах, в наружности. Не представляйся благоговейным, не смотри вниз, не говори притворно тихим голосом, а то, хотя и с добрым намерением, сочиняешь наружность свою, – благодать отступит от тебя”.
Поэтому простота есть основная черта характера христианина, проявляемая в отношении с ближними и есть также следствие сопребывания с ним Святого Духа. Простота сердца обычно связана и с отсутствием осуждения ближнего. А соединение этих двух добродетелей с нищетой духа уже ведет ко спасению. Преподобный Серафим Саровский так говорил про монаха Павла, жившего рядом с его кельей: “Брат Павел за простоту своего сердца без труда войдет в Царство Божие: он сам никогда никого не судит и не завидует никому, а только знает собственные грехи и свое ничтожество”.
При отсутствии простоты часто проявляется подозрительность, не имеющая для себя серьезного основания. Она тем более греховна, что здесь ложь сочетается с недоброжелательностью – с грехом против любви. Мы строим в нашем воображении разные предположения, приписывая близким злые чувства и намерения, и черним их поэтому в своей душе. А по правде у нас самих душа бывает в это время черна от вражды к ближнему.
В наших отношениях с ближними часто возникает опасность недоразумения, пререканий и упреков. Для таких случаев у аввы Дорофея есть золотое правило: считать во всем виноватым только самого себя и поэтому не осуждать другого, не прекословить, не спорить и даже не оправдываться перед ближним. Поэтому в недоразумениях надо прежде всего смириться самому, признать свою вину и искренно просить у ближнего прощения. Старец Амвросий Оптинский писал: “Самооправдание только кажется облегчающим, а на самом деле приносит в душу мрак и смущение”.
Хорошей привычкой является привычка во всем, в чем только можно, самим обслужить себя. В этом случае отпадают наши требования и претензии к услугам ближних, и мы не будем им в тягость. Точно так же не следует обременять просьбой ближних без особой нужды: лучше потерпеть в чем-либо нужду, чем затруднять близких и быть в чем-либо им в тягость. Святые и подвижники в этих случаях рассуждали так: если что мне нужно, то Господь Сам расположит сердце ближнего предоставить мне необходимое и без моей просьбы.
Однако простота в обхождении с людьми не исключает необходимости проявлять и здесь рассудительность. Мы живем в мире, про который евангелист Иоанн говорит, что весь мир лежит во зле (1 Ин. 5, 19). Как часто вокруг нас мы замечаем ложь и обман. Поэтому и доверие к людям добродетельным, искренним и простосердечным не исключает большой осторожности в обращении с людьми, преданными миру и злу.
Н.Е. Пестов. Современная практика православного благочестия. М., 2002 г.
От попросить до помолиться: о наших отношениях со святыми рассуждает игумен Нектарий (Морозов).
Где у них кнопка?
Наверное, каждый священник, да и любой сотрудник, несущий послушание в храме или в церковной лавке, гораздо чаще, нежели хотелось бы, сталкивается с вопросами о том, какому святому следует поставить свечу, чтобы разрешилась та или иная жизненная ситуация. Тревожнее всего тот факт, что такие вопросы приходится слышать не только от людей, почти ничего о христианской жизни не знающих, но и от тех, кто появляется в храме достаточно регулярно. Отсутствие должного понимания того, как складываются отношения Церкви земной и Церкви небесной, неизбежно отражается на церковной жизни человека, поэтому мне представляется важным об этом поговорить.
Нужно отдавать себе отчет в том, что молиться одному святому исключительно об исцелении глазных болезней, а другому – о хорошем урожае огурцов,– не просто обычай с языческой подоплекой. Это то, к чему подводит человека в какой-то степени специфика современной жизни. Мы всё больше привыкаем к тому, что результат в очень многих житейских вещах достигается нажатием кнопки или последовательности кнопок, причем то, как происходит сам процесс, на пользовательском уровне знать не обязательно. И что-то подобное мы подчас видим в Церкви: человек приходит в храм, и в глазах у него читается вопрос: «Где у них кнопка?». И он начинает буквально метаться в поисках того, какое действие ему выполнить, чтобы получить на выходе тот результат, на который он рассчитывает.
Конечно, играют здесь определенную роль и молитвословы, в которых издатели для достижения большего коммерческого эффекта от продаж наделяют каждого святого некой узкой «специализацией». У человека, увидевшего в таком сборнике рядом с именем определенного угодника Божия указание на свою проблему или болезнь, не возникает сомнений, что именно так и принято в Церкви.
Безусловно, некоторое основание молиться тем или иным святым в определенной нужде мы имеем; это бывает сопряжено с тем, в чем этот святой уже оказывал нам помощь, каково его житие, что в нем рассказывается о его помощи людям, какова история чудес уже по его кончине. Но и в этом случае наши молитвы к святым должны основываться не на том, что мы можем от них получить, а в первую очередь на межличностном общении. Ведь каждый угодник Божий – это прежде всего человек, который жил когда-то на земле и продолжает теперь жить на Небесах, оставаясь личностью. Мы понимаем, что если бы с кем-то из тех людей, с которыми мы встречаемся на путях земной жизни, мы общались только ради их положения и возможности в чем-то оказать нам помощь, это было бы лицемерием, но в отношении святых нам почему-то такая мысль в голову не приходит. А было бы совершенно естественным, если бы наше узнавание святителей, мучеников, преподобных, праведных, Христа ради юродивых происходило так же, как узнаём мы людей, которые нам становятся близкими: мы вникаем в их житие и как бы входим в их жизнь, а они – входят в нашу. Тогда возникает уважение, тогда приходит истинное почитание, тогда проявляется бескорыстие. И тогда из всего этого может родиться в наших отношениях со святым то, что действительно изменит к лучшему нашу жизнь.
Узнавание – из молитвы
Есть во всем этом, однако, такой момент: жизнеописание далеко не каждого святого доносит до нас живые подробности, позволяющие увидеть его поступки и особенности характера. А есть угодники Божии, о которых и вовсе почти ничего не известно. Хочется человеку глубже узнать своего небесного покровителя – а о нем в житийном сборнике всего один абзац. Получается, что многие имена в святцах должны так и остаться для нас, условно говоря, именами?
Думаю, что в любом случае нам нужно постараться выйти за рамки отношения к святому как к некоему набору фактов. Может быть, это прозвучит странно и удивительно, но узнавать святого можно и непосредственно в молитвах к нему. Ведь наша молитва не заключается только в том, что мы произнесли какие-то слова и ушли – в нашем сердце рождаются те или иные чувства, и это вызывает отклик тех угодников Божиих, к которым мы обращаемся и которые в Духе Святом видят всю нашу жизнь на земле. А из этого какое-то более определенное отношение к святому рождается уже и у нас. Возникает взаимность, и эта взаимность совершенно реальна, потому что на самом деле близость к нам святых бывает гораздо большей, нежели близость тех людей, с которыми мы можем общаться непосредственным образом.
Мы не знаем, каким именно образом святые видят помышления и жизнь всех людей, но это, несомненно, так. Преподобный Паисий Святогорец приводит в одной из своих книг такой эпизод: однажды он, по обыкновению, совершал свое утреннее правило, и когда дошел до поминовения тех святых, память которых в этот день совершается, вспомнил, что у него нет под рукой календаря. Он переезжал в это время из кельи в келью, и книги у него были упакованы, так что он не мог до этого календаря добраться. Наверное, его это очень опечалило – и в этот момент ему явился некий благолепный муж и сказал: «Отче, я такой-то святой, сегодня моя память». Конечно, нам не стоит рассчитывать на такого рода события в нашей жизни, потому что нам это гораздо скорее повредит, нежели пользу принесет. Но невидимые нити между нами и святыми протягиваются именно таким образом: мы о них постоянно помним, к ним обращаемся, надеемся на их ходатайство – и они тоже помнят нас, видят нас и однажды вдруг приходят нам на помощь.
К слову сказать, не всегда первый шаг к этому общению, к дружбе со святыми делаем именно мы сами. Всё как в обычном человеческом общении: не только мы делаем первый шаг, но и кто-то порою делает его к нам. А как такого рода шаг может сделать святой? Для того чтобы это понять, достаточно вспомнить историю чудес, которые совершались по кончине святителя Николая Чудотворца или, к примеру, святителя Нектария Эгинского. Мы знаем, что святитель Нектарий удивительным образом известен и почитаем в Канаде, в Северной Америке, хотя всю свою жизнь прожил в Греции. Всё очень просто и одновременно необъяснимо: он неоднократно являлся там православным христианам, они получали облегчение в тяжелых обстоятельствах, а потом им где-нибудь попадалось иконописное изображение святителя, и они узнавали, кто это такой. А дальше уже это почитание распространялось на их близких, знакомых и на всю христианскую общину. Примерно то же самое можно сказать и об особом почитании святителя Николая на Руси: он никогда не имел отношения ни к Русской Церкви, ни к нашему народу и мог бы остаться для нас не очень известным, если бы не его действительно необыкновенная любовь и бесчисленные случаи помощи русским людям. И точно так же, как милость и любовь святых изливается порой на целые страны и народы, может она изливаться и на конкретного человека. И, конечно, не стоит от этого недоумевать, не стоит и, наоборот, искать в этом какой-то смысл, наполняющий нас гордостью,– просто нужно на этот шаг со всей возможной для нас любовью и благодарностью откликнуться.
Просить или не просить?
Как-то мы ездили с прихожанами в паломничество по московской земле – были у святой блаженной Матроны, в Хотьково, в Троице-Сергиевой лавре, в Гефсиманском скиту. И как бы там ни было, не может не поражать такая несообразность: в очереди к раке с мощами блаженной Матроны – огромное количество людей (пришлось простоять там несколько часов), а к мощам преподобного Сергия мы все приложились за пятнадцать минут. Я люблю и почитаю блаженную Матрону, но разве нечто большее она в нашей Церкви, нежели игумен земли Русской? Почему же тогда такой ажиотаж? Мне кажется, ответ здесь один: к блаженной Матроне чаще всего едут «попросить», а к преподобному Сергию – помолиться. Из нашей церковной жизни уходит, и всё в большей степени, молитвенное предстояние святым – бескорыстное, без какой-то нужды, без сиюминутной потребности. Человек несет к раке с мощами весь набор своих скорбей, и очень мало кто находит среди этого возможность просто порадоваться встрече с угодником Божиим. А эта радость очень важна, без нее полноценное общение невозможно.
Преподобный Исаак Сирин говорит, что молитва человека должна быть сообразна с его житием. То есть когда мы испытываем в чем-либо нужду, о чем-то переживаем, не надо нести это «мимо» Бога – нужно к Нему обращаться и просить. Но нужно помнить, что есть нечто выше всего этого – желание одной лишь милости Божией и исполнения Его воли. И есть молитва «Господи, помилуй!», которая объемлет собой абсолютно всё. А в чем конкретно захочет Господь явить Свою милость, как Он проявит Свою любовь, уже совершенно неважно, потому что человек ощущает присутствие Бога и Свое доверие к Нему. С таким же настроем и в таком состоянии духа нам нужно молиться и святым. Обязательно, хотя бы иногда. И тогда они действительно, по выражению священноисповедника Афанасия (Сахарова), станут для нас братьями нашими большими.
Алексеенко Марина
Осень на Дальнем Востоке страны выдалась весьма благоприятной, преподнеся помимо климатической благосклонности от погоды еще и несказанную милость Божию: наш регион посетят две значимые святыни. Пояс Пресвятой Богородицы, привозимый в Приморский край с далекой от нас греческой земли и мироточивый образ Божией Матери "Умягчение злых сердец", который будет доставлен в Хабаровский край. В свете этих событий хочется порассуждать, а какое же место занимают святыни в нашейи жизни и о нашем же отношении к ним: способу исполнить желание, отдать дань моде, или прикоснуться через тварную вещь к благодати, подаваемой Самим Творцом? Итак...
В наши дни почитание разного рода святынь, в том числе и христианских, приняло поистине удивительные масштабы. Фактически в каждом доме есть частичка «священного». В сознании людей все перемешалось: храмы, могилы известных людей, дольмены, иконы, мощи, предметы религиозной утвари, вещи, привезенные с мест паломничеств (амулеты, камни, землица, баночки с всевозможным наполнением) и т.д.
Главное, чего хотят люди, получить какую-то выгоду, к примеру, защиту от зла, исцеление от алкоголизма, здоровье или благополучие. Но как такое отношение, да и само наличие святынь, соотносится с христианством?
Для начала хотелось бы разобраться, кто был достоин называться святым? Прежде всего, слово «святой» в христианстве (за исключением некоторых протестантских конфессий) благочестивый и добродетельный человек, канонизированный церковью, являющий собой образец добродетели и пребывающий по учению Церкви после его кончины на небесах и молящийся перед Богом за всех людей, ныне живущих на земле.
Святым всегда называли лишь Бога. Древний пророк, восхищенный на небо, видит на небесах Престол Божий, вокруг летают Ангелы и взывают: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф...» Человек или какой-то религиозный предмет могут быть святыми, лишь если святость им сообщит Бог, если Бог приобщит к своей Святости.
Итак, святой - значит Божий. Это тот, в ком действует, производит свою работу Бог. В высшем смысле это тот, в ком, как говорят Священное Писание и Предание, «изобразился» Бог.
В последнем смысле и понимают сегодня это слово православные. Едва ли вы найдете православного человека, который скажет, что он - святой. Это, по крайней мере, нескромно. Напротив, чем праведнее человек, тем очевидней для него, что его от Бога, от Божьей чистоты, праведности, святости отделяет огромная дистанция.
Наше отношение к святыне совершенно иное, мы ведь знаем, что Господь нам посылает чудеса для того, чтобы мы уверовали в Него, не сомневались в Его могуществе. Как относится православный к святыням, а как человек, не имеющий никакого понимания, что это есть храм, икона, святыня? Многим знакома ситуация, когда по всем средствам массовой информации гласят о приезде частичке святыни в храм, и о том, что приложившись, вы избавитесь, от всех ваших проблем. Сколько сразу желающих приложится к частичке святости – ведь обычно на Божественной Литургии людей буквально можно по пальцам пересчитать, а в такие моменты, - очередь бесконечна. Для кого-то это милость Божья, а для кого-то, увы, лишь «дань моды». В постсоветской литературе, распространяемой в православных лавках, предлагаемые к почитанию люди очень уж часто представлены как «белые маги», тесно связанные с теми или иными святынями. Главный критерий истины в этих публикациях очень далек от христианства: работает (помогает сбыться желаниям) - значит, истина.
Христианское отношение к святыне - благоговение и почитание - базируются большей частью на личной вере в Бога, даже на психологической и педагогической стороне этой веры. Но язычникам ближе категория освящения простого профанного, получение чего-то от самой святыни. Христиане в миссионерских целях не отвергли эту идею полностью, они удалили из понимания святынь их самодостаточность и указали на источник всех благ - Бога. Церковь вполне допускает общепринятое для того времени (и очень популярное сейчас) отношение к святыням, как к чему-то через что или с помощью чего Бог изливает на людей Свои дары, свою благодать. Важно здесь то, что определяющим все-таки остается личная вера, личные отношения с Богом, речь не идет о достоинстве/не достоинстве, в конечном итоге речь идет о любви.
Я думаю, правильное отношение к святыням в наши дни таково: Бог через разного рода святыни по молитве христиан или по нужде человека может явить Свою милость и благость. Святыня ценна связью со Христом и Церковью, и ей полагается некоторого рода почитание и благоговейно-охранительное отношение в целом. Жизнь Церкви, по сути, может происходить и без святынь. Церковь не может жить без живой личной веры христиан, без евангельского благочестия, без Евхаристии и других, так называемых таинств (Крещения, Священства, Венчания и т.д.), без нравственного личного труда человека. Как святыни могут помочь в этом? Очень просто – своим примером. В общем, любая святыня может принести нам духовную пользу, если мы принимаем ее с благоговением. И никакая святыня, даже самая величайшая, не сможет растопить лед, если человек этого не хочет, ведь Бог уважает нашу свободу…
Странные слова сказал Христос в своей Нагорной проповеди: говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду… кто скажет: “безумный”, подлежит геенне огненной (Мф 5 :22). И еще прибавляет: Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф 5 :28). Получается, мало не совершить нечто плохое, нужно еще и не подумать так. Кто же может спастись при таких требованиях? Ведь оказывается то, что мы обычно называем незначительным, на что и внимания не обращаем, на самом деле - краеугольный камень нашего спасения. Как сказал сам Христос: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф 5 :48).
Как святые откликнулись на этот призыв Спасителя? Как относились к «незначительным» грехам?
Об этом в новом материале «Фомы» проекта .
Случай с камнями из жизни праведного Антония Муромского
Святой праведный Антоний Муромский (1762–1851) последние 23 года своей жизни провел в уединении в крошечной келии неподалеку от города Мурома. Творя неустанную молитву, святой вскоре получил от Бога дар прозорливости. Со всех сторон к нему стали стекаться люди за помощью и советом.
Однажды к праведному Антонию пришли две женщины. Одна, совершив тяжелый грех, со слезами во всем призналась старцу. Другая же самодовольно говорила праведнику, что ни в одном «большом» грехе не повинна. Выслушав обеих, святой первой повелел сходить и принести ему большой камень, а второй - набрать мелких камешков. Женщины, исполнив странное указание старца, через некоторое время вернулись. «Теперь отнесите и положите эти камни точно в те места, откуда вы их взяли», - сказал праведник. Женщина с большим камнем легко исполнила новое странное повеление святого. Вторая же в смущении вернулась к Антонию с камешками в руках, сетуя на то, что точно не помнит, откуда она их собрала. Тогда наконец старец объяснил им для чего понадобились все эти «перемещения» камней. Женщина, набравшая множество камешков и не сумевшая положить их на место, живет с многочисленными грехами, страстями и помыслами, к которым она привыкла и потому не исповедует, и даже не помнит о них. Первая же, совершив тяжёлый грех, глубоко в нем раскаявшись, сумела от него избавиться, как и от большого тяжелого камня.
Болезненная реакция на «безболезненные» грех
На страницах святого (354–430) можно встретить доскональный (поначалу даже кажется, что слишком) анализ совершенной в детстве шалости. Будучи подростком, будущий святой в компании приятелей, забрался ночью в чужой сад, чтобы стащить поспевшие к тому моменту груши. Украденными плодами он даже не насладился - просто выкинул их. Годы спустя Августин многие страницы своей легендарной книги посвятил всестороннему анализу случившегося. Он провел целое психологическое расследование, беспощадно разбирая все движения своей души, пытаясь с точностью установить истинные мотивы своего проступка.
Так глубокая вера блаженного Августина и ревностное желание во всем оставаться верным Евангелию открыли святому, какое влияние оказывают на нашу жизнь дела и мысли, которые кому-то кажутся незначительными и заурядными.
Опыт «ревизии» мыслей
Подвижники первых веков христианства с большим вниманием относились не только к своим поступкам, но и к помыслам.
Один монах-пустынник для устранения дурных помыслов изобрел остроумный метод. Он собирал перед собой кучку камней и ставил две корзины: справа и слева. Каждый раз, когда его во время рукоделия посещала хорошая мысль, он клал один камешек в правую корзину, а когда скверная - в левую. Таким образом к концу дня святой мог произвести своеобразную «ревизию» своих помыслов. И если в левой корзине камешков оказывалось больше, то подвижник лишал себя еды на весь следующий день.
Авва Зенон и случай с огурцом
Святые, работая над чистотой своих мыслей, доходили иногда до крайних, почти немыслимых мер. Так из «Духовного патерика» известен случай о том, как святой авва Зенон (IV век), путешествуя в Палестине, страшно утомился от жары и присел отдохнуть в тени. Неподалеку находился огород местного земледельца. Тогда подвижнику пришла мысль взять один огурец, чтобы подкрепиться и утолить жажду. И авва мысленно спросил себя: «Разве не знаешь, что воров подвергают наказанию? Испытай сам, на этом самом месте, можешь ли перенести наказание?»
Пять дней Зенон простоял под палящим солнцем, опытно испытав на себе духовные последствия такого греха.
Святой сделал вывод: «Не могу снести наказания! А если не можешь, то не воруй».
«Маленький» грех под оптикой святости
Знаменитый на всю Россию святой и чудотворец (1812–1891), уже будучи в преклонном возрасте, со скорбью сказал: «Прожил я в монастыре 40 лет и не нажил 40 реп; истинно чужие крыши покрывал, а своя раскрыта стоит; а мне уже доходит 67-й год».
Иеромонах Платон - духовник старца - об исповеди преподобного рассказывал: «Как назидательна была исповедь старца! Какое смирение и сокрушение сердечное выказывал он о грехах своих! Да и каких грехах! О таких, которые мы и за грех не считаем… Посмотрю, посмотрю на плачущего старца, да и сам заплачу».
Величайший подвижник прошлого века отец - человек, который творил чудеса, обладал даром прозорливости, был исполнен молитвенного горения… Но если открыть его личный дневник от 1908 года, можно прочитать нечто совершенно парадоксальное. То, что замечает за собой великий святой, настолько обычно, знакомо каждому из нас, что невольно начинает казаться, что великий праведник был совершенно ординарным человеком, со своими страстями, злыми помыслами, «стихийными» поступками. Достаточно привести несколько отрывков.
18 июля. Пятница. Обедня. Служба с диаконом отцом Николаем безголосым. Случилось искушение: диакон другой день не помогает в самой главной части Литургии; уклоняется от возношения Святых Даров и не причащается; это меня огорчило и произвело во мне тайную неприязнь к нему; я смутился, но тотчас тайно покаялся Господу, прося изменить злое расположение сердца на благое, кроткое, со всепрощением диакону, и дать мне мир и достойное совершение Таинства с причащением - и Господь преложил чудно сердце мое, обновив и умиротворив меня. Слава Богу.
19 августа. Прости мне, Господи, что я нарушил главизну закона Твоего - любовь к ближнему, и раздражился на слугу свою, и «дурой» назвал ее во гневе. Каюсь. Прости, исправь, не допусти до греха впредь.
27 октября. Ночь. Благодарю Господа всем сердцем за скорое избавление меня, в тайне сердца моего, от лютой диавольской беды, постигшей меня из-за злого каприза сердца моего на Веру (Перцову), Марию и еще Наталью, выдвинувшихся в церкви впереди всех. Едва молитвою и смирением я избавился от злобы врага, охватившей мое сердце и потопившей было меня. - О, как я был рад о спасении моем от Господа! - Слава Тебе!
Однако, читая эти личные записи Иоанна Кронштадтского, можно заметить и нечто как раз чуждое большинству из нас. За каждым таким проступком и даже мыслью следовал немедленный анализ и глубокое раскаяние. Святой, чутко откликаясь на любые, даже малейшие внутренние движения, греховные помыслы, мгновенно подмечал их и тут же начинал сокрушаться о содеянном перед Богом. «Маленький» грех под оптикой святости тут же обнаруживался и искоренялся. И так - каждый день.
Давайте посмотрим, как обычный человек относится к людям. Вот, например, я обычный человек, я часто читаю лекции и смотрю на слушателей. И если кто-то не слушает мою лекцию, кому-то неинтересно, то меня это не вдохновляет, и я понимаю – это враги. Вы не понимаете, что значит быть лектором, а вас не слушают. Я думаю, что даже есть специальный ад, куда попадают невнимательные слушатели, где им приходится давать лекцию, а все ковыряются в своих телефонах. Я думаю, что этот ад на Земле уже даже есть – это современные школы. Однажды я давал лекцию в университете, и я был в шоке. Я привык, что люди слушают меня, кивают, соглашаются, но тогда в университете я делал все, что можно: и танцевал, и пел, лишь бы они меня слышали, а им было все равно: «Ну, подумаешь, что-то мужик танцует, это его проблемы». Вот это был ад. Может, им тема была неинтересна, я о морали читал, а им, может, интересна математика, алгебра.
То есть обычный человек считает других хорошими, если они для него делают что-то приятное, исполняют его ожидания. Кто такие хорошие люди? Это те, кто ко мне хорошо относится, здоровается, дает пирожки, не обижает меня. Согласны? И если вдруг этот хороший человек неожиданно стал делать что-то неприятное для меня, то мы говорим: «Надо же, как испортился-то, время-то что делает с людьми». Он становится для нас нехорошим человеком.
Для обычного человека существуют люди хорошие и нехорошие. И часто эти хорошие и нехорошие меняются местами. Был хороший, даже родственник, а стал нехорошим. Так смотрят обычные люди. Кто-то обижает меня – значит, плохой человек. И для кого-то, кстати, вы являетесь хорошим человеком, и вы же для кого-то являетесь плохим. Но вы-то не меняетесь, вы же тот же самый. Но кому-то вы что-то не сделали, а кому-то что-то сделали.
Как смотрит на людей госвами? Так как он не ищет счастья от чувств, получается, что хороший человек или плохой – это не является мерилом. Госвами смотрит глубже и видит, что мы все, оказывается, родственники. Из-за того, что мы опираемся на наши чувства (приятно-неприятно), мы не видим того, с кем мы общаемся, мы не обращаем на него внимания. А госвами смотрит глубже и видит нашу единую природу и то, что мы растем все из одного корня. Мы все дети одного отца, у нас у всех одно отчество – Богович. Но мы этого не замечаем, потому что неприятно для чувств: не слушает мою лекцию – значит, нехороший человек, а этот слушает – значит, хороший.
Святой человек, госвами, является другом всех живых существ, у него нет врагов, он никого не считает своим врагом. Он не делит людей на русских и не русских, кошек и собак, людей и не людей, он смотрит и везде видит жизнь, сознание. Мы все родственники. А как к родственникам надо относиться? Очень хорошо, потому что этот родственник связан с тем, в кого я полностью влюблён.
Представьте, что вы влюблены. Вы приходите к этому человеку домой, а там живет кошка, толстая такая, противная невероятно, но хорошая, говорят. И вы заходите, а кошка лежит на диване. И что, вы возьмете за хвост и выкинете? Нет. Вы себя аккуратно ведете с этой кошкой, потому что она очень дорога человеку, в которого вы влюблены. Вы говорите: «О, какая кошка хорошая!» И что делает человек, в которого вы влюблены? Радуется. Правильно. А если вы её за хвост дергаете? Как человек реагирует? Он говорит: «Иди отсюда, это моя кошка. Что ты с ней делаешь? Это же я, это продолжение меня». Поэтому не может быть так, что человек влюблён в Бога и в то же время кого-то дергает за хвост, кусает и говорит, что это враги. Такого не бывает. Если он так реагирует, то интересно, что же за Бог у него? Похоже, не тот, и он ничего не понимает.
Итак, святой человек не имеет врагов. Кто-то может считать его своим врагом, но он никого врагом не считает. И когда он смотрит на других людей, он излучает уважительное отношение ко всем живым существам. Это то, что он чувствует реально, это нельзя имитировать. Вспомните историю про Иисуса Христа, один эпизод из его жизни, когда фарисеи, книжники, решили его скомпрометировать. Они же не сразу хотели его убивать, они хотели поймать его, что он ошибочно проповедует. Они задали ему интересную задачку. Поймали какую-то женщину, которая изменяла своему мужу, и привели её к нему. По закону ее нужно закидать камнями, чтобы другим было неповадно так поступать и чтобы она могла очиститься от этого греха. Они привели ее к тому месту, где сидит Иисус, и спросили: «Скажи, учитель, по законам мы должны её убить сейчас. А твоё какое мнение?» Женщина в истерике, ей страшно. И Иисус почувствовал, что эти люди не хотят правды, они хотят его просто как-то поймать. Он что-то писал на песке и, даже не смотря им в глаза, сказал: «Кто из вас не без греха, пусть первый кинет в неё камень». И он сказал это с таким пониманием, что они почувствовали, что тут не скроешься, не обманешь, как-то всё серьёзно. И у всех появились срочные дела, все разошлись, и никого не осталось. Одна эта женщина. Не то что она была святая, нет. Она была падшая, грешная, она совершила неправильный поступок, но она осталась одна. Он посмотрел на неё, но не так, как все люди на неё смотрят. Люди смотрят либо с привязанностью к её телу, к её качествам, либо с ненавистью за то, что она падшая. А он что-то увидел в ней – не то, что все видят. И она это почувствовала, что он смотрит на неё куда-то глубже.
Представьте, что у вас какое-то горе, что-то не получилось и вдруг кто-то приходит, вас успокаивает, говорит: «Ты хороший, у тебя получится». Но если он это не имеет в виду, то вы ему не верите, правда? Вы понимаете, что он говорит пустые слова. Если он в вас не верит на самом деле, то и вы ему не поверите. И вот в неё никто не верил, она слишком падшая. Но он увидел в ней её природу. А по природе мы все хорошие. И в его взгляде было понимание её природы. Она подумала: «О, вот это да, ко мне так никто не относился». И он сказал ей: «Иди и больше никогда так не делай». И так её пробило это отношение, что она стала его последовательницей, пошла за ним, изменилась – только лишь из-за взгляда этого человека. Он посмотрел на неё так, как никто никогда не смотрел на неё. Он увидел в ней изначальное хорошее. И она захотела стать тем изначальным хорошим, кем она является.
Вот так госвами, святой, относится к людям. У него нет друзей, врагов. Он не говорит: наша религия, ваша религия, конфессия, русские, не русские, это животные – там нет души.
Как внешне проявляется его такое отношение? По взгляду бывает непонятно. Надо посмотреть на его действия. Что делает обычный человек, если ему кто-то нравится? Если человек обычный и немного глупый, то он начинает исполнять желания того, кто ему нравится, при этом даже не думая, а принесёт ли это благо тому или нет. Тот, кто немного соображает, уже задумывается, все ли желания надо исполнять. Если ребенок просит: «Можно я из лужи попью?» – то человек понимает, что можно, конечно, из любви разрешить ему попить из лужи, но потом ему будет хуже, поэтому, может, не надо это делать. То есть более разумный человек, если хочет выразить кому-то уважение, хорошее отношение, начинает смотреть, какие вещи принесут благо тому, кого он любит.
Если человек ещё более разумен, если это святой человек, то он начинает вести себя так, чтобы это принесло не только сиюминутное благо, а пододвинуло бы к тому, чтобы этот человек стал ближе к совершенству. То есть он будет вести себя так, чтобы приближать людей к Богу. И это будет выглядеть по-разному. Если это его ученики, люди, которые доверяют ему, то он может даже ругать их, потому что они позволяют ему, они готовы к этому. Если это не его ученики, то он будет иначе вести себя с ними, но так, чтобы они приближались к Богу. Где-то он простит, где-то он уйдет, но всё, что бы он ни делал, он делает так, чтобы это приближало тех, с кем он общается, к Богу.
У таких людей есть очень интересная особенность. Они очень изобретательны, креативны в том, чтобы приближать людей к Богу. Есть одна история из «Пуран» – о Нараде Муни. Нарада Муни – это персонаж многих историй. Однажды он попал в гости к одному бандиту, который промышлял разбоем.
Он шёл по дороге, бандит выскочил, как это водится, и говорит:
– Жизнь или кошелёк?
– Денег нет.
– Значит, жизнь отдашь.
– Хорошо, но я хочу тебе один вопрос задать философский. Скажи, ты же для родственников стараешься, не для себя?
– Ну да, семья, надо содержать. Я ж не для себя ворую. Если б для себя, то понятно, грешник, но для семьи же.
– А ты узнай сходи у своей семьи. Они же знают, что придётся расплачиваться за всё это. Ты спроси у них, узнай, они с тобой пойдут на «ипотечные планеты»?
– Конечно, сейчас спрошу, они меня так любят!
И он приходит к своей семье и спрашивает:
– Вы же меня любите?
– Да, очень любим.
– А вы пойдете со мной на «ипотечные планеты»? Надо же будет расплачиваться за ипотеку-то. Мы сейчас в долг берём, я же у людей беру.
Они говорят:
– Это твои проблемы. Твоя обязанность – нас кормить. А как уж ты это зарабатываешь, твои проблемы, сам разбирайся.
И он не ожидал такого. Печальный, приходит к Нараде Муни:
– А что делать? Как долги отдавать? Как грех с души снять?
– Молиться надо. Повторять имена Господа.
Мы знаем, что у нас бывает много имен, кто-то говорит «дорогая», кто-то обращается по имени-отчеству, у нас может быть много имен, отражающих разные качества. Поэтому у Бога тоже может быть много имен.
Нарада Муни говорит:
– Тебе надо молиться, повторять имя Рама.
«Рама» значит источник радости, и источник ее – Бог. Но бандит не смог выговорить слово «Рама». Настолько он был греховным человеком, что не мог произнести имя Бога. Нарада Муни думает: «Что же делать, как помочь этому человеку?»
И он говорит:
– Я вижу, ты всё время со смертью связан. Тогда повторяй «смерть» (на санскрите смерть – «мара»). Мара можешь сказать?
– Да.
– Вот и повторяй: «Мара, мара».
Но когда все время повторяешь слово «мара», то в итоге получается «Рама». Этот человек, очистившись, стал мудрецом Вальмики и написал «Рамаяну». Вальмики означает «муравей». У него было так много грехов, что, пока он повторял святые имена, вокруг него появился муравейник.
То есть святые люди, госвами, очень сообразительные, они все время думают, как так или иначе помочь человеку, даже если у него есть желание купить двадцать первую пару сапог.